Её величество

– Которую их них? Которая шантажом его…

– Другую. Заарканила глупого и крепко держала. Хитрая стерва. И мужика, и деньги имела. Уметь надо! – зло рассмеялась Инна.

– Я слышала, стервы делают из мужиков мужчин, – сказала Жанна. – Вот, скажем, хотя бы эта…

– В тряпку половую они их превращают, – горячо возразила Аня.

– Говорят, классная стерва умеет создавать мужику иллюзию счастья, даже если он пашет на нее как вол. Это тоже талант. Та шлюшка-чиновница ездила и на муже, и на любовниках по полной программе. Федьке ее один крупный начальник «отстегнул», когда та ему надоела. Рад был сдыхаться, избавиться. Не знал, как отделаться от липучки, – рассмеялась Инна. – Она передком карьеру привыкла делать.

– И Эмма ничего не предпринимала, чтобы покончить с этим безобразием? Как всегда была над всем… и всеми? – спросила Жанна. – Я бы навела порядок.

– Была одна попытка. Эмма жалеет об этой глупой подростковой вспышке гнева. Но совсем уж обнаглела та бабенка, при ней стала приставать к Федьке.

– Как такое можно вынести? И чем Эмма ответила на открытое посягательство?

– Пока та была на работе, Эмма на дверях квартиры той женщины и на стене прилегающего к ней пролета лестницы написала масляной краской слова, характеризующее ее поведение. Мол, пусть поработает руками, зачищая и закрашивая надписи. Правда, потом она каялась мне, мол, было внезапное временное помутнение разума, ведь не двенадцатилетняя же вздорная девочка. Стыдоба, позорище… Наверное, сказалось то, что я только что вернулась из больницы, была на максимум напичкана лекарствами… А тут еще под руку попалась эта банка с краской. Я перед тем, как попасть в больницу, ремонтом квартиры занималась.

А вечером эта дамочка позвонила Эмме и стала упрекать в том, что ее ребенок теперь знает то, что не должен был знать. А Эмма ей ответила: «Я выяснила, ваш ребенок давно, намного раньше меня в курсе всех ваших художеств. А вы о моих детях подумали?»

Лицо Ани побледнело от злой решимости:

– Инна, опять кровь взыграла? Заклинаю тебя, прекрати! Не хочу больше о них, об этих… слышать.

– Поцапались и будет, – шутливо остановила подруг Жанна.

– Нас учили, что человек ценен, если он живет тем, что для него самое главное в жизни, – задумчиво, ни к кому не обращаясь, проговорила Аня. – А что Федор в себе ценит? Как-то рассказал он Эмме притчу о том, как завоевали враги одну страну, но выпустили женщин, разрешив им унести с собой самое дорогое. И те взвалили себе на плечи своих мужей.

– И с тех пор они не слезли. Вот так мы воспитываем эгоистов! – рассмеялась Инна. – Притчу, наверное, придумал мужчина. Хотя, если вникнуть, она прекрасная!

И грустно добавила:

– А нам из-за наших непутевых мужей в лестничный пролет бросаться?.. Если только они сами нас не столкнут… как в кино.

– Еще Федор добавил восторженно: «Какие были женщины!» А Эмма ответила ему: «Какие были мужчины!» И тоже прибавила: «Ты считаешь себя заслуживающим такой любви? Я прежде всего мать, а потом уж преподаватель, жена и хозяйка. Знаю, ты хотел бы, чтобы слово «муж» для меня стояло на первом месте. Но я бы спасла от рабства беззащитных детей, а тебе сказала бы, что ты сильный и смелый, настоящий мужчина, и что одному тебе легче будет пробиться через стан врагов и воссоединиться с семьей».

– Достойный ответ современной независимой женщины, уверенной, что одна сумеет воспитать своих детей, – отреагировала Жанна.

– Эмма еще сказала: «Такого, каким ты был в первый год моего замужества, я бы тоже унесла с собой. А спас бы ты меня? Есть много легенд, в которых, узнав о гибели любимого, девушка бросалась со скалы в море или пропасть. Только о мужчинах я ничего подобного не читала. А еще я думаю, что любая женщина, находящаяся в полном психическом здравии, потеряв мужа – как бы его сильно ни любила, – не бросит детей и не помчится на утес лишать себя жизни».

