Страница 21 из 85
- И много их таких, в рубахах? - уточнила Ингрид, проникнувшись серьезностью ситуации.
- Уже пятнадцатая, - сказал мастер Лёкинель. – И это только те, по поводу которых обратились. Может быть, в дальних деревнях еще найдется парочка. Ничего не можем сделать: они совершенно счастливы и не хотят возвращаться в реальность. А две из них уже решили пожертвовать себя богу.
- И кому из богов молятся, тоже не понятно, - кивнул Тео. – Если кому-то одному, можно было бы предположить, что дело в одной из ортодоксальных церквей: может, какой артефакт завелся или неучтенной магией кто промышляет. Пришли бы и обезвредили хотя бы. Но они же молчат. Только улыбаются и слюни пускают.
- Или про блаженную жизнь на небесах поют, - добавил Лёкинель, снова мрачнея: похоже, вспомнил свою вчерашнюю потерю.
- М-да, - протянула Ингрид, отставляя свою тарелку и окончательно теряя аппетит. – Странное дело. Слушай, друг. Отвези-ка меня в дом этой… ну, которая спрыгнула?
- Зачем? - эльф скривился, явно не желая возвращаться туда, где случилось его фиаско.
- Что-то тут нечисто, - уверенно сказала девушка. – Я сама училась в семинарии и знаю, какими чудными порой бывают верующие люди. Но то, что вы рассказываете – явный перебор.
- Вы учились в семинарии? – удивился Тео. – Так это же замечательно! Может, хоть вам удастся понять, в чем тут дело.
- Господин Стоун тоже учился в семинарии, - напомнил Лёкинель. – И он уже поехал на вызов.
- Ничего, одна голова хорошо, а две лучше, - уверенно сказал Тео. – Если они при телах, разумеется.
Анжи осклабился, расслышав намек.
«Шеф учился в семинарии», - повторила про себя Ингрид, чувствуя, как в груди у нее потеплело. Все-таки, она в нем не ошиблась: шеф только выглядит чудовищем, а на самом деле – чистая и бескорыстная душа. Оказывается, между ними так много общего: Эркхарт тоже пришел сюда, чтобы Служить людям. Как она могла испугаться его? Как могла так обидеть? Нет, разумеется, он, мудрый человек, милостиво простил ее. Но она-то хороша…
Ингрид стыдливо прижала ладони к лицу. Ладно. Боги все прощают, нужно только их слушаться, ведь это был еще один знак. А она будет слушаться. Ведь мир не так плох, как кажется: под каждой жуткой личиной прячется живая душа. Порой искалеченная, нуждающаяся в помощи. А порой сильная, способная помогать другим. Надо любить ближнего. Любить бедолагу Юхру, влюбленного в чужие носки, любить Арнольда и Анжи. Беззаветно дарить им свою заботу, бережно взращивая пока что не проросшие всходы добра в их душах. Грехи прощаются, от пороков можно избавиться. Вот в чем ее предназначение. Вот, какой она должна быть!
Ингрид отняла руки от лица. По щекам ее бежали слезы счастья.
- Так мы идем? – уточнил Тео уже от входа. – Мне взять бричку?
- Да! – взволнованно откликнулась Ингрид. – Да, я уже бегу!
Семья погибшей жила и работала на драгах. Ингрид, помнившая рассказ эльфа о самоубийстве, почему-то представила себе высокий дом с остроконечной крышей и даже не подумала надеть что-нибудь более подходящее для путешествия по реке. Но оказалось, что сбросилась девица вовсе не с родительского дома, а с колокольни местного храма. Оттягивая момент форсирования реки с помощью плоскодонки, Ингрид решила для начала опросить священника.
- Юська-то? – переспросил благонравного вида старец, подслеповато щурясь на девушку. – Ой, жалко девицу. Я ее в послушницы готовил. Такая хорошая была девчушка. Животных любила, всяку тварюшку лесную и водную. Вот только пару недель назад ее как подменили. Бобров своих забросила – те у Глаголихи запруду сразу устроили, огород потопили. Голуби и те голодные по поселку рыщут, у кур зерно воруют.
- То есть, она не всегда так рьяно верила в богов? – уточнила Ингрид, ухватив нить странности.
- Нет, что вы, - сказал святой отец и даже замахал руками. – Говорю же, хорошая была девчушка, добрейшей души и очень заботливая. Да вот как-то раз приходит в храм – поздненько этак. Или раненько, не знаю, как правильней. На рассвете, в общем. Босая, в одной ночной рубахе. И свечку несет. Ходила-ходила по церкви, всё в углы заглядывала. Я-то по старости лет сплю плохо, вот и услыхал. Выхожу, спрашиваю: потеряла, мол, чего?
- Ну? – поторопила его Ингрид.
- Ну, а она посмотрела на меня эдак странно, - старик расширил глаза и глянул куда-то сквозь Ингрид, демонстрируя выражение лица девушки. – А потом и говорит: где, мол, алтарь для моего бога?
- А вы? – тоже встрял заинтересовавшийся Тео: уж больно медленно и со вкусом вещал старик, привыкший к долгим, заунывным проповедям.
- Дак а я что? – пожал плечами святой отец. – Вот, говорю, общий алтарь для всех светлых богов. Ставь свечку, кому надо, да молись. А она мне: нет тут места для моего бога. Я ее спрашиваю: которого бога-то? Как его звать? А она – молчок. И пошла-пошла со своей свечкой, будто не видела меня вовсе.
- А дальше? – настойчиво коснулась локтя задумавшегося старика Ингрид.
- А дальше ничего, - разочаровал ее святой отец. – До той самой ночи. Пришла ко мне – вся светится, будто благодать на нее снизошла. Без свечки. Гляжу: грязная, ноги об камни сбиты, руки тоже все в царапинах, одежа изодрана, к ней каки-то репьи да ежевичная плеть прилепились – не иначе шла, не разбирая дороги, по кустам да оврагам. Я ее в колоколенке запер, доской подпер. Сначала ждал, пока в себя придет, родителей позвал. А она тамо песни все хвалебные распевает, молится. Да голос-то такой счастливый – я такую радость от молитв видал, только когда над Алым храмом звезда небесная пролетала. Родители ей: а ну, домой, паршивка! А она им: я, мол, чистая душа, богу подарена. И засовом – вжик. Чтоб родители домой не забрали, значит. Они давай дверь ломать. А она кричит: не получите вы меня, я лучше богу достанусь, вся, без остатка! Ну, думаю, чой-то вовсе не так. Побежал к вам, в Оппль. Дальше вы знаете.