Её величество

– Сколько таких… по России в перестройку появилось! Многие так и не очухались, – угрюмо заметила Жанна.

– Что Бог ни делает, все к лучшему. Правильно, что щелкнули Федьку по носу. Сам шевелиться начал.

– Ты забыла. Не тот случай. Сразу не зачесался, – не согласилась Аня. – Тогда Эмма через старшего сына принялась действовать на мужа, чтобы тот со своей стороны надавил на отца. Знала, что из-за одного только своего непробиваемого упрямства не станет муж с ней считаться. Стоило ей дать в чем-либо совет, в Федоре сразу взрывался дух противоречия и он губил идею на корню. Говорил, мол, отстань, у меня все радужно и никаких проблем! Так у них всегда было, потому что мелкого калибра он человек.

– Как бык необъезженный под ярмом упирался и артачился, – засмеялась Жанна.

– В общем, вместе они нажали на главу семейства, убедили – и каша заварилась.

– И растерянность сразу сменилась уверенностью?

– Ох, не скоро у Федора возникло понимание Эмминой правоты, а когда дошло, ухватился. Осознал наконец, что если разыграет эту единственную карту, удержится на плаву, и все у него будет тип-топ. Но все же продолжал тянуть, капризничать, теряя возможность заполучить выгодные договора. Не мог позволить себе признать первенства жены в идее. Хотел представить, будто она исходила от него. Боялся, что верх над ним возьмет. А вы говорите об Эмминой сонной покорности.

– Аня, ты очень точно схватила Федькин характер. Мой третий тоже такой был. Наверное, многие мужчины на такой манер скроены.

– Много и других проблем возникало у Федора на пути. Не один год ушел на становление, развитие и укрепление бизнеса. А Эмма спокойно признала свое предложение за Федором и даже вызывалась помочь научить мужа разбираться в бухгалтерии. Но и тут его бесило, что она знает больше него. Не хотел идти к ней в подмастерья, терял в деньгах, но не принимал помощи. А бухгалтера, понимая некомпетентность начальника, «надирали» его по полной программе, пока он не освоил новую для себя специализацию.

А что, Эмме надо было с кулаками доказывать мужу очевидное? С его-то непорядочностью и неделикатностью любая ее атака сразу захлебнулась бы в оскорблениях. Да и не в ее правилах брать кого-то за горло.

– Нельзя всю жизнь прошагать с маминым букварем в руках, опираясь на его прописные истины. Надо воспитывать в себе бойцовские качества, а она… – начала было «наводить критику» Жанна.

– В своей работе Эмма себя очень даже хорошо проявляла. Была разумна и дальновидна, – возмущенно остановила Жанну Аня.

– Все мы делаем массу ошибок, пока добираемся до истины или ловим свою жар-птицу, – сказала Лена. – Жанна, как ты непримирима! Жизнь крепко тебя изломала.

– Эмма – боец, – продолжила Аня защищать подругу и делиться информацией. – Только упрямство Федора не умела переламывать. Она была рада, что муж не отказался, раскрутился. А он после того, как его положение упрочилось, крепко став на ноги, вовсе распоясался и окончательно узурпировал власть в семье. Стал еще более наглым, напыщенным. Как же, он муж-добытчик, а жена там со своими доцентскими крохами… А то, что она совсем недавно несколько лет содержала семью, давно ушло в область преданий.

Федор отмечал свои успехи с непристойной помпой – он же, в любой ситуации видит на десять шагов вперед! – а ее ни разу не пригласил на праздники, будто ее вообще не существует. Не считал себя ни чем обязанным, хотя в любой семье успех одного – это всегда жертва другого. С ехидной неуважительной приветливостью на лице втихаря притыривал себе деньги, сколько хотел, не докладывая о доходах жаждущей справедливости благоверной. Она-то хотела, чтобы он для детей старался. Ходят слухи, что любовницы, догадываясь о его «привычных мужских, полновесных заначках», мчались к нему, что бабкины козы на капусту. Похоже, им от него за глаза перепадало.