– Мужские байки. Сказка о том, что «бьет, значит любит» из той же серии, потому что в ней не уточняется, что любит муженек себя, родимого, а не жену. Издеваясь над женщиной, он себя, любимого, тешит, – усмехнулась Инна.

– Мне иногда кажется, что нарциссизм у Федора от мнительности и неуверенности. Он у него внешний, показной. Он как подросток, ориентированный на получение удовольствий без чувства ответственности. Ему без разницы: кто там, что там… Вкусив запретного плода, он не может уберечься от соблазна, умерить свой аппетит.

– Аня, ты оправдываешь Федьку?!

– Кончайте соревноваться в благородстве и злословии. Любая жизнь полна прекрасных моментов и драм. И дороги любви никогда не бывают легкими, – пробормотала Жанна. – Я от ваших рассуждений чувствую себя как вскрытая неделю назад консервная банка.

– …Единственное, что я могу сказать в этой ситуации, так это то, что посредственный эгоистичный человек равнодушен и к добру, и к злу, если только оно его не затрагивает.

«Это голос Инны. От шума, если он даже бьет по ушам, я могу отключиться, а вот от звуков речи Инны – не получается, – про себя удивленно отметила Лена, впервые обратив внимание на этот странный факт. – Обычно так реагирует мать на плач своего ребенка».

«При чем здесь посредственность?» – недоумевая, потрепала себя за вихор Аня.

– …Одному счастье – это покой, умиротворение, другой блаженство находит в бурях или в сексуальной дисгармонии, – сказала Жанна.

– Один в чистоте, другой в грязи, – с неиссякаемой ненавистью добавила Аня, в запале переходя на фальцет.

– Если бы все было так просто и однозначно. Мы самонадеянно и легко верим, что нас любят, а потом страдаем. Нам бы внедрить наполеоновский кодекс, – усмехнулась Инна.

– В чем он состоит? – Глаза Жанны загорелись любопытством.

– Муж, застав жену с любовником, имел право застрелить обоих. А я гулящих мужиков, как бракованных, по осени предложила бы отстреливать.

– Это похоже на сведение счетов. Получи женщины такое право, в мире не стоял бы вопрос перенаселения планеты. Нам бы грозил жестокий демографический дисбаланс – свидетельство нравственной катастрофы, – отреагировала Жанна на шутку Инны.

– Всё так плохо? Что на тебя нашло? Производить отстрел тех, кого и так не хватает? И что ты получишь в обозримом будущем? – тоже не приняла сторону Инны Аня. – Жена предпочтет извести любовницу, а мужа себе приберечь.

– Муж тут же другой разживется и опять повторится женское долготерпение. А он снова покроет себя «неувядаемой» славой любвеобильного сексуально озабоченного массовика-затейника. И что? Всех женщин под нож? Не жалко? – ехидно уперлась на своем Инна. – И там… за пределами… он вымостит себе дорогу в ад женскими обманутыми душами.

– А она женскими телами? – с откровенной неприязнью спросила Жанна.

«Так кого надо выжигать каленым железом?» – вопрошали удивленные глаза Ани.

– Ой, девчонки, что я видела в поликлинике! – воскликнула Инна – Ужас! Одна женщина другую, более молодую, сбила с ног и на виду у всей толпы протащила за волосы по всему коридору, приговаривая: «Не трогай чужих мужей, не разрушай семьи!» Люди на эту сцену смотрели молча как заколдованные. И пострадавшая не пикнула, только извивалась точно змея. Потом вскочила и как рванет ракетою на выход! Оказывается, жена сначала не могла нарадоваться на мужа за его рвение к работе в саду, а потом заподозрила неладное.

– Фу, какая гадость, – пробормотала Жанна.

– Если мужик слаб, женщине самой приходится воевать за стабильность в семье, – покривив губы, сказала Инна.