Страница 6 из 48
Второй день шли семинары, к которым третий курс готовился около месяца. Каждому было предложено выбрать себе произведение и проанализировать его. Алгоритма Мартин, конечно же, не давал — математикой занимались на другом предмете. Поэтому было интересно наблюдать за тем, какой подход выбрал каждый из студентов. Кто-то шел от героя, кто-то предпочитал выискивать знаки времени в старинных текстах, кому-то больше пришлось по душе такое неблагодарное занятие, как поиск тайного смысла.
Но Мартин никак не мог сосредоточиться на докладах, вместо этого с повышенной внимательностью наблюдал за тем, чего раньше и не замечал вовсе.
Тяжелое, давящее предчувствие чего-то неизбежного витало в воздухе, а по углам аудиторий просто клубилось туманом. В лицах студентов читались признаки надвигающейся беды, и даже портрет Шекспира, в связи с потопом потеснивший Франческо Марию Гримальди, сдвинул брови в ожидании беды.
Спустя еще полчаса Мартин почувствовал, что перед глазами у него поплыло, а затем и потемнело. Желудок развернулся, не иначе как собравшись устроить нечто совсем не приличествующее преподавателю.
— Достаточно, — пробормотал Мартин.
Удивленный студент, едва перешедший к апофеозу своего анализа Божественной комедии Данте, уронил на кафедру листки доклада.
— Продолжим после перерыва, — пояснил Мартин и, шатаясь, вывалился в коридор.
Теперь стояла задача добраться до уборных прежде, чем состояние станет совсем неконтролируемым. Ноги слушались через раз, зрение почти отсутствовало. Идти в таком виде получалось только по стеночке, и то, очень медленно. Мало того, чьи-то уверенные шаги приближались слишком быстро. Кто бы ни явился, а судя по времени, скорее всего коллега, предстать в таком виде Мартин вовсе не хотел.
Мир в очередной раз пошатнулся. Снова начался кашель, и отнюдь не сухой. Мартин скреб ногтями размякшую побелку на стене в попытках устоять на ногах. Удержаться никак не получалось. Словно бы Ян накануне ударил по голове чем-то значительно более тяжелым, чем кулак.
— Мартини, Мартини… — вздохнул констебль.
Узнав кое-как голос Яна, Мартин даже обрадовался. Дворжак, напуганный вчерашним, наверняка оставался смирным. Куда хуже было бы наткнуться на старшего в смене, профессора Стивенсона. Тот давно ждал только повода, чтобы изгнать Мартина из Академии.
— Ты как девица обморочная, вот один к одному, — посетовал Дворжак, однако руки выставил поймать сползающего на пол преподавателя выставил автоматически, не сомневаясь ни секунды.
Пока Ян нес его на руках до медкабинета, Мартин пребывал где-то на самой границе бессознательности, цепляясь за редкие проблески реального мира, которые иногда подкидывало зрение. Только они больше походили на сны, потому что темные, с рыжиной волосы Дворжака то удлинялись, то укорачивались, а декорации, что Мартин наблюдал в перевернутом виде, прыгали из девятнадцатого века в десятый, из-под толстого слоя штукатурки проступали вдруг древние плиты замка, на развалинах которого возвели потом академию. Иногда на плитах загорались факелы.
— Ну, кого принес?
В медкабинете распоряжался Яска Виртанен, студент седьмого курса отделения естественных наук. Там, в отличие от гуманитарного, учились не пять лет, а семь. Яска прибился к Сорьонену еще на пятом, когда выяснил, что они с доктором из одного города, да еще помешаны на лечение одних и тех же болезней. Теперь, пока доктор пребывал на материке, Яска успел не только перечитать все свежие лабораторные записи и выпить чаю из колбы, которой обычно пользовался сам хозяин кабинета, но еще и принять на себя часть его обязанностей. Хотя, если бы пришел кто-то из преподавательского состава, Виртанен срочно занялся бы опытами для выпускной работы, и уж конечно, не строил бы из себя заместителя Сорьонена.
— Нашел вот, — пояснил Ян и уложил Мартина на кушетку.
