Страница 7 из 48
Кари Сорьонен появился вечером, бледный, с огромными кругами под глазами. В его комнате остались лежать безнадежно испорченный плащ и пропитавшиеся грязью сапоги. В медкабинет доктор пришел уже в чистом халате, но выглядел он настолько плохо, что Виртанен, занятый в тот момент нехитрым своим ужином, прикусил язык.
— Так, Яска, — с порога объявил врач. — Колбу оставляй себе.
Студент сперва не понял ничего, а потом почувствовал, как чай уже начал жечь ему пальцы через тонкое стекло забытого в руке сосуда.
— А-а-а, извините… — пробормотал Яска и засмущался, пытаясь задвинуть тарелку с тушеными овощами подальше.
— И не бери, пожалуйста, с сегодняшнего дня то, из чего я ем, — устало добавил Кари.
В тот момент он уже достиг кушетки и обнаружил на ней преподавателя классической литературы, некоего Франса Мартина, который цветом своего лица почти слился с простыней, а простыни в медкабинете всегда были самыми чистыми.
— Вот оно что, — выдохнул Сорьонен и садиться не стал. — Давно?
— Часов пять. Он спит, — поспешил сказать Яска. Тарелка перекочевала на подоконник, за стопку прошлогодних медицинских газет, которые он взял когда-то просмотреть, а вернуть уже не получилось — затопило подвал.
— Ладно, посмотри пока вот это, — врач протянул ему несколько исписанных мелкими, аккуратными буквами листов.
Яска схватил гостинцы и убежал с ними поближе к лампе.
— Это что? — переспросил он на всякий случай.
— Это, Яска, суровая действительность. Думаю, весенних каникул у вас в этом году не будет.
Студент замолчал до тех пор, пока не дочитал все полевые записи.
— Интересный бы получился диплом, — между тем заметил Сорьонен. — Не хочешь тему поменять?
— Нет, не очень, — выдавил Яска. — Что-то мне совсем не нравится…
— Вот поэтому-то я тебя и прошу не брать мою посуду.
Сорьонен кисло улыбнулся, хотя улыбка задумывалась как ободряющая. Яску второй раз за день мороз подрал по коже, да так сильно, что он позабыл уже несколько часов вертевшийся на языке вопрос, который так хотел доктору задать.
— Как минимум неделю, — уточнил Кари. — Я был осторожен, но лучше перестраховаться.
Яска подскочил, забегал по кабинету, глядя беспомощно то на врача, то на спящего Мартина.
— У нас не начался мор только потому, что большая часть канализационных стоков все-таки уходит в море, — сказал Сорьонен. — А вот на материке можно уже полной уверенностью объявлять эпидемию. Так что теперь я, по крайней мере, понял, почему руководство не спешит вас отсюда эвакуировать.
— Но продукты… — Яска подумал о собственном недоеденном ужине, и впервые за семь лет обучения, в программу которого входило и препарирование всевозможных живых организмов, почувствовал отвращение.
— Непосредственно в деревне, из которой в академию поставляют провиант, ситуация та же, что и у нас. Все стекает в море. Но чем глубже на материк, тем сквернее. Большая часть южной оконечности конфедерата, во всяком случае, уже охвачена эпидемией.
— Брюшной тиф и холера, — процитировал Яска.
— Вот именно. Зима выдалась теплая, а уж весной что начнется! Что, кстати говоря?
Яска поежился.
— Заболеваемость тифом возрастет, несмотря на то, что наводнение должно закончиться, — ответил Виртанен как на экзамене. — Что касается холеры, она может добраться и до нас.
Кари, внимательно слушая, как Яска пророчил гибель всему конфедерату, или, по крайней мере, Юго-Западному его побережью, расстегивал одежду на Мартине.
— Доктор, а что профессор Ричард? — вдруг спросил Яска, закончив с прогнозами.
— Сердце остановилось. И выпивал много последних лет двадцать.
На самом деле, кончина старого историка Яску волновала гораздо меньше, чем вычитанная в медкарте Мартина информация. Сорьонен как раз избавил преподавателя классической литературы от пиджака и рубашки, аккуратно свесив оба предмета одежды на стул. Яска заглянул наставнику через плечо.
