Страница 70 из 85
По лицу извозчика пробежала волна сомнения. Ингрид практически услышала, как в его голове шепчутся темные боги. Жадность победила.
Вжав голову в плечи, мужик кое-как свалил ослабшего Эркхарта на сиденье, вскочил на козлы и хлестнул лошадей, срывая бричку с места. Ингрид, еще не успевшая занять свое место, повалилась на шефа, бранясь на торопыгу.
Зеваки, которых уже много собралось на площади перед собором, быстро остались позади. Потянулись темные и безлюдные закоулки столицы: извозчик выбрал кружной путь, чтобы встретить поменьше знакомых. Ингрид это было только на руку. Она потянула сложенную гармошкой кожаную крышу брички, обычно защищавшую от дождя, и кое-как закрылась от внешнего мира: по крайней мере, хотя бы в спину не будут пялиться. Бешено прыгающий по булыжникам экипаж нещадно трясло, безвольное тело шефа склонилось набок и билось виском о деревянный бортик. Немного помявшись, Ингрид притянула Эркхарта к себе и крепко обняла, не давая упасть. Помогать, так до конца. В конце концов, не перепрыгнут же на нее темные печати!
Тело шефа горело огнем, черные знаки были так горячи, что практически обжигали. Погода снова испортилась. Похолодало, и с неба начал накрапывать противный дождь, пропитывая юбки. Извозчик ругался, на чем свет стоит, но косился на мешочек с деньгами и продолжал гнать. Столица быстро осталась позади, потянулись сначала серые от дождя луга и перелески, а затем и «Тамарин берег» показался на горизонте.
К тому моменту, когда они прибыли в ОППЛь, погода испортилась окончательно, и ледяной ливень превратил Ингрид из леди в мокрую побирушку, дрожащую и с постукивающими от холода зубами. Ее не спас даже жар тела Эркхарта. От него валил пар, а белая печать призрачно светилась в неожиданно навалившихся сумерках.
- Тео! – закричала Ингрид, спрыгивая с экипажа в грязную лужу и глядя на освещенные окна ОППЛя, обещающие уют и горячий чай. – Лёкинель!
Пока она с надеждой вглядывалась в окна, извозчик под шумок ухватил вожделенный мешочек и принялся спешно выпихивать из экипажа окончательно потерявшего сознание Эркхарта, норовя скинуть его в грязь. Ингрид едва успела подставить плечо и охнула под весом безвольного тела. К счастью, в ОППЛе ее все-таки услышали.
- Ну и дела, - только и вымолвил Тео, подбегая, чтобы подхватить шефа с другой стороны. Лёкинель тоже настороженно выглянул наружу и поторопился пошире распахнуть дверь, а потом и сменить девушку. Ингрид выпуталась из-под непосильной ноши, тяжко вздохнула и рухнула в кресло, пачкая обивку и нисколько этого не смущаясь.
- Мы уж думали, вы не вернетесь, - заметил Лёкинель, помогая целителю уложить шефа на диванчик. – Мать моя, что это?
Целитель и мастер уставились на месиво пульсирующих знаков на груди Эркхарта.
- Даже не спрашивайте, - устало отмахнулась Ингрид. – Лучше скажите, можете ли вы с этим что-нибудь сделать? Обезболить там, погрузить в глубокий сон или еще что?
Лёкинель первым наложил ладонь, прикрыв глаза и прислушиваясь к происходящим внутри тела процессам. Нахмурился, цыкнул, тяжело вздохнул.
- Никогда с таким не сталкивался, - наконец, признал он, потирая руку, словно отшиб ее. – Жутко.
Тео тоже прощупал странные знаки, особенное внимание уделяя границам, будто присматривался, нельзя ли их сковырнуть скальпелем.
- Не по моей части, - наконец, с сожалением признал он. – А что это вообще?
- Печати темных богов, - пояснила Ингрид. – Завтра узнаете. Из газеты или сплетен. Так вы можете помочь или нет?
- Могу заварить успокоительное и обезболивающее, - предложил Тео. – Или нет, у меня где-то был летучий взвар – он лучше для бессознательных состояний. Но это только ослабит симптомы. Ну, смесь какую для укрепления сил могу дать. Но это все.
Он встал и загремел склянками в своем саквояже.
- А ты? – она перевела взгляд на Лёкинеля. Тот вместо ответа склонился надо лбом Эркхарта, положил ладони ему на виски и принялся что-то шептать.
Морщины на лбу Ингрид разгладились. Она глубоко вздохнула и почесала спину. Промокшее платье противно липло к телу, холодило и тянуло вниз, а волосы растрепались и прилипли к лицу. Убедившись, что лекари всерьез занялись делом, она сходила к себе в комнату и переоделась в сухую рубашку и домашний халат.
Когда она вернулась в гостиную, там уже никого не было. Заглянув в лекарские палаты и не обнаружив там никого, кроме незнакомой девицы с головой козы, рыдающей над маленьким зеркальцем, она развернулась к лестнице, но остановилась, встретив взгляд Анжи, прячущегося за корзинкой Арнольда.
- А вы – на дежурстве, - строго сказала она им. – Арнольд, гляди в оба… в смысле, присматривай, чтобы сюда не явился кто-нибудь невидимый, вроде Шера. Отныне ты у нас недремлющее око. А ты Анжи – его голос: если что, зови. И без глупостей больше. Мне и так теперь до конца жизни хватит.
Парочка тут же воодушевленно устремилась в центр гостиной: не столько всерьез озаботившись миссией, сколько радуясь новому статусу и радуясь прощению.
Ингрид посмотрела им вслед и едва не позавидовала их беспечной жизни. Хорошо быть несчастным калекой: все тебя жалеют, прощают глупости и излишние эмоции. Многие заботятся, и совершенно никто не остается равнодушным – пусть хотя бы и в глубине души. А трудней всего обычным людям. Никто не хвалит их за обычно проделанную работу, не вручает награды за ежедневный опостылевший труд. Никто не изумляется их способностям, не поддерживает, не подбадривает. А зачем? Ведь ничего выдающегося. Все, как у всех. Хоть удавись.