Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 119 из 141

– …Жизнь без страсти, без эмоций… это не жизнь. – сказала Инна.

– Нельзя быть фанатом одной страсти, – добавила Аня.

– А если страсть как стихия, как океан, который все сметает на своем пути?

– Состояние стихии вне морали. У стихии выиграть невозможно.

– Ей нельзя поддаваться. Она губит, – строго сказала Жанна. Аня промолчала.

– В жизни «есть непреодолимое: любовь, болезнь, смерть». Бунин так писал, – вспомнила Инна.

– Ты еще пламенный спич произнеси в честь любви, – пробурчала Аня.

– Не хочу.

– Бунин про страсть забыл сказать. Для него любовь и страсть – одно и то же? Но мне кажется, он был изысканным сухарем. Не хотелось бы подпасть под его чары, – сказала Жанна.

– А зря, – рассмеялась Инна.

– Наверное, он из тех, которые всё внутри переживают, а выплеснуть свои чувства могут только на бумагу.

– Я думаю, он не понимал главного: в семье любить – значит верить. Иначе это не любовь, – выступила со своим мнением Аня.

«Молотят, молотят языком. Наверное, педагогам такие разговоры нужны и важны», – вздохнула Лена.

– Это в твоем сознании. Письма его почитай, – посоветовала Жанна. – Хорошо, что раньше люди общались не по телефону, есть на что сослаться.

– Понять Бунина – это как взять девять верхних «до»! – с величественным жестом произнесла Инна. – Анька, ты, конечно, у нас барометр нравственности, но не ищи в произведениях великих писателей моральные и социальные пилюли, не доводи всё до грани примитивного, бытового… гротеска. Читай, наслаждайся глубиной души, чувствами героя и писательским гением автора. Не приземляй их. Творцов влечет и притягивает Небо! Воображай себе, что они проявляют себя в своих произведениях, как Бог при создании Вселенной! Ведь для поэтов и писателей новые ощущения не цель, а средство.

– А вдруг и Федор в душе… своеобразный поэт? Ломкий, страдающий, элегичный, – неуверенно предположила Аня.

Жанна рассмеялась:

– Моя знакомая о таких мужчинах, как Федор, говорит: «Его верхняя половина тела принадлежит небу, а то что ниже талии – земле».

– Может, ей «из своего далёка» и виднее… Но не поэт Федька, а тиран, – возразила Инна Ане. – А полотно тирании ткется из ненависти и страха. Еще из ревности.

– Ревность это тоже страх. Страх потерять. – уточнила Жанна. – К сожалению, причины ревности могут быть нелепые, а страдания все равно настоящие, ужасные.

– Федор не Эмме, себе не верил, тому, что сумел ее завоевать. Он весь состоит из слабостей и пороков. – заявила Аня.

– Секс – порок?

– Не передергивай. Если со многими, – рассердилась Аня. – Женщине религия рекомендует понять, принять и простить. А мужчине?

– Живи и давай жить другим? – пошутила Инна. – Только жизнь-то у нас одна-единственная. Исправлять ошибки некогда. И чужой опыт, как правило, не пригождается. Все своим пользуются.

– И каков же способ спасения ты предложишь отчаявшимся? Тебе не составит труда придумать. Что-то мне подсказывает, что религию ты напрочь отрицаешь. И к гадалкам ходить не надо, и так все ясно. И этому есть простое объяснение… – злорадно начала Жанна. – Все само станет на свои места? Тогда мне больше не о чем с тобой говорить.

– Ни над кем и ни над чем нельзя потешаться без меры, – вспыхнула Аня, поняв, на что намекает Жанна.

– Мир и Бог – вечны, а жизнь человека – миг, «но всё в себя включает человек, который любит Мир и Бога», – торжественно процитировала Жанна.

– Расшифруй сказанное, – попросила Аня.

Инна опередила Жанну.

– Предложи еще что-нибудь заумно-изысканное, я открыта альтернативным вариантам. Ты же у нас Песталоцци и Нострадамус-провидец колхозного масштаба в одном флаконе, – ответила Инна обстрелом мелкой картечью.





Нападки подруги напомнили Лене старую больную женщину, идущую под уклон. Ей тяжело идти, но ее несет и несет. Она еле держится на ногах, но не может остановиться и думает только о том, чтобы не упасть. Догадываясь, чем может закончиться вновь разворачивающаяся перепалка, Лена решила вмешаться.