Под рубашкой Мартина обнаружилась до зелени бледная кожа, сквозь которую явственно просвечивали мелкие сосудики. Разнообразные синяки же не просвечивали — они сверкали.
— Это что? — брякнул Яска, а потом понял, что удивляется он тут один.
Доктор Сорьонен выглядел расстроенным, даже злым, но никак не ошарашенным. Он тер подбородок, одновременно пытаясь вернуть на место сползшие очки, и совершенно не замечал, что прядка почти белых отросших волос упала ему на нос.
— В медицинских академиях этому учат, — скривился Кари. — Это, Яска, врачебная этика.
— Это? — Виртанен наклонился, чуть ли не ткнувшись носом в выпирающие ребра пациента. — Заболевание такое, скажете?
Доктор покосился на него неодобрительно. Яска все понял и мысленно себя похвалил за то, что ничего из медкарты мистера Мартина не зачитал констеблю. А про синяки эти они даже в медкарте не напишут.
— Яска, а сходи, пожалуйста, мне за ужином.
9
— Франс, чем дальше, тем неубедительнее ты притворяешься, — учительским тоном сказал доктор, когда в коридоре стихло эхо Яскиных шагов.
Мартин слегка улыбнулся и открыл глаза.
— Выспался-то как! — протянул он.
— Это я вижу, — Сорьонен нахмурился. — И скажу, конечно, Яске, что синяки ты получил в подвале, когда полез вылавливать оттуда свою книжку, как она там называется?
— Не надо этого.
Сорьонен поправил очки, которые еще немного, и упали бы на Мартина.
— Вот и мне так кажется, — он удовлетворенно кивнул. — Одевайся, хватит симулировать.
— Я…
Мартин запнулся на полуслове, растерянным взглядом хватаясь то за успокаивающую белизну докторского халата, то за бархатную темноту, заглядывающую в окно. Сорьонен смотрел на него, дожидаясь продолжения, но озвучивать его Мартин быстро раздумал. Четко сформулированная мысль по дороге из мозга к языку запнулась обо что-то и разбилась на десяток бессвязных кусочков, бросившихся врассыпную, точно застуканные посреди амбара мыши. Зато стало понятно — что бы он не сказал, все повлечет дальнейшие расспросы.
— Конечно, — зачем-то выдал Мартин.
Кари пожал плечами и принялся копошиться в своих бумагах, выискивая среди них еще один сувенир с материка, недельной давности газету.
— А знаешь, Франс, — провозгласил он, потряхивая находкой. — Война будет, наверное.
Мартин осмыслил известие, хотя получилось только поверхностно. Войну ждут давно. Еще когда он был студентом, вполголоса передаваемые друг другу слухи о грядущем конфликте на Востоке возникали периодически, а сам конфликт — только один раз, и то, глобальным назвать его было трудно.
— Война? — переспросил Мартин.
Он застегивал рубашку, стараясь не задевать все еще болевших синяков, в происхождении которых трудно было усомниться. Такие остаются не от побоев. Скверно вышло, что врачи их увидели, нужно было приходить в себя пораньше. Он же вернулся в мир живых когда Яска тоном старательного студента твердил про холеру и брюшной тиф.
— Да, когда в пятый раз переговоры срываются, это значит, что никто попросту и не собирается договариваться.
— Ну, надеюсь, будет и шестой.
Мартин, между тем, привел в порядок свою одежду и стал отступать в сторону двери. Это было даже хорошо, что Сорьонен внезапно сделался политологом-любителем, по крайней мере, мысли о войне отвлекут его от мыслей о даже не двусмысленных синяках. В том, что про синяки Кари уже думал, Мартин даже не сомневался. Все-таки, это ведь именно он, Мартин, прилагал все усилия, чтобы они с доктором не стали близкими друзьями.
— Подожди, — Кари бросил газету. — Ужин ты пропустил, попользуйся нашим гостеприимством еще немного. Только не бери мою посуду.
Мартин согласился, и даже не нехотя. Пустая, холодная комната могла показаться хоть сколько-то привлекательной только после нормального ужина, шансов на который он уже было лишился.