Сороковник. Книга 3

Покрутившись на месте, вижу его в проёме, ведущем в соседнее подвальное помещение. Мой спутник о чём-то тихо переговаривается с тем самым молодым человеком, который недавно самолично готовил для нас знаменитый адыгейский сыр. Судя по жестикуляции, джигит отнекивается, но лукавые глаза полны ожидания. Мага небрежно подбрасывает на ладони какой-то блестящий жёлтый кругляшок и выражение лица его собеседника меняется. Одно ловкое движение — и монета исчезает, но уже в другой ладони. Усмехнувшись, мой спутник возвращается, а меня так и разбирает любопытство: мне интересна даже не тема, а чем именно он расплатился. Неужели золотом?

Уже перед самым отъездом нас нагоняет молодой человек и с почтительным поклоном передаёт Маге небольшую корзину. Сверху содержимое прикрыто чистым полотенцем, из-под которого воинственно проглядывает бутылочное горлышко тёмного стекла с пробкой, залитой сургучом. Мага пристраивает корзину на сиденье автобуса, который остаётся нас ждать, самих же нас приглашают в открытые низенькие грузовички, чем-то похожие на бронетранспортёры — штурмовать горную речку, через которую лежит путь к местным водопадам.

…- Красиво? — спрашиваю у Маги.

— Красиво, — соглашается он. — Но у нас теплее, поэтому зелени больше.

— Что, и водопады есть?

— Есть. Туристов нет, — отвечает лаконично.

— Почему?

— Опасно. Хищников много.

Больше из него ничего не удаётся вытянуть.

Он с интересом осматривает запущенную чайную плантацию и срывает понюхать и попробовать на зуб несколько листочков с чайного куста. Сочувственно смотрит на тюльпанное дерево, двухсотлетнее, разваленное почти надвое молнией года три тому назад и теперь скреплённое цепями, и радуется вместе со всеми, обнаружив бутон — а ведь биологи опасались, что после "операции" старейшее в краю дерево перестанет цвести! Он пробует на пасеке разные сорта мёда — вот от чего и я не отказываюсь, а потом с удивлением выслушивает мои пояснения, почему мёд первого сбора этого года брать не стоит. Да потому, что он ещё весь "сахарный", а натуральный — со свежей пыльцы — ещё должен созреть и до Спаса, его не попробуешь. Заодно рассказываю про Спасы, Яблочный, Медовый и Ореховый, и про дедову пасеку. Я уже начинаю понимать смысл поговорки: "Коготок увяз — всей птичке пропасть!": стоит Маге зацепиться в разговоре за что-то интересное — и он, как клубочек, раскрутит нужную тему до конца. Уж не из-за моей ли словоохотливости и, главное, терпения, он набился в спутники?

Возвращаемся мы поздним вечером, с гудящими ногами, отмахав пешком не менее десятка километров. Темнота за автобусными окнами начинает заметно сгущаться, а фары встречных — слепить глаза. Мага решительно опускает занавеску перед моим носом.

— Отдохни.

Пожав плечами, устраиваюсь в кресле поудобнее. Даже и не думаю спорить. Ступни горят, челюсти сводит от зевоты — спать хочется, да и воздух тут разрежен, мы же ещё не спустились в долину. Но задремать я не успеваю.

Мага, до этого расслабленно прикрывший веки, вздрагивает, открывает глаза и поворачивается ко мне. Охватывает взором быстро, цепко, как будто что-то пытается во мне увидеть. В полусумраке особенно заметна его неестественная бледность. Опешив, я собираюсь спросить, что случилось, но он прижимает палец к губам. Привстав, бегло оглядывает салон. Пассажиры в основном подрёмывают, и ничего подозрительного я не наблюдаю, но Мага уже тянет меня за локоть.

— Пойдём, — говорит тихо. — Держись рядом. Тут лучше не оставаться.

И тащит за собой по проходу.

Слова застревают в горле. Руки-ноги вдруг становятся негнущимися и цепляются за всё подряд. Мага медленно идёт меж рядов сидений, высматривая что-то впереди, как хищник, унюхавший опасность, я же изображаю собой хвост. Мне страшно

Неожиданно автобус сворачивает влево, слишком круто и резко даже для горного серпантина. Угол скобы на сиденье впивается мне в бедро. Пассажиры охают, навалившись друг на друга. Мага прыжком преодолевает расстояние до Иоланты, которая в испуге пытается дотянуться до шофёра.

— Сергей Дмитриевич, что с вами? Сергей Дмитрич!

Хорошо, что здесь не как в ЛИАЗе, нет разделительного стекла между водителем и пассажирами. Мой компаньон одним махом запрыгивает в переднюю часть кабины и выкручивает руль, уводя автобус от дорожного бордюра, за которым — пропасть. На мужчину, что навалился грудью на рулевое колесо, он вроде и внимания не обращает.

— Как остановить? Ну? — со сдержанной яростью шипит он Иоланте. Та, судорожно сглотнув, бормочет:

— А… Этот… стоп-кран… нет, ручник… ручной тормоз… — Приходит в себя: — Вот там рычаг внизу, кнопку отжать и дёрнуть наверх!

Автобус под визг тормозов врезается в какую-то преграду, видимо — очередной бордюр. Меня уносит инерцией вперёд, я сбиваю с ног девушку и обе мы заваливаемся на барьер, отделяющий нас от водителя. Больно ударяюсь животом, от толчка чуть не вышибает дыхание.

И первое, что вижу, подняв глаза — сплошная скала в полуметре от лобового стекла. Хорошо видна, поскольку подсвечена снизу фарами. Вот ещё бы чуть-чуть… Или, не доезжая, когда первый раз крутануло прямо к пропасти… Ноги вдруг слабеют. Я так и села бы на пол, но меня выводят из ступора испуганные возгласы сзади.

— Дядя Серёжа! — уже в голос кричит Иоланта водителю, — что с вами?

— Тихо! — зычный голос Маги перекрывает панику, нарастающую за моей спиной. — Всем оставаться на местах, делать то, что я скажу! Может понадобиться помощь! — Он торопливо приподнимает тело водителя, пытается усадить, заглядывает в лицо. Проверяет пульс на шее, оттягивает нижнее веко.

— Похоже на сердечный приступ, — говорит громко. — У кого-нибудь есть с собой подходящее лекарство?

А как не быть, если половина группы — пенсионеры! Но самое главное, что Магины слова воспринимаются ими как конкретная команда. Если кто-то взял опасную ситуацию под контроль, уверенно распоряжается — всё не так страшно, всё наладится! Успокоившись, наши соседи энергично перетряхивают сумки, и не проходит и минуты, как мне протягивают упаковки нитроглицерина и пузырьки с валокордином и засыпают инструкциями. И даже отыскивают бутылку минералки и складной дорожный стаканчик, чтобы было, куда накапать валокордин.

— Двоих ко мне, быстро, — командует