Тело того, почувствовав знакомую поверхность, прочно ассоциировавшуюся с уютом и безопасностью, расслабилось и потеряло сознание. Яска подавился чаем, а потом бросился к горным хребтам медицинских карт.
— Так, где-то я недавно эту карту видел… — забормотал он, осторожно подрываясь в основание северного отрога. Светлые, подстриженные на тот же манер, что и у доктора, волосы постоянно падали ему на нос, мешая поискам и дыханию.
— Тут же черт ногу сломит, — заметил Дворжак и уселся на кушетку рядом с бессознательным телом преподавателя.
Тощая спина Яски, с которой лабораторный халат свисал, словно с вешалки, скорчилась над столом Сорьонена. Ян опустил руку и принялся осторожно перебирать волосы Мартина, словно тот был затисканным, давно ко всему привыкшим домашним зверьком. Делать это, ежесекундно рискуя быть застуканным психованным адептом Сорьонена, было почему-то особенно приятно. Проявление силы и власти, триумф, какого давно не давала победа ни в конкуре, ни в фехтовании.
— Ничего подобного, — возразил Яска. — Даже в энтропии есть система. Надо только уметь ее разглядеть. Ты, скажем, никогда не пробовал наблюдать за муравьями…
— Яска, — рявкнул Ян. — Муравьи — это без меня. Разберись, пожалуйста, с мистером Мартином.
Виртанен все-таки обернулся. Убрать руку Ян успел уже в последний момент, благо, его реакция была куда лучше, чем зрение Яски.
— Мистер Мартин тут частый гость, — странным голосом сказал самозваный заместитель доктора Сорьонена. — Видишь, даже его карта с краю лежала.
Яну очень не понравилась толщина подписанного каллиграфическим подчерком Сорьонена блокнота, сшитого из, кажется, полусотни листков. Карта самого Дворжака состояла от силы из пяти, по каждому на ежегодный осмотр.
Виртанен погрузился в чтение, с явно преувеличенным знанием дела пролистывая карту. Яну он напомнил картежника. По мере того, как талмуд истончался с одного конца и утолщался со другого, лицо Яски мрачнело и приобретало все более задумчивое выражение.
— Ян, ты еще что-то хотел? — уточнил он, так и не выпустив из рук уже прочитанной карты.
— Э-э…
Ян хотел, еще как. Во-первых, забрать отсюда Мартина и вернуться к прерванному занятию, он представлял себе это даже несмотря на неприятную тяжесть в груди, обозначавшую тревогу. А еще хотел перевод этой проклятой медкарты, лучше с комментариями для студентов гуманитарного отделения. И прогноз на будущее, потому что удар, нанесенный им вчера Мартину почти что по нечаянности, был слишком слабым даже для первокурсника, и к таким последствиям точно не мог привести.
— Он хоть как, в порядке будет? — Ян поднялся.
Первому желанию сбыться было не суждено, да и второе тоже не спешило исполняться. Яска, хоть и напоминал буйно помешанного на научной почве идиота, оказывается, умел темнить, недоговаривать и вообще, давать понять, что некоторые вещи — дело сугубо врачебное, и постороннего глаза не терпящее.
— А? — переспросил Яска, но глаза выражали отнюдь не рассеянность. — Да, да… Будет. Ты его здесь оставь. Спасибо, что принес.
Ян остановился у двери. Стерильно-белая краска, заботливо оттертая от малейшего следа вездесущей плесени, действовала на нервы. Медкабинет казался жутким, неправильным, ужасно непривычным царством. Ян Дворжак, шагавший по всей академии с уверенностью успешного завоевателя, впервые почувствовал себя на вражеской территории.
— Да не за что, — сказал он и широко улыбнулся.
Взъерошил каштановую челку, расправил плечи. Уверенность не вернулась, но чуточку спокойнее стало. Он открыл дверь и сделал шаг в коридор. Кивнул на прощанье Яске, по второму кругу препарировавшему карту Мартина, почти вышел.
— А Док когда вернется? — словно только что вспомнив, осведомился он.
— Да скоро, — не отрываясь от чтения, ответил Виртанен. — Должен вместе с продуктами, если шторма не будет.
8