Ее величество

«Второй раз Аня поднимает этот вопрос. Значит, зудит в мозгу, требует разъяснения», – удивилась Лена.

Аня посмотрела на Жанну, потом на Инну. Те как-то сразу не поняли, куда клонит их скромная подруга. А может, просто не успели обдумать эту весьма щекотливую тему и потому не были готовы обсуждать. Монолог Ани был интересный, эмоциональный, но несколько нелогичный. Концы с концами в нем не сходились.

И все же Инна не могла не отметиться хотя бы чужой фразой:

– Понятия «красота», «элегантность», «совершенство» – вариативны, они вне рамок. Каноны – тоже.

– Они сами есть рамки?

– «Красота – условно принятая совокупность достоинств и недостатков, она – поле для экспериментов», – так сказал кто-то из великих.

А Жанна заметила Ане:

– Бунтарская жилка в тебе все-таки имеется.

– Освободи человечество от морали, и оно погибнет. Вспомните Древнюю Грецию, – снова попыталась «завести» подруг Аня. Но Жанна откликнулась только одной конкретной фразой, после которой говорить уже было не о чем:

– Нет такого аморального крючка, на который Эмма могла бы попасться.

– …Однолюбы, как правило, несчастливые, потому что вероятность найти свою половинку слишком мала.

– …Супруги не должны всё знать друг о друге. У каждого должна быть какая-то тайна, загадка, – сказала Аня.

– Нет, какова! Хватит молоть языком. Не о той тайне ты говоришь. Не путай упряжь с лошадью. Я об изюминке, о тайне, сокрытой в женщине. Ее мужчины всегда ищут. Те, которые в этом понимают, а не эти физически и морально вырожденные, инфантильные, изнеженные, развращенные кинофильмами, – принялась насмешничать Инна теперь уже над Жанной. – И еще. Загадочное – не всегда значительное, как часто кажется мужчинам.

– Но именно оно интригует и привлекает их больше доброты и прочих положительных качеств, – отбилась Жанна.

– А в них есть это же самое? – спросила Аня.

– Я готова была видеть достоинства, которых в мужьях вовсе не было. Ах, ах! Весь мир – любовь. И весь он – для меня, вокруг меня, внутри меня. Нежность, преданность… Подобного рода дилеммы давно не стояли передо мной. Я просто искала мужчину, рядом с которым могла бы чувствовать себя женщиной.

Инна произнесла этот монолог бесцветно и безжизненно, но ни Аня, ни Жанна не поверили, что она может быть смирной овечкой. Потому и слушали ее откровение настороженно и внимательно, храня глубокое молчание. Их глаза словно приклеились к ней.

– Федор, наверное, не так прост, каким нам представляется. Он – фигура далеко не однозначная, – засомневалась Жанна.

– Ты его защищаешь? – взвилась Аня.

– Федька говорил, что он не сторож своему сердцу, что следовать всем правилам – значит лишать себя удовольствий. «Айда все в загул! Любовь – мой грех». Шекспир, к вашему сведению. Я слышала, что каждый мужчина мечтает загулять, но не каждый решается. Умудренная жизнью Федькина мать дала ему такую установку, «путевку в жизнь», – рассмеялась Инна. – Видно, в иной ипостаси мамаша сына себе не представляла и ни на что другое в нем не претендовала, – ехидно и зло добавила она.

Со стороны могло показаться, что в Инне кипит личная обида ни на кого иного, как на самого Федора. Но Лена точно знала, что это не так.

– Опять мать! Во-первых, Федор, скажем так, свою голову имеет, а во-вторых, ты свечку при них не держала, – недовольно заметила Жанна.

– За что купила, за то и продаю, – в ответ фыркнула Инна.

– А я другую, более весомую фразу из «Гамлета» приведу: «За что прощать того, кто тверд в грехе?» Я считаю, что есть вещи, которые нельзя спускать. И Федор не может рассчитывать на это. Изучая поведение мужчин из своего окружения, я пришла к выводу, что они вовсе не умеют любить, потому что до мозга костей эгоисты. У них нет ничего святого, кроме мамы. Дома – жены, которые их устраивают как хозяйки и матери их детей, но они их не уважают. Все удовольствия в основном у них на стороне. На кой они такие? Из-за денег? Я сама себя вполне устраиваю, – сердито сказала Аня. – А вот в нашем огромном доме, например, все вдовые мужчины остались верными своим женам, доживают поодиночке, домашнее хозяйство сами ведут, к детям и внукам в гости ходят. Я уважаю их за это.

