Вкус жизни

Стала анализировать свое поведение. Дошло, зачем шеф стоял у двери – время посещения засекал! Поняла, почему Петр пытался меня задержать у себя в лаборатории, упрашивая посмотреть работу новой экспериментальной установки. Скомпрометировать хотел. Хорошо, что я торопилась закончить расчет и не могла позволить себе рассиживаться в чужой лаборатории.

Сигарета, перешедшая из рук в руки, явилась для шефа поводом поверить в сплетни. Она была той самой крупинкой истины, которая подтверждала горы лжи. Ведь вранье, приправленное капелькой правды, всегда звучит гораздо убедительнее. Петр все рассчитал правильно, полагая, что шеф знает обо мне достаточно много, чтобы поверить в россказни, и одновременно очень мало, чтобы поймать Петра на лжи. Но тут Петр просчитался, не учел мое рвение в работе, и тем самым ничего не смог доказать шефу. С тех пор разговариваю с мужчинами только прилюдно, вот как сегодня… Собственно, чего обижаться? Сама виновата.

Лена, исповедуясь перед Николаем Ивановичем, совсем было забыла об Иване, но он напомнил о себе.

– Дыма без огня не бывает. Ах, какие шекспировские страсти, какой сюжет! – со злорадным удовлетворением фыркнул он.

Лена с надменным выражением лица повернулась к Ивану спиной.

– Такое поведение неосмотрительно с вашей стороны. Надо всегда действовать с оглядкой. Не детсад, где вокруг вышколенные детишки. В среде скверной людской невоздержанности трудно оставаться безвинным. В вас должна обнажаться твердокаменная порода, тогда, может быть, побоятся трогать, – начал Николай Иванович привычным назидательным тоном, в который он, наверное, неизменно впадал во время своих разговоров с детьми и внуками. Сходство с добродушным человеком в нем будто стаяло. – И все же расслабьтесь. Не берите на себя то, что приписывают вам. Не переживайте, вы не первая и не последняя, споткнувшаяся о сплетни. С таким же успехом это могло случиться с любой даже замужней женщиной. Вы еще легко отделались. Отвергнутые мужчины часто не только словами негодующе презрительно мстят красивым женщинам. Бывает много хуже… Занесите этот постулат в анналы своей памяти. Вне всякого сомнения – скромность является одним из ваших главных достоинств. И в работе, я слышал, если уж беретесь за что-то, то доводите до конца и делаете все на совесть, – искренне, с уважением закончил Николай Иванович.

– С течением времени эта история, я полагаю – и это неизбежно, – подвергалась некоторым коррективам, но не забылась в коллективе. Я часто слышу за спиной гаденькие ехидные шепотки. Не удивлюсь, если еще кого-нибудь мне навесят и пристегнут эти искусные мастера наветов. Дорого начать… Мы побеждаем мощных внешних врагов государства, но справиться с мелкой гадкой подлостью в отдельно взятом человеке не удается…

А ведь в работе Петр человек увлеченный, потому-то и не ожидала я от него пакости. Он мне как-то на бегу выразил неудовольствие: «Почему «не дружишь» со мной? Какая теперь разница, все равно о тебе говорят». Думал, если оговорил меня, так уломает? А ведь он, как никто другой из наших девичьих разговоров, знал о моей порядочности. Бил по самому больному…

Долго еще при любом удобном случае он упорно и хитро, при свидетелях, продолжал демонстрировать свое отношение ко мне, разыгрывать влюбленного, намекать на наши будто бы ссоры, когда я резко реагировала на его приближение ко мне. Решил всерьез и надолго опорочить мое имя. Не мог простить отказа. Так я всех отшиваю. Зачем он поддерживал мнение, будто я его пассия, хотя имел постоянную любовницу? Это льстило его самолюбию? Вот так и создаются «биографии»… Этот случай привил мне стойкий иммунитет от мужского прилипчивого внимания… Бесперебойная череда неприятностей первого года работы до сих пор стоит перед глазами. Этот период жизни я отношу к самому тяжелому, унизительному.

И с первым начальником-мужчиной мне не повезло. У нас с ним сразу наметилась несовместимость.

– А я слышал, как он отзывался о вас с необычайной похвалой.

