Страница 67 из 85
На этом можно было встать и уйти. Но девушка будто примерзла к сиденью, лишенная воли и сил. Грудная клетка вздымалась тяжело, воздух с трудом достигал легких. Звуки пропали, остался только шум в ушах и какой-то назойливый звон. Слушание шло своим чередом, передавались по кругу бумаги, вещал Рэйне, спорил конклав. А она все смотрела на Эркхарта. И он смотрел на нее. Смотрел, будто извиняясь, что разочаровал. Или ей это лишь казалось? Ведь если все это правда – а это правда, он сам признал – то она совершенно не разбирается в людях. И тот, кто сейчас стоит в центре зала с отсутствующим взглядом – истинное чудовище. Человек, пожелавший возвыситься над другими, потеснить даже богов. Какое самомнение для этого нужно иметь, как мало ценить чужие жизни…
Неожиданно все вокруг встали. У Ингрид закружилась голова. Девушку подхватила под локоть жесткая рука свекра и тоже заставила подняться. Говорил уже не Рэйне, а кто-то еще из епископов – седой старик с сиплым и надтреснутым голосом. Речь его звучала негромко, но отчего-то пробилась сквозь звенящий шум в голове Ингрид:
- … будет наказан путем стирания светлых знаков. Разумеется, печать епископа мы убрать не в силах, но до истечения срока служения осталось меньше суток. Завтра конклав соберется повторно и выберет нового епископа Доверия. При постановке новой печати прежняя, разумеется, исчезнет. Таким образом, на теле виновного останутся только темные знаки. Стереть их мы не можем, да и не должны. Так пусть боги тьмы сами разберутся с дерзнувшим претендовать на их трон. Решение конклава окончательное и обжалованию не подлежит. Эвелий, приступайте.
К груди Эркхарта поднесли небольшую каменную полусферу. Ее почтительно придерживали служители церкви в бархатных перчатках. Они стали совершать ею спиральные движения, начав от печати епископа. Ничего сверхъестественного не произошло, когда камень коснулся испещренной рисунками кожи, только Эркхарт вздрогнул – видимо, от холода или неожиданности. Но там, где прошелся странный артефакт, больше не было светлых линий, только красноватая, будто воспаленная кожа. Лицо Эркхарта дрогнуло, когда стерлась первая печать. Из горла вылетел короткий хрип. После исчезновения второй печати он дернул плечами. Кто-то из служащих Управления снял заклинание с его запястий, придя к выводу, что это уже лишнее. Эркхарт не пытался защищаться или применять магию – ему явно было не до того. На последней печати он сполз на пол, никем не придерживаемый, и сжался в комок на холодном мраморе пола, беззвучно скребя по нему ногтями и рывками хватая воздух.
Ингрид вся напряглась. Ей хотелось броситься вперед, прикрыть собой обнаженную спину Эркхарта и закричать. Закричать вместо него, потому что из оскаленного в гримасе страдания рта не доносилось ни звука. Шеф только корчился и сучил ногами.
Слушание закончилось. Конклав произнес еще какие-то официальные речи, а затем людская масса зашевелилась и потянулась к выходу. Многие останавливались посмотреть на преступника, некоторые пятились или оглядывались через плечо, но все старались держаться от него на расстоянии. Даже Рэйне ушел, не бросив на бывшего друга и прощального взгляда, будто тот больше не существовал. Только невидимый для окружающих Шер подошел ближе и присел подле него на корточки.
- Идемте, Ингрид, - холодный голос свекра не сулил ничего хорошего.
- Нет, - ответила девушка, сама не зная, зачем.
- Вы и так наделали слишком много ошибок, - угрожающе прошептал граф Эссен, больно сжав ее плечо. – На выход, дорогуша. Нам предстоит долгий разговор.
- Оставьте меня, - Ингрид с силой дернула руку. – Какая теперь разница?
- Я исключу вас из семьи, - предупредил граф.
Девушку прошиб холодный пот. Она всегда была послушной и правильной. Никому не желала зла, заботилась и помогала. И это ее награда? Быть брошенной, обманутой, оклеветанной, изгнанной. Почему служителей тьмы их боги всячески балуют и награждают, а тех, кто идет дорогой света, не ждет ничего, кроме бесконечных испытаний? Зачем мучиться, если справедливости нет и никогда не будет?
- Ингрид! – граф повысил голос, перейдя на змеиное шипение.
Девушка посмотрела на него пустыми глазами. Что-то в ней сломалось, и больше не было страшно. Теперь никто не диктовал, как правильно и где границы дозволенного. Моральный облик, мнение окружающих, статус и престиж, о которых так пеклись Эссены - все это стало неважно. Черное с белым перемешалось в сплошную серую кашу, и Ингрид словно физически почувствовала, что Пути, которому она следовала, больше нет. Мир был бесконечен, но пуст и холоден. Ей больше некуда было идти.
- Оставьте меня, - спокойным голосом повторила девушка, чувствуя, как расслабляются напряженные мышцы вместе с осознанием того, что она больше ничего не должна и никому не нужна.
И граф ушел вместе с последними священниками, оживленно обсуждающими неслыханное событие. В зале остались только Ингрид, Шер и пребывающий в предобморочном состоянии Эркхарт.
Подобрав платье, девушка медленно выбралась из ряда и пошла вниз по широким и плоским ступеням. Стук каблуков неприятно дробился и отдавался гулким эхом в пустом и слишком большом зале. Ее влекло темное тело на мраморном полу – вздрагивающее и бессмысленно подергивающееся, как в предсмертных конвульсиях, но определенно еще боровшееся и на что-то надеявшееся. Наверное, ей не стоило подходить. Наверное, нужно было сделать вид, что она возмущена и порицает. Уйти вместе со всеми. Да что там – впереди всех! Бежать, кричать, плакать, убеждать всех и каждого, что ее обманули, оклеветали, использовали. Но на самом деле в голове Ингрид не было ни единой мысли. Только желание подойди ближе и удостовериться, что все это правда и не снится ей.