Вкус жизни

Вижу в твоем взгляде немой вопрос. Попытаешься разуверить меня или отмести обвинения? Думаешь, я атеистка. Вовсе нет. Я верю в того же Бога, что и все христиане. Я ощущаю божественную связь с мирозданием, но не могу воссоединяться с остальными верующими, потому что представляю ее несколько иначе, чем бабушки на паперти. Поэтому я одиночка. Скажешь, не грузи меня своими глупыми измышлениями?

– Что тут скажешь? «Суду все ясно». Мы до сих не знаем природу руководимых нами сил, не знаем, в каком виде они существуют. Из страха на всякий случай умные люди две тысячи лет назад придумали для себя Христа и поклоняются ему. Не исключено, что человек, послуживший ему прототипом, на самом деле жил на земле и был личностью планетарного масштаба. И это тоже сыграло не последнюю роль в выборе его кандидатуры на место Спасителя. Проще обращаться к кому-то более естественному в твоем понимании, чем к чему-то неопределенному… А сказочности ему добавила таинственная связь с Высшей Силой – Богом-отцом. Так просвещали нас в вузе? Новых учений в этой области знаний мне за мою жизнь ниоткуда не прибавилось.

– Люди любят мифы и склонны превращать в святых тех, кого боятся, не понимают или ценят. Помню, как я, будучи въедливой пятиклашкой, была поражена, узнав, что Александр Невский – святой. Для меня он был героем, победителем, а при чем тут святость, я не понимала. Я как-то не очень представляла себя припадающей к кресту, истово молящейся великому полководцу и просящей у него пятерку по контрольной… и тем более умоляющей подарить мне хорошую семью.

…Возьмем хоть мавзолей Ленина – языческое капище. Это тоже вопрос святынь… Недостаточно целостное образование. Надеюсь, не устоит…

– Ленин – сакральный символ. В церквях тоже мощи.

– Упокоиться бы вождю с миром, а то и в хвост, и в гриву треплют его имя. Душа его, небось, мечется, мается. Пора бы уж определиться с его местом… и в истории тоже… Собственно, словами все можно оправдать: публичный дом и публичная библиотека – суть разная…

– Умные люди создали учения, придумали церкви, внедрили обряды, процедуры церковных служб. Надо же как-то объединять народные массы. Во времена многобожья обряды, между прочим, тоже имели место. Насколько я понимаю, все церковные песнопения основаны на обращении к Христу… Сначала основная масса народа этому противилась, потом эти учения кому-то стали выгодны… Со временем кое-что в них менялось согласно требованиям обстановки и вышестоящих лиц. И наука ударяла по мракобесию. Представляешь, если бы до сих пор жгли ученых… и сейчас кое-что в религии подправляется. И это нормально… – будто про себя повторяя школьный урок, тихо говорила Лиля. – Если сказать по совести, религия, Церковь как способ общения и единения людей у нас теперь не всегда срабатывает. Много ты видишь людей в церквях? Все больше старушки, да и те в основном по праздникам, как мы в театр… Наличие церквей не приблизило человека к Всевышнему. Это удел ученых. Мне так кажется.

– По религии Бог совершенен, а его творение – человек – нет. Сам создал мир несовершенным и потом сына своего послал за него умирать. Что-то тут одно с другим не сходится… Нет, я, конечно, читала, что своей смертью Христос показал людям их жестокость, чтобы опомнились… И все же я не понимаю, как можно будучи взрослым верить в сказки.

Недалеко я продвинулась в своих «изысканиях», может, потому, что в них доминирует научная составляющая, которая не дает отторгнуть от себя логику… или не от того отталкиваюсь… Чем больше человек познает мир, тем глубже в его мыслях бездны сомнений. Иной раз кажется, что мир никуда не годится и ждет своей гибели. Не звучит внешний мир в лад с моим внутренним. Душа то расправляется, то снова съеживается, чувствуя свою беспомощность. Не наступает в ней праздник… И это еще не все: жить все равно хочется, но стоит ли?.. Вот и пришла к выводу, что ни к чему мне религия. Достаточно веры.

– Аня, ты просто устала.

– Недавно я услышала от священника притчу о монашке, пролежавшей, будто бы в угоду Богу, в своей келье двадцать лет. Меня очень взволновал его рассказ, вызвал разнообразные противоречивые чувства и массу вопросов. Естественно, во мне, человеке верующем, но не религиозном, возобладал дух противоречия и противодействия. Особенно в той части, где превозносилось «самоотречение, самоуничижение и самоуничтожение себя» и где «матушка сказала ей лежать», мол, «подвиг ее такой». Для кого-то эта история, может быть, звучит благостно-умиротворяюще, но для меня, воспитанной в духе уважения к достоинству каждого человека, послушничество монашки выглядело как бессмысленное насилие (пусть даже и добровольное) над личностью. Зачем надо было молодой женщине идти на такие лишения? Разве умышленно губить здоровье – это не грех? Сознательно избрала мученичество. Пожертвовала собой, отказалась от лучшего в себе, достойного, высокого, стала ничтожной. Во имя чего?! Думаю, мы бы с тем священником не поладили…

Рядом со мною были дети. И я, как педагог, подумала: «История, конечно, впечатляющая, красивая, но к чему она призывает, о чем свидетельствует, чему учит детей? Религиозному фанатизму, покорности, бездумному благоговению перед церковными традициями и обрядами? Как я должна объяснить детям этот «подвиг»? Верьте, и вам воздастся? Я как-то не очень представляю своих учениц, истово молящихся той якобы святой: «Укрепи меня, Господи, дай силы выучить уроки», – усмехнулась Аня.

– А истово просящих: «Господи, верни мне папу»? – жестко спросила Лиля.

Аня, опустив глаза, подумала: «Кому угодно молиться?.. К чему это приведет?» и продолжила:

– Там в церкви я почувствовала свою неподготовленность к четкому осознанию – в смысле запаса знаний – этой темы. Без специального образования или хотя бы самообразования я плохо воспринимала церковную терминологию. Я с трудом вникала в суть произносимого священником. «Возможно, – думала я, – есть такие люди, которым ничего, кроме как поклонения Христу, в жизни не требуется? А может, монашке задурили голову или она «с приветом», как грубо выражаются мои дети? Здесь надо глубоко понимать психологию фанатично настроенных религиозных людей. А какие чувства испытывают монашки, которым приходится ухаживать за этой мнимой «лежащей»? Может, во мне говорит мое атеистическое воспитание, и преодоление его требует от меня определенной зрелости, – сомневалась я. – Трудно судить чужое поведение… не суди, да не судима будешь. Но именно имея такие сомнения, люди попадают в секты. По мне – лучше довериться сердцу, чем какому-то новоявленному «мессии». Многое в нашей жизни зависит от умения слушать себя.

Святость – что это такое? Верное служение Богу или людям? Эта монашка для меня не святая. Она ради себя мучается? Мне казалось, что мои подопечные ребята большим подвигом считают жизнь своей нянечки, которая в войну потеряла мужа и двух старших сыновей, одна вырастила четырех младших детей. Имеет медали за труд в колхозе. Чтобы прокормить семью, вынуждена была на своем горбу таскать мешки с картошкой пешком за десять километров в город. А в старости, во время перестройки, стала работать в детдоме, чтобы хоть какую-никакую копеечку принести в дом, где куча внуков… Недавно няня умерла. Боли у нее были дикие. Криком кричала. Лекарства не помогали. И только тут она воззвала к Господу: «За что?» И разуверилась… Дети помнят нянечку, мы на могилку к ней ходим… Может, это совсем другая история, не имеющая к религии никакого отношения…

– Серьезный повод для изучения основ христианской религии, – произнесла Лиля. И подумала: – «Недооценивает себя Аня. Считает себя хуже, чем есть на самом деле».