Страница 69 из 85
Он подхватил ее под локоть и сильно потянул, заставив встать.
- Оставьте меня! – возмутилась Ингрид, снова выдергивая руку и отталкивая его.
- Ну-ну, - Шеридан улыбнулся и поднял руки, будто бы сдаваясь. – Какая дикая, надо же. А так и не скажешь. С виду – сама простота. Но так даже лучше. Люблю темпераментных.
- Пошел вон! – прорычала девушка, сжимая кулаки.
- Ты все еще плохо понимаешь свое положение, - усмехнулся он, глядя на ее искреннюю, но смешную ярость. – Завтра каждая собака в городе будет знать, за кем ты так послушно таскалась, выполняя приказы. Ты будешь даже не слугой тьмы, а жалкой подстилкой зазнавшегося и падшего епископа. А уж какие домыслы будут по поводу вас двоих… Идем со мной, пока не поздно. Переждешь бурю, а там начнешь новую жизнь: богатую, свободную, интересную. Не забесплатно, конечно. Я тебе не муж, чтоб долг справлять с бревном. Придется потрудиться…
Звук крепкой пощечины разлетелся по залу многократным эхом.
- Сильно, - ошарашенно заметил Шер, двигая челюстью, как будто девушка могла ее повредить. – Ну, что ж, дело твое, настаивать не буду. Если вдруг передумаешь – до вечера жду в поместье Клебль, что на улице Дикой розы. А завтра – уж прости – уеду подальше от ОППЛя, чтоб не доставали допросами. Видишь ли, я тоже начинаю новую жизнь: мне предстоит возглавить церковь моей госпожи. Приятного вечера, леди Эссен! И ради всех богов, оставьте вы этого несчастного! Это уже не человек, а медленно протухающая тушка.
Шер, как ни в чем не бывало, отсалютовал ей, сунул руки в карманы брюк и, насвистывая, пошел к выходу из зала.
Ингрид проводила наглеца возмущенным взглядом. Внутри у нее все кипело, и от недавней опустошенности не осталось и следа. Как он мог предложить ей подобное? Даже будь Шер тысячу раз святым, она бы не согласилась вот так продаться. Да, она обносилась. Да, она неудачница. Да, теперь ее отринет высшее общество. Но ее вера осталась неизменной.
Девушка прислушалась к своим ощущениям и с удивлением поняла, что это правда. Боги не покинули ее: они никогда и не были рядом. Она сама себе выбирала путь света. Сама училась не быть рабом вещей и чужого мнения. Сама решала, куда идти и чем заниматься. И сейчас внутренний голос настойчиво подсказывал ей, что нужно делать. Ведь даже в самом страшном человеке есть живая душа. И сейчас она нуждается хотя бы в утешении.
- Я отвезу вас в ОППЛь, - сказала Ингрид шефу, закидывая себе на плечо его безвольную руку. – Там Тео и Лёкинель, они помогут.
Особой уверенности в этом у нее не было, только надежда. В конце концов, даже если причина недуга кроется в душе, страдает-то тело. А на тело действуют отвары, заговоры. И есть еще ментальная магия Больных душ мастера. Если нельзя обмануть смерть, можно хотя бы облегчить боль. А если совсем ничего нельзя сделать, то… смерть можно и поторопить, не дожидаясь, пока погаснет последняя светлая печать.
- Ну, помогите же мне, Эркхарт, - пропыхтела Ингрид, с трудом отрывая тело шефа от мрамора пола. Доблесть сестер милосердия, помогающим раненым выбраться с поля боя, резко взлетела в ее списке почитаемых достоинств до недосягаемых высот. Каким же тяжелым может быть человеческое тело!
Почувствовав настойчивые попытки его поднять и расслышав просьбу девушки сквозь дымку полузабытья, шеф все-таки попытался взять контроль над своим раздираемым семеркой темных богов телом. Он ухватился за Ингрид мелко дрожащими руками, повис, кое-как пытаясь подняться. Наконец, они вместе обрели относительное равновесие и двинулись к выходу. Каждая ступенька была сравнима с высочайшей горой, и, преодолевая их, Ингрид представляла, как было бы здорово, если б после каждого подъема позади оставался бы один из богов тьмы со своей черной печатью. Но, с другой стороны, выздоровей Эркхарт подобным образом, как бы ей было находиться рядом с ним? Пожалеть страдающего было не так уж и сложно. Можно даже понять и простить со временем. А попробуй-ка принять шефа прежним – здоровым и сильным – зная, кто он и что делал.
Ингрид физически ощутила, что тащит на себе само воплощение тьмы. Сосуд, полный темных богов, которые прямо сейчас терзают жалкую человеческую душу и делят ее на куски. Какое жестокое наказание. Уж лучше б они его казнили.
В холле были люди – немного, человек десять священников и еще не убравшихся восвояси служителей Управления. При их появлении они подались в стороны, будто двое медленно бредущих людей умирали от чумы. Эркхарт то находил в себе силы сделать десяток-другой шагов, то вновь проваливался в небытие, невыносимым грузом повисая на Ингрид и заставляя ее молиться, чтобы они оба не упали тут на потеху зевакам. Но, к счастью, до выхода они добрались без происшествий. Только разок Ингрид оступилась, запнувшись на лестнице и едва не спустив себя и шефа кувырком вниз.
- До «Тамариного берега», - сказала она ближайшему извозчику, пригнавшему поживиться на общественном мероприятии.
- Чур меня! – отшатнулся мужик, глядя на месиво черных печатей: натянуть на шефа рубашку Ингрид так и не смогла. – Не повезу! Слыхал уже.
- Сотня! – напрямую заявила Ингрид, вдесятеро завышая сумму за подобную дорогу.
- Девушка, да вы поймите, - замялся извозчик. – Ко мне ж потом никто не сядет…
- Тысяча, - не дрогнув, сказала Ингрид, обрывая с пояса кошель с деньгами, что дал ей Лауде-старший. – И еще пара сотен, если поможешь его затащить.