Страница 44 из 85
Ингрид металась по холодным камням старинного подвала, некогда бывшего винным погребом, а нынче переоборудованного под тюрьму. Из соседней камеры на нее алчно пялился какой-то жуткий детина. Его присутствие очень смущало девушку. Особенно тот факт, что для справления нужды ей было выделено ведро, а вот поставить даме ширму почему-то никто не догадался. К счастью, Ингрид с утра ничего не пила и не ела, и пока что успешно избегала этой темы. Зато в ее голове снова и снова крутилась одна и та же мысль: как они узнали?
Нет, положим, она действительно сама подошла к преподавателям и ляпнула им про «небесный алтарь». Но те двое не выглядели так, будто собирались тут же помещать ее под стражу. Конечно, они могли и передумать. Или просто случайно обмолвиться перед кем-то еще: дескать, странно, что какие-то девицы выспрашивают их про тайные знания. Но тогда вставал другой вопрос: как они узнали ее имя? Старик рассказал?
Ингрид не верилось, что старый учитель мог так подло с ней поступить. Да и вряд ли бы он успел. Скорее бы уж она поверила, что где-то рядом крутится шпион, нанятый специально, чтобы следить за ней. Но этот вариант тоже выглядел маловероятным. Рядом с ней был только Арнольд. Кстати, где он? Изъяли, как вещественное доказательство? И вообще, что теперь делать? Свёкром пригрозить? Обвинить во всем Дэвлина? Но она же, по сути, почти ничего не узнала, о каком преступлении, в сущности, может идти речь?
Время шло, за решетчатым окном темнело, а никто не спешил выпускать девушку. Выпитый утром чай постепенно давал о себе знать, и Ингрид все чаще косилась на мужика в соседней камере: не собирается ли спать? Мужик и правда уже давно лежал на лавке, но покамест просто пялился в потолок и подкидывал монетку. Спустя еще час Ингрид не выдержала и все-таки примостилась на ведре, придерживая подол и делая вид, что просто присела отдохнуть.
«Какой позор», - думала она, пытаясь журчать по стеночке ведра, чтобы не производить лишнего шума. А еще она всеми силами старалась не прикасаться к, так сказать, «ночной вазе», прекрасно представляя, как часто ее моют, и оттого поза ее была неестественной и смешной, а мышцы ног подрагивали от непривычных усилий.
Но стоило постыдному испытанию кончиться, как раздался скрип, лязганье решетчатых дверей и шаги. К камере-клетке Ингрид приблизился человек в форме Управления. Он отпер дверь и кивнул ей, чтобы шла вперед.
- Меня отпускают? – спросила Ингрид, подаваясь вперед.
- На допрос, - на корню обрубил росток ее надежды охранник.
Идя по холодному коридору с кирпичными стенами и сводчатым потолком, Ингрид то сжимала, то разжимала ладони. Тело у нее немело, а ноги были ватными от страха. Не то чтобы она чувствовала себя по-настоящему виноватой, но не понаслышке будучи знакомой с методами Управления, Ингрид банально опасалась допроса «с пристрастием» и пресловутой отчетности, по которой работникам давался ровно месяц от начала следственных действий, по истечении которого непременно нужно было предъявить преступника либо лишиться премии. А премии лишаться никто не хотел. Оставалась только вялая надежда, что все это – большая ошибка, и после непродолжительной беседы ее отпустят с извинениями.
- Ингрид Эссен? – неожиданно мягкий и приятный голос заставил ее вздрогнуть. В тесной комнатке с единственным письменным столом и двумя стульями сидел человек приятной наружности в одеждах епископа. Ингрид ощутила, как по телу стремительно разливается облегчение. «Так Управление призвали исключительно в качестве охранников, - подумала она, и на душе у нее сразу посветлело.
- Да, - откликнулась девушка, пока пауза не слишком затянулась.
- Садитесь, - мужчина кивнул ей на стул напротив. – Чаю?
- Просто воды, - Ингрид села и попыталась спрятать свои трясущиеся руки: все-таки она здорово перетрусила.
- Меня зовут Эвелий Рэйне, - представился он и налил ей воды из стоявшего на столе графина. – Я один из семи епископов нашей светлой церкви.
- Р-рада познакомиться, господин Рэйне, - с запинкой сказала Ингрид, принимая стакан обеими руками, чтобы не расплескать ненароком.
Мужчина кивнул, раскрыл чистую тетрадь и приготовил перо. Чернила оказались слишком густыми. Он нахмурился и принялся их разводить, тщательно размешивая. Ингрид разглядывала его чисто выбритый подбородок, тугой воротничок, чистые и отглаженные черные одежды с белыми вышивками. Она никогда прежде так близко не видела ни одного епископа. Тем более, не беседовала. Интересно, какому богу он посвятил себя?
- Вы знаете, почему вас задержали? – наконец, спросил господин Рэйне.
- Н-нет, - замялась Ингрид. – То есть да, но не совсем.
Она покраснела, осознав, как глупо это звучит, и понимая, что теперь придется решать, что именно ему сказать. Может, просто выдать все, как есть? Искренность – всегда лучшая стратегия. Но с другой стороны, учитель же ее предупреждал, чтобы она больше никому не рассказывала о «небесном алтаре». Эх, хоть бы кто подсказал, что делать.
Ингрид покосилась на свечи, освещавшие унылую комнатушку, но те горели ровно и не желали не то что гаснуть и зажигаться, но даже и коситься под порывами легкого сквозняка.
- Что вам известно о «небесном алтаре»? – напрямую спросил епископ Рэйне, слегка подавшись вперед и приготовив перо – записывать ее показания.
- Ничего, - не моргнув глазом, соврала Ингрид и только слегка сжала в кулаке подол платья. – Я сегодня впервые услышала это словосочетание – мне сказал его один из учителей семинарии.