– Может, в тот момент он хотел свалить на меня подготовку квартального отчета. Без выгоды он не произносил доброго слова. Клинья ко мне подбивал… Ну, это уж вовсе бабьи разговоры… Я страшно обижалась, потому что не давала повода делать мне гадкие предложения.

«Ну, Ленка дает! кто же с мужчинами мужчин обсуждает!» – негодую я.

– Ты давала повод уже тем, что стремилась делать карьеру. Не мог же он упустить случая «взять свое»? Он знал, сколько сил ты прикладываешь для достижения своей цели, вот и решил сделать вид, что хочет «помочь», полагая, что не откажешься запрыгнуть к нему в постель хотя бы ради того, чтобы твои усилия в науке не пропали даром. А ты отказала ему, и тем самым нажила себе врага. Он, очевидно, воспринял твой отказ как оскорбление своего мужского достоинства. Ты пренебрегла им, унизила, – с усмешкой разъяснил Иван.

– А он не унизил меня скабрезным предложением?

– Что для женщин пошло, то для некоторых мужчин предмет гордости. Поэтому и нет между полами взаимопонимания, – сказал Иван.

– Представил бы на моем месте свою жену, так, наверное, сразу бы понял.

– А зачем ему надо тебя понимать? Ему, дай бог, в себе разобраться.

– Значит, ты считаешь, что в данной ситуации я была в безвыходном положении? Мне оставалась конфронтация и неприятности, связанные с ней?

– С твоим бывшим шефом – да. Или сидеть, не высовывая носа, и помалкивать в тряпочку. Повезло тебе, что «ушли» его.

– Я, кстати, проследила его дальнейшую судьбу – мать пристроила на только что отстроенный завод. Работает начальником цеха, командует «полком» женщин. Отдавать приказы, спущенные «сверху», у него хорошо получается. Науку от него не требуют. И в настоящее время я придерживаюсь о нем другого мнения. Каждому свое. Он нашел свое место под солнцем... Да ладно, чего уж там, проехали. Теперь мне много проще: у руля стоит женщина. Колесо фортуны повернулось в мою сторону.

Мужчины в моем «кружке» шумно заспорили, и я потеряла нить разговора подруги.

– …Своей ложью Петр далеко ушел за пределы допустимого флирта. Знаете, даже при самом буйном воображении я не могу себе представить его рядом с вами, – рассмеялся Николай Иванович и заверил: – Не переживайте. Умные поймут и не осудят, а на дураков надо плевать.

– Мужчины таращатся, взглядами унижают – это у них вне возрастных категорий – и к этому нельзя адаптироваться, – с обидой проговорила Лена.

– …Неужели ни разу не встретили достойного? – деликатно удивился Николай Иванович.

– Опасный вы человек! Мастер выпытывать секреты? – рассмеялась Лена. А сама привычно подумала: «Что кроется за этой попыткой выведать мои мысли? Неприязнь, враждебность, обычное любопытство, неужели желание помочь?»

– Вы находите, что я слишком…

Николай Иванович сделал паузу.

– Слишком прямолинеен? – спокойным обезоруживающим тоном закончил он.

– А вы сами-то любили? – неожиданно перевела Лена разговор на самого Николая Ивановича, в полглаза наблюдая за его реакцией.

Иван выпал из их общения, но почему-то вообразил, что спросили именно его, и ответил неожиданно резко:

– Много, жестоко, бессмысленно, зло, упрямо и распутно. Люблю гибельно сладкое. Сердце мужчины – бездонная пропасть.

– Или лохань для помоев – не утерпела съязвить Лена в ответ на его неожиданное откровенное «явление народу».

– Не женюсь из гуманных соображений: не хочу делать жену несчастной. Я по-своему порядочный человек. Каждой женщине я сразу раскрываю карты: я вот такой. Хочешь – принимай, а можешь сразу развернуться и уйти. Не держу. Мои отношения – сплошная импровизация.

– У тебя женщины, может, и разные, да ты со всеми одинаков. Думаешь, твое имя овеяно ореолом легенд и мифов?

– С моим желанием бурной жизни и разнообразия никакая женщина не может быть надолго. Я еще ни разу не отступил от своего незыблемого принципа. Свято ему следую. Напролом иду. Не выношу вязкой привязанности, когда все будто по обязанности…

«Может, они тебя не выносят? Ну и хвастун! Ну и заливает!» – поразилась Лена.