– Во все времена существовали категории людей, на которых – во всех смыслах – узду морали не накинешь. Их никаким способом не своротишь с выбранной стези, – спокойно заметила она.

Жанна внешне не среагировала на намек, зато Инна, совсем как ребенок, жалобно спросила, уронив голову в ладони:

– Ты это мне назло? Показала мне кузькину мать? Это у тебя такой вид экзекуции?

– А у тебя – экзальтации?

– Ты за собой не замечаешь, что становишься грубее?

Женщины на время примолкли.

«Оказывается, между Инной и Леной тоже случаются мелкие размолвки, – удивилась Аня. – И тем не менее они неуловимо близки. Инке можно позавидовать. Легко общаться с тем, у кого много терпения. Их отношения с годами не претерпели существенных изменений, ничего не утратили, разве что еще больше упрочились. Вот чем можно упиваться и наслаждаться! И все-таки странная у них дружба. Волк и собака, кошка и тигр тоже во многом схожи, но это не делает их «друзьями».

– Интересное наблюдение! Как-то шла мимо фотоателье. Смотрю, в витрине фотографии висят. Обратила внимание на одну. Мужчина сидит, а женщина рядом стоит. А на снимках времен молодости наших родителей и стариков, женщины на фото всегда сидели, – усмехнулась Инна.

– Когда я была в гостях у Эммы и рассматривала фотографии в их традиционном семейном альбоме, так тоже удивилась, что его дед с бабкой по материнской линии сняты неправильно. Теперь-то я понимаю, откуда в его семье эгоизм и диктат, – торопливо вклинила свое замечание Аня. – Еще одна деталь. В старых кинофильмах мужчина оберегал, обнимал женщину. А теперь всё чаще она его обнимает… даже в постели. Раньше парни девушкам говорили: «С неба звездочку достану», а современные умоляют: «Ты мне нужна. Я без тебя пропаду». И уже ничего не обещают.

– Однако же ты молодчина, Аннушка, углядела, – обрадовалась Лена.

– Ты меня похвалила?! Теперь я могу спокойно умереть, – рассмеялась довольная Лениным поощрением Аня.

– А я заметила, как у тебя спина сразу выпрямилась и крылышки стали прорезаться, – подыграла ей Жанна.

– …Женщина может простить грешок, но только не невнимание к себе, – сказала Инна.

– Я бы не простила грех измены. Как подумаю, рассудок сводит судорогой от омерзения, – возразила Аня.

– Ты так говоришь, потому что не довелось… – заметила Жанна.

– Какая измена легче прощается: если муж, как животное… с кем-то будучи пьяным или когда… влюбившись? – смущаясь, спросила Аня.

– В первом случае жена его не уважает, презирает, а во втором… – Инна задумалась, – ненавидит.

– …Любовь в Эмме умерла, но ревность осталась. А тут еще эта ее невостребованная сексуальность. Почему ее ревность не переросла в ненависть? Непонятное, не поддающееся моему разумению явление. Она и от нее смогла самоустраниться? Способная, – без особой уверенности задумчиво сказала Жанна.

– Кто в чем, – хмыкнула Инна. – Смотря кто чем живет. В Эмме женщину-жену победила женщина-мать. Женщина-жена давно бы его послала на все четыре стороны. Я бы первым делом…

– Дети – путы, которыми Федор ее стреножил.

– Дети в ее жизни – главная точка отсчета, и все же…

– Вот именно, что в ее.

– У мужчин и женщин разные ожидания от жизни.

– Одним вкалывать, другим гулять?

– Эмма как-то сказала: «Людям так не хватает радости! Почему они должны быть несчастными?» Она, сполна изведавшая трудностей, желала всем людям заслуженного счастья – легкого, естественного, невымученного, – вздохнула Аня.

«О чем бы ни говорили мои подруги, все равно возвращаются на одну и ту же стежку. Как в байке про огурец, о котором на экзамене рассказывал студент-двоечник», – усмехнулась Лена.

– …Дело в том, что под давлением социальных факторов домашний труд женщин всегда считался второстепенным, менее важным. Он же напрямую не приносил дохода, не оплачивался, – начала провоцировать Аня подруг на новую тему.