– Чего взъелась на мужика? Ты не преувеличиваешь? – притормозила Аню Жанна.

– Кто был гадом, тот и при деньгах им остается, если еще не хуже делается. Есть тип мужчин: чуть-чуть разбогатеют и уже считают своим правом толстосумов менять партнерш как перчатки, не заботясь об их дальнейшей судьбе, о женах и детях забывают, – зло отреагировала на вопрос Жанны Инна. – Эмма поначалу не догадывалась. Но, увидев на лице мужа дотоле незнакомое ей выражение хищного восторга, призадумалась. Как-то пожаловалась мне: «Принес пятьсот рублей, гордо положил в коробку, а в конце месяца я обнаружила там только пятьдесят рублей. Через месяц снова проверила. Тот же результат. Куда он их тратит? Получается, мы опять живем на мою зарплату».

Встретила я как-то в магазине одного знакомого. Он шикарный костюм себе покупал, а с женой и дочкой при этом по-хамски себя вел. Вот, мол, я какой богатый, позволяю себе что хочу. Видно, один из тех, которые всплывали на мутной волне перестройки. Денег много приобрел, а человеческого в нем не добавилось. Неловко мне стало, что оказалась свидетельницей его непристойного поведения. Жена с дочкой не знали куда глаза от стыда девать, а он не понимал неловкости ситуации и еще больше передо мной и продавщицей выпендривался, куражился, дурь свою демонстрировал. Заторопилась я уйти, сославшись на занятость.

– Он из той же обоймы, что и Федор, – сделала вывод Аня.

23

Инна с Аней секретничают.

– …Наверное, воображал, что дарит счастье недолюбленным женщинам.

– И ведь не считал себя подлым… Душевный инвалид. Случай мне припомнился. Эмма рассказывала. Ей благожелатели о нем донесли. «Родила одна женщина себе дочь, будучи уже в приличном возрасте. Назвала ее Надеждой в честь своей любимой бабушки. А Федька вообразил, что девочка от него и при всей компании недвусмысленно об этом намекнул, мол, говорящее имя, надеешься на продолжение отношений или даже на что-то более серьезное? Но женщина вмиг его подрезала: «Неужели ты считаешь себя способным быть чьей-то надеждой?» Он язык-то и прикусил».

– Крепко приложила! – похвалила незнакомку Аня.

– Для Федьки было нормальным пытаться добиваться договоров через постель. Обхождению-то научен, – брезгливо обронила Инна.

– Да ты что! Опустится до того, чтобы его содержали женщины?! А я не знала, – подскочила, округлив глаза Аня.

«С ее-то мальчишеской субтильностью и столько энергии?» – машинально мелькнуло у Лены.

– Налицо обыкновенная мужская проституция. Одним он приплачивал, другие – ему, на что-то надеясь.

– И считал это справедливым?! Герой Мопассана.

– Куда ему… примитивный пройдоха. Для него главное не быть, а казаться.

– Безотносительно ко всему остальному – я имею в виду работу – он ведет себя препаршиво. А как дашь отпор?

– Что естественно, то не безобразно, – только чтобы подразнить Аню, сказала Инна. – Совсем мы заклевали и захаяли мужика. Сплошной треп, ничего положительного! Хватит муссировать недостатки, возьмемся за достоинства?

– Мне кажется, с женщинами у Федора на автомате: пришел-ушел. Лучшей доли не искал, – сказала Жанна, будто в оправдание Федора.

– Если бы это так было. Случались у него и долговременные связи, когда денег хватало. Эмма говорила: «Если бы Федя всерьез полюбил, я бы ему предложила сделать выбор. Но я понимала, что это его очередное временное увлечение и оно продлится столько, на сколько хватит терпения у той женщины. Сам он продлять отношения не станет. Ему женщины быстро надоедают». Аня, ты помнишь ту, бывшую Федькину чиновницу проститутку?

– «Вы помните. Вы всё, конечно, помните…» – ломким голосом пропела Жанна.