Ее величество

– Ожидая! Я, значит, ему всё, а он мне фигу?! – горячо возразила Инна. – …Ну, если только любовь безответная, платоническая.

– Сочиняем себе кумира и сами же потом с ним мучаемся. «Если я тебя не встречу, я тебя придумаю». Вот все мы такие! А мужчины бывают такие же чувствительные, как женщины? – спросила Аня.

– Подвержены тому же, что и мы, – убежденно сказала Жанна.

– Но в меньшей степени и реже, – уточнила Инна.

– Не хватило у Эммы мужества уйти от мужа, вот и стонет под пятой своих обид и сомнений. В каком аду пребывает! Это вам не хухры-мухры. Это жизнь с привкусом яда, – вздохнула Инна. – А может, Эмма научилась абстрагироваться от мужа? Вроде бы и нет его. Я слышала, как в больнице одна немолодая женщина каждый вечер перед сном вместо молитвы шептала: «Меня ничто не волнует. Я хочу одного: жить, жить, жить!» Видно, уговаривала себя.

«Инна не познала безграничной безраздельной привязанности, болезненно-фанатичной всепоглощающей любви к детям, а берется судить об Эмме», – мелькнула у Жанны в голове зловредная мысль и улетела, не задерживаясь. (Ночное бдение кого хочешь утомит.)

Пытаясь остановить вновь разворачивающийся поток женского «плача», Лена поведала:

– Один мой хороший знакомый как-то сказал: «Тридцать пять лет мы с Галочкой. Но ничто мне не надоело: ни семья, ни заботы. Я лучшей доли не хотел бы. Живем с женой просто, честно, легко. Благословляю все, что было в моей с нею жизни». Я с чувством радостного удивления смотрела на этого элегантного седовласого красавца и думала с грустью: «Как же иногда мучительно трудно и запутанно живут люди! И самое главное, никто, кроме них самих, в этом не виноват».

– «Счастлив тот, чей дом украшен скромной верностью жены»… и мужа, – сказала Жанна первое, что пришло в голову. После слов Лены ей хотелось сказать что-то хорошее. – Бальзак утверждал: «Поиски разнообразия в любви – признак бессилия».

– Что-то мне всегда подсказывало, что Федор ненадежный человек, но из-за собственной неуверенности я никогда в чужую жизнь не влезала, – испортила Аня начинающуюся было вырисовываться позитивную картину разговора. – Удивительно, но Федор ничем, кроме женщин, не интересовался. Ни политикой, ни футболом, как другие мужчины. Еще, правда, собой.

Лена вздохнула и отметила про себя: «Попытка перестроить девчонок не удалась».

– Откуда ты знаешь подробности Эмминых перипетий? Случайно рояль в кустах обнаружила? – ревниво спросила Инна.

– Забыла? Я ездила к Эмме в гости. Она звала. Я же вольная птица.

– Попутно обстряпывала свои делишки?

– Одна из моих детдомовских подруг там живет.

– Ты исколесила всю страну?

– Ну не то чтобы… но случалось в летние каникулы посещать подруг. На юга я не горазда ездить. Жару плохо переношу.

– …Знаешь анекдот про семь раз? – тихим шепотком спросила Инна у Ани. Но та не оценила «пустопорожние» с ее точки зрения откровения и не захотела слушать заведомо фривольную байку. Аню – в научном плане – волновало непонятное: как достигается то, что заставляет любящих людей соединяться в любовных объятьях вновь и вновь, годами и десятилетиями, и как избежать роста числа таких вот Федоров? Животрепещущая проблема для ее уже взрослых подопечных. Но спросить она стеснялась и только исподволь пыталась навести подруг на интересующую ее тему, чтобы кое-что в ней осмыслить и осознать.

– …Может, у Эммы с Федором всё уже сгладилось? – оптимистично предположила Жанна.

– Но не наладилось. Хотела бы я увидеть Федьку присмиревшим. Я наблюдала своего отчима после шестидесяти. Он чувствовал себя неполноценным и пришибленным. Нечем ему было кичиться, потому что сам в себе больше всего ценил способность к совокуплению. Даже жену стал ревновать. Дикость, да и только, – ответила Инна и продолжила рассуждать.