И только мой старый друг в семьдесят пять лет – в его-то годы! – женился под тем «соусом», что хотел продолжать жить полноценной жизнью. Уже через неделю после похорон накупил себе модной одежды и вырядился как жених. Конечно, жена каждую копеечку сберегала внукам. Они в Москве учатся. Там и за квартиру платить приходится, и одеться девочкам прилично хочется. Родителям двух студенток было не потянуть. А теперь деда никто не ограничивает, он все деньги только на себя и на свои удовольствия тратит. Без няньки и месяца не прокуковал, хотя дочки обещали заботиться о нем. Это же верх неприличия!

– Может, Господь ту женщину послал ему в утешение. – Жанна попыталась оправдать «жениха».

– Да уж, наслышана, как он с ней утешался, когда его жена еще жива была. Одна из его давних «привязанностей». Может, тем в гроб и загнал свою благоверную.

– А жена твоего друга терпела или тоже в отместку? – спросила Инна.

У Ани глаза на лоб полезли от раздражения. Она стала похожа на взъерошенного, общипанного в драке воробушка.

– Небось те «идеальные» вдовцы с утра к бутылке прикладываются? Зачем им жены? – предположила Жанна.

– Не были замечены. Одни общественной работой занялись, другие перебивают тоску и уныние садом, внуками и рыбалкой. И все трезвые как стеклышки. Я намеренно следила.

– Зашлась криком. А сама-то ты плохого любила. Обаянием притягивал или… зов крови? За обаяние много чего можно простить?

– Я самодостаточна, мне важно было самой любить. Умственную любовь я ставлю выше любой другой.

– Отгородилась от него хорошо выполненной «почтительной» решеткой обожания? А ему нужно было, чтобы его по всякому любили. Беда с тобой, – шутливо покачала головой Инна и опять перевела разговор на Эмминого мужа:

– Теперь уж Федька как «пень трухлявый, пень корявый». Помните «гарики» Губермана: «на девушку в трамвае посмотрел, она мне молча место уступила»?

– А лет этак через десять Федор будет утверждать, что не блудил, что мы поклеп на него возводили. Будет юлить, пытаться уйти от ответа, чтобы обелиться, – забухтела Аня.

– Сомневаться не приходится: история его ясная, незамысловатая и гадкая, – сказала Жанна.

– …Я что-то не замечала на лице Федьки печати гения, – с хитро-скорбным лицом, ожидая возражений, сказала Инна.

– Ты и об этом берешься судить? Я на стену от тебя лезу. – Жанна выразительно закатила глаза.

– От злости? Напрасно, землю копытами не рой. Тайну жизни все равно не отроешь. Ее мужчины глубоко закопали. Тебе не кажется, что моя мысль получила неожиданный поворот?

– Зубоскалишь? Хватит ломать комедию. Голова от тебя кругом идет. Я не даю никаких оценок жизни Эммы и Федора. Мне просто обидно за нее. Ведь умная.

– Умная, да не прозорливая, – беспечно отреагировала Инна.

– …Уж позвольте! Эмма не сидела сложа руки, когда надо было воевать.

– Не теми средствами.

– Опять навязываешь свои «технологии»! Это уже переходит все границы.

– …Что у каждого останется под конец их совместной жизни? Эмме, кроме обид, нечего будет вспомнить. Тоска. Какой противный финал! Это же трагедия! – Инна «задирала» подруг.

Аня буквально подпрыгнула на своем временном ложе:

– У Эммы богатая, насыщенная, наполненная разнообразными событиями жизнь. Это Федька будет жить только памятью отдельных «ярких происшествий» и гордиться ими, как солдат великими победами в военных сражениях. Но чего стоили эти его «завоевания»? Я не видела рядом с ним ни одной приличной женщины, на самом деле его полюбившей. Они его только использовали и обирали.

– Любить – значит отдавать себя полностью, не ожидая награды, – подтвердила Жанна.