Страница 112 из 154
Лена легонько сжала плечо подруги.
– В нем удивительно уживается непорядочность и трудолюбие. Вот ведь какая интересная двойственность натуры, – сказала Аня.
– Где ты разглядела трудолюбие? По верхам глядишь. Разве что на виду у начальства. Работать не умеет и не хочет, только командует. Его стезя – руководить малым коллективом. Там всё на личных контактах. Это его конек и его потолок. Большой он не потянет, – опять язвительно проехалась Инна. – Плохо ты его знаешь. Он всегда готов проскочить за чужой счет. Не в его характере упускать такую возможность, тем более позволять припахивать себя. У него этот инстинкт срабатывает автоматически. Он и в семье себя так же ведет. И в ней его притязания хоть на малую, но власть.
– Но деньги-то Федор зарабатывает. Где же логика? – удивилась Жанна. – Ах да, женщины! Всё ради них.
– …Мужчины, возможно, и умнее нас в производственных делах, но что касается быта и воспитания детей – тут женский приоритет безусловен. – Это Аня увела подруг от беспредметного и бесцельного, как ей казалось, разговора.
– Они много чего не понимают, – усмехнулась Инна.
– Сильно сказано. Но это не значит, что мужья должны отстраняться от участия в домашних делах и от общения с детьми. В воспитании обязана присутствовать мощная мужская составляющая, – сказала Жанна.
– …Я читала, что гениям позволительно в поведении немного уйти от нормы. – Аня опять попыталась осторожно подтолкнуть подруг к интересующей ее проблеме.
– Федор даже не талантлив. Меня поражает однообразие его внутреннего мира. Оно не дразнит воображения. Это сейчас он немного изменился, стал «своим и в овчарне, и в стае волков», – резко проехалась Инна. – Только в такого он превратился, когда преуспел на новом выбранном поприще. Будто проснулся. А до того особо ничем не выделялся. И если быть до конца честной, скажу: его поступательное движение по служебной лестнице было минимальным. Наверх его особенно не звали. Невыдержанный, пустой фантазер с болезненно-сладким ожиданием успеха. Снискал известность только глупостями и ошибками. Неоднократно получал публичные выволочки, оплеухи и даже осмеяние. Глохла его карьера. И хитрый начальник его использовал и зажимал. Жили они с Эммой более чем скромно.
– «В роскошной бедности, в могучей нищете». «Моих подметок стертое величье». Мандельштам, – подала не слишком развернутую реплику Жанна.
– Все мы вскармливали свои души в закромах великой русской литературы, – с воодушевлением подхватила Аня. – В квартире минимум вещей без всяких затей и только книги – «убогая роскошь интеллигентских семей», и «…нашей жизни скудная основа!» – были в достатке.
– И вдруг Федор в перестройку, в девяностые, нашел себя. Свобода! – сказала Аня.
– Он свою потребность в свободе «прекрасно» реализовывал и до перестройки… в распутстве.
– Случилось непредвиденное? – не слушая Инну, предположила Жанна.
– Непредвиденное? Жена помогла. Какой-никакой, а все же муж. Хоть плохой плетень, да за ним тише, – поговоркой ответила Аня. – Спрятала Эмма свою боль поглубже и поддержала Федора, когда ему было трудно. Он пытался слесарничать, столярничать, а она сердилась, мол, так дела не делаются, просчитаешься. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что не могут детали, выточенные вручную, конкурировать с теми, которые сошли с заводского конвейера, хотя бы количественно. Твоя задумка обернется провалом. Примени знания по своей специальности и организуй что-либо подходящее. Сколоти бригаду, займись хотя бы ремонтом дорог. А Федька нет чтобы навострить уши, прислушаться, упорствовал, теряя драгоценное время и клиентов, которых подхватывали более шустрые. Не получалось у Эммы стронуть мужа с места. Он всегда невысоко ценил ее ум, ни в грош не ставил ее заслуги. А ведь она, если разобраться, всегда была мощной опорой их семьи. Думаю, он умышленно не замечал ее советы, завидовал, ревновал.
Инна мысленно невольно сравнила Федора с мужем Киры. Слава шагал по жизни с решимостью, напоминавшей его военное прошлое. И с годами это впечатление только укреплялось. Инне нравилось, что он по многим вопросам советовался с женой, что свидетельствовало об обоюдном супружеском уважении. Но вслух она сказала:
– Знаменитый режиссер Марк Захаров как-то в интервью по телевидению заметил, что женский кошачий ум сильнее мужского. Женщина чувствует то, что мужчине не дано. Она сильна интуицией.
– И мой дед говорил, что умная женщина умнее умного мужчины. И добавлял, что ней тонкое звериное чутье, эмоциональная пронзительность, быстрый ум, способность обособлять сущность, бытовая практичность, цепкость на детали. Женщина более надежная, дисциплинированная, трудолюбивая и ответственная». При этом в его голосе звучала взволнованная почтительная благодарность. Такое не сымитируешь. Конечно, мы не все такие. Но принято считать, что и в интригах женщины сильнее, потому что тоньше понимают взаимоотношения и лучше прослеживают бесчисленные связи между людьми и сочленения между ситуациями, – с чуть усмешливой улыбкой сказала Лена.
– Ум – понятие широкое. Нельзя сравнивать мозги Эйнштейна и его жены, хотя она была по-своему талантлива и ему без нее жилось бы плохо, – заметила Аня.
– Кто бы спорил, – согласилась Лена.
– А ведь и правда. Я стала свидетелем одной жуткой истории с ограблением милицией приличной трудовой семьи. Все выгребли. Мать возмущенно говорила своим взрослым сыновьям: «Как можно было не видеть, что тот парень «подсадная утка»! Это же прозрачно. Вас милиция за эти ничтожные железки, честно купленные на рынке, оберет до нитки». Но разве умные мужчины послушают недалекую женщину! Она, во всяком случае, сделала всё, что могла, чтобы предотвратить беду. А они до сих пор замалчивают тот свой прокол. И потом, сколько еще у них таких ошибок было, потому что не верили в женскую интуицию, – с болью в голосе рассказала Жанна.
– Ты это о ком? Они из наших общих знакомых? – пристала с допросом Инна.
– Нет, из моих, но я все равно не стану подробно озвучивать ту беду. Это не моя история. Да что там говорить… Их, таких случаев, в перестройку хватало…
– Ну так вот, – продолжила свой рассказ Инна, – Федька еще пропасть всяких идей опробовал, пока наконец решился прислушаться и последовать совету Эммы. Вот тут-то и стали более внятно проявляться черты его характера как организатора. Только он снова во многом не соглашался с женой. Поначалу упрямился, возражал, бесновался, психовал в мелочах, мол, «привереда, строптивая, где не надо…чтоб ты понимала, уймись!» Его поведение говорило только о том, что с детства он ни к чему не приучался, рос без поводка, ни в чем не знал ограничений и никто ему никогда не противоречил. Это мы, чего-то добиваясь, падали, набивали шишки, сами поднимались, обретали себя заново, умнели.
– Потому что были детдомовские или наполовину... Ребенок, воспитывающийся в семье, рано начинает понимать, что справедливость – часто недостижимая фантастика, а мы еще после школы долго не могли отказаться от своих иллюзий, верили, что она где-то существует, искали ее… ломали себя. Не у всех получалось, – сказала Аня. – А моим теперешним подопечным еще труднее.
– Федька, капризничая, свое поведение Эмме приписывал. А разве она когда-нибудь распекала мужа? Знала его взрывной характер. Сочувствовала, тактично помочь пыталась, поддержать. Иногда только мягко выговаривала, когда он совсем уж не в ту степь направлялся и просила уважать не только свое мнение и свой выбор. Видела, что не хватает у него пороху, что раскис, руки опустил, потому что переиграла его женщина. Всю их бывшую организацию захапала, своего мужа во главе поставила, а его вон выставила. Остался, бедняга, ни с чем, чуть ли не на подножный корм перешел. Я его и себя в ту пору подначивала: «Как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок».