Почему маму всё достало

– Или женщинам может показаться… там, ну не знаю, что мошонка такая неэстетичная.

Колин хмыкнул еще раз.

– Дорогой, может, хватит уже хмыкать? – сказал Сэм. – Ты своим хмыканьем только мешаешь. Эллен, ну ты меня поняла. Ужасно снимать одежду перед незнакомым человеком. Но не забывай, что и этот незнакомый человек испытывает то же самое.

– НЕТ! – воскликнула я. – СОВСЕМ НАОБОРОТ! У мужчин все по-другому!

– Вовсе нет, – миролюбиво возразил Колин. – Может показаться, что нам все равно, но на самом деле мы тоже очень переживаем по этому поводу.

– НЕТ! Мужчинам никогда не понять, о чем я тут говорю. Ваши тела не деформировались из-за родов. Мой живот выглядит как сырое дрожжевое тесто.

– Зато в сравнениях своих ты умудряешься оставаться в рамках приличия среднего класса, – вставил Колин одобрительно.

Ну ведь похож, весь обвислый, в рытвинах и растяжках. И этого не исправишь походами в тренажерный зал. Никакие жимы лежа не загладят последствий беременности. А моя грудь? Когда-то она была упругой и стоячей, а сейчас? Сейчас я боюсь снимать лифчик зимой, а то пол слишком холодный, примерзнут сиськи и не отдерешь.

– Ну не преувеличивай, – возразил Сэм. – В одежде ты выглядишь нормально.

– Вот поэтому-то я и не могу ее СНИМАТЬ, – пыталась донести я до них эту мысль. – Более-менее приличный прикид не означает, что под ним не скрывается старое дряблое тело.

– Ну это ты слишком строга к себе, – старался смягчить меня Колин. – На самом деле все не так ужасно. Ты на себя наговариваешь.

В ответ я задрала свою кофту и выставила на обозрение свой живот, весь перепаханный бороздами растяжек. Все остолбенели на секунду, но затем с трудом совладали с собой.

– Да нормально, честно, – сказал Сэм.

– Хотя и выглядит как сырое дрожжевое тесто, как это ни странно, – с интересом добавил Колин. – Растяжки похожи на пупырышки наверху фокаччи. Может, тебе попробовать нанести искусственный загар? В конце концов, хрустящая пропеченная корочка хлеба выглядит аппетитнее, чем сырое тесто.

– КОЛИН! – воскликнул Сэм.

– Ну, я пытаюсь как-то помочь, – защищался Колин.

– У меня тоже было такое чувство, когда я начала встречаться с Чарли, – заметила Ханна. – Но потом прошло.

– Но ты ведь уже была знакома с Чарли до этого. Вы же были старые знакомые. Чарли не считается за незнакомца.

– Да, но он никогда не видел меня голой до этого.

– Но ведь это Чарли. Милый, добрый Чарли. Ты знала, что он замечательный, добрый человек и к тому же обожает тебя. Если мне и предстоит заняться сексом, то это будет кто-то совершенно незнакомый. Ну не то чтобы с первым встречным, просто когда спишь двадцать пять лет с одним и тем же человеком, любое другое тело для тебя будет совершенно новым и незнакомым. Что если я неправильно занимаюсь сексом? Что если сейчас все делают по-другому, а я и не знаю? Я даже и не представляю, как сейчас выглядят пенисы, я же только у Саймона видела.

– А у Чарли не помнишь? – с любопытством спросила Ханна.

– Что там у Чарли, я и вовсе позабыла. Вытеснила из сознания напрочь. Даже думать не хочу, какой пенис у Чарли.

– Почему Эллен думает о моем пенисе? – спросил Чарли, так невовремя вернувшись с едой.

– Да не думаю я о твоем пенисе! – в сердцах воскликнула я. – И о других пенисах тоже не думаю. Вообще не думаю ни о каких пенисах. Никогда не думала, даже не помню, какая реакция у меня была, когда у Саймона увидела пенис, ну пенис и пенис, все они одинаковые, думала я. А сейчас дотрагиваться до чужого члена, не говоря уж о том, чтобы, ну как бы это… странно. Слишком интимно. Я буду чувствовать себя неловко.

– А может, тебе понравится? – предположил Колин. – Никогда не узнаешь, пока не попробуешь.

– Это не все, – продолжила я зловеще. – Мои переживания по поводу дряблого живота и чужой пиписки – это не самое страшное.

– Только не показывай нам свою грудь, – взмолился Колин.

– Не собираюсь я демонстрировать свои сиськи, – заверила я его. – И не о них сейчас речь. То, от чего я в тихом ужасе, не увидит ни один мужчина. Ну, разве что мужчина-гинеколог.

Сэм и Колин посмотрели на меня с опаской. Чарли поспешно ретировался на кухню, бормоча, что надо бы еще еду подогреть.

Я кивнула.

– Да, вы правы. Проблема в моей вагине. Через нее прошло две человеческие головы. Ее два раза зашивали. Если посмотреть, то она выглядит как растерзанное лоскутное одеялко, вот такой ширины, так что тесно там никому не будет, не то что раньше, вот поэтому я не могу раздеться донага и не суждено мне больше предаваться сексу ни с кем. Для Саймона это было нормально, он же не сразу все это получил, а постепенно привыкал, сначала к растяжкам на животе, к обвислой коже, да и к зашитой-перешитой крестиком вагине тоже привык, это же по его вине, если что. Вы же помните, какая у него большая голова, и дети его большеголовые в него пошли. Поэтому с ним было проще. А как мне перед совершенно посторонним человеком разверзать свои жуткие чертоги? Мне и вам-то их страшно показывать. Так что этого просто не может быть!

– Как бы то ни было, что бы ни случилось, не надо шариться на тиндере и навязываться всяким проходимцам, – строго сказал Колин. – Если встретишь кого-то, с кем у тебя сложатся хорошие отношения, и ты захочешь лечь с ним в постель, вполне вероятно, что он будет настолько любезен, что не станет судить тебя за такие маленькие недостатки и изъяны. Да он сам, скорее всего, тоже будет переживать по поводу своих недочетов. Но сперва вам надо поближе узнать друг друга и только потом думать о постели. Ты не обязана спать с тем, с кем не хочешь.

– А что делать с дикпиками? – захныкала я.

– Ну вообще-то от них тоже есть польза. Подходи к этому разумно: если кто-то кинул тебе дикпик, то сразу его отшивай и не трать на него попусту время. Ну если, конечно, тебе его член не приглянулся…

– Ну ладно, – выдохнула я. – Подумаю потом. Я пытаюсь быть сильной независимой женщиной, которая не нуждается в мужчине, хотя так трудно и тяжело быть матерью-одиночкой и тянуть все самой.

– Ты и есть сильная независимая женщина, – твердо сказала Ханна. – И всегда была сильной и независимой, а уж если на то пошло, все эти годы ты сама все и тянула на себе, пока Саймон был на работе или в командировках.

– Да понятно, конечно, что так оно и было, хотя сейчас до меня доходит, что и он тоже что-то делал, – ну хоть бутылку вина открывал, чтобы я могла расслабиться в конце тяжелого дня. Об него можно было ноги согреть в кровати. Джаджи мне этого не позволяет, рычать начинает, когда я ноги на него кладу, чтобы согреться. Мне не нужен прекрасный рыцарь в сияющих доспехах, который спасет меня от опасности, нужен просто хоть кто-нибудь, кто подаст бокал вина в конце долгого трудного дня.

– Ну, – сказал Сэм, – не забывай, между прочим, что у тебя есть мы. Ты не одна.

Понедельник, 16 апреля

Наконец-то дети опять пошли в школу, после пасхальных весенних каникул, или как там, черт побери, у них называется этот перерыв в занятиях. Я-то надеялась, что, как только они пойдут в старшие классы, мне станет легче. Я-то думала, что они с возрастом станут более самостоятельными, будут сами просыпаться по утрам и собираться в школу и моя помощь в сборах будет не нужна (хотя с чего это я взяла, что с годами у них появится суперспособность найти хоть что-нибудь из своих вещей, учитывая, что у их отца такой дар отсутствовал начисто?), что они сами себе приготовят завтрак, соберут себе обед в школу и даже, возможно, сподобятся когда-нибудь самостоятельно поужинать. Какая же я наивная, бедная дурочка! Выпихнуть подростков утром из дома – безнадежное занятие, все равно что биться головой о стену, проще трехгодовалых малышей собрать на улицу.

Но все веселье началось еще накануне вечером, когда я пыталась отправить их спать. В положенный час я начала их обрабатывать, что нужно ложиться пораньше спать, потому что завтра начинается школа, и что они еще не совсем взрослые, чтобы сидеть до полуночи, на что мне ответом было нытье, что все другие дети ложатся, когда им захочется, и никто их не гонит в постель так рано, но я такое слышу уже лет десять, так что на меня это уже не действует. Потом последовала перепалка с Джейн, которая считала несправедливым, что ее отправляют спать в десять часов, как и Питера, а ведь она на два года старше и может идти спать намного позже, ответом ей был мой контраргумент, чтобы она сейчас же без всяких разговоров шла в постель, потому что я сама тоже уже ложусь, хотя мне пришлось посидеть какое-то время на кухне, охраняя молоко в холодильнике от рейдов Питера и дожидаясь, когда он все-таки уляжется и заснет, чтобы утром никто не удивлялся, куда это испарились два литра молока, и не жаловался, что теперь нечем заправить хлопья на завтрак. В такие моменты раньше на сцену выходил Саймон в роли разгневанного отца – наслушавшись моих бесполезных криков на детей, чтобы те ложились спать, он басом приказывал всем СИЮ МИНУТУ лечь в кровать, на что оторопевшие от его ора дети приходили в чувство и покорно укладывались в постель. Сейчас такой поддержки у меня нет, и поэтому дети просто игнорируют мои крики.