– Все свои природные данные надо уметь использовать на сто процентов. Правда, мы в нашей молодости об этом не задумывались, разве что только в плане работы. – Не упустила Инна возможность подразнить Аню. – Трагедия мужчин состоит в том, что с возрастом желание у них не убывает, но возможности сходят на нет. А у женщин влечение всегда есть, но достойные особи, желающие ими обладать, нечасто находятся, – скабрезным шепотком, прямым текстом выдала она. И прыснула в ладоши. Так хихикают девчушки, впервые услышав анекдот про мужа, рано вернувшегося с работы.

– Инна… – неодобрительно покачала головой Лена.

– Я уже сто лет Инна.

– Ты уже многие годы Инна Григорьевна, – напомнила ей Лена.

«Ленка в основном молчит, но всегда начеку. Наверное, полна иронических домыслов по поводу своих подруг. Мы разговариваем, а она нас сканирует и выводы делает», – внутренне поежилась Жанна.

– Я одну из своих неродных бабушек вспомнила, ее будто оценивающий взгляд внутрь себя. Может, каялась? Уж больно грустна была… перед уходом. Она много грешила по мужской части. У дедушки я страха в глазах не замечала. Жил он чисто и честно, – сказала Жанна.

– Инна, а твой второй отчим каялся? – спросила Лена.

– Он не верил ни в ад, ни в рай, – ответила та. – Для него панацеей от всех бед было вино. Прекрасное средство!

– Для полного счастья нам только его недоставало! Опять дразнишь? Как ты любишь издеваться над людьми! – взвилась Жанна.

– Как? Представь себе, по-разному, – поставила Инна ударение на слово «как».

– Не передергивай, – вспылила Жанна.

– Я, как ты, наверное, догадываешься, для этого достаточно эрудированна, – невозмутимо, с холодной стальной твердостью в голосе продолжила свою мысль Инна, стараясь уколоть Жанну больнее. Потом как ни в чем ни бывало повернулась к Ане. А та вдруг вспыхнула белым пламенем, мол, мы еще посмотрим кто кого. Инна ничего не успела ей ответить. Лена серьезно сказала:

– С Федором, наверное, не всё так просто.

– Мы не искажаем его характеристику, а говорим только об одной линии его поведения, об одном аспекте его личности, который нас всех больно задевает в связи с Эммой, – пробормотала Аня.

«Привыкла перемаргивать любую обиду и даже тут не пытается активно оспаривать, а оправдывается», – мысленно посочувствовала ей Жанна.

– Личности? – брезгливо фыркнула Инна. – Возможно, он много хорошего сделал на работе, но запомнится людям только плохими поступками. Ирод – царь иудейский – был прекрасным градостроителем. Он построил Стену Плача, а в истории остался, прежде всего, как жестокий, безжалостный, мнительный, подозрительный злодей. А американский президент Клинтон – только казусом с Моникой Левински.

– Да… не всякая жизнь достойна реквиема, этой возвышенной торжественной музыки, – задумчиво произнесла Лена.

– Девочки! Хватит рыдать над судьбой Эммы, – заворковала Жанна, изобразив дежурную ослепительную улыбку. (А может, в этот момент луна вынырнула из-за туч?) – Пусть каждый сам решает для себя: соответствовать ли требованиям, предъявляемым противоположной стороной, или сохранять свою индивидуальность.

Фраза в свете предыдущего спора неожиданно прозвучала двусмысленно.

– Ах, какое простое, объединяющее и молодящее нас слово «девочки», – восхитилась Лена. – Как давно я его не слышала в свой адрес!

– Ты, старушка, у нас еще котируешься! – засмеялась Инна. – Мы по возрасту пока принадлежим к категории пожилых. Это наша Аня успела наступить на следующую черту и даже чуть-чуть переступить ее. Она уже имеет право сказать: «Здравствуй, старость! А ведь мы могли и не встретиться. Святой Петр, наверное, заждался меня у врат…»

– Ошибаешься! Мы только подошли к возрасту пожилых, – возмутилась Аня. – Стариками у нас считаются люди после восьмидесяти.

– …Короткая дорога ведет только на кладбище, и она в один конец.

– Таков результат того, что «опыт – сын ошибок трудных», – усмехнулась Инна.

– …По причине страсти люди совершают роковые ошибки, рушатся семьи, страдают дети, – сказала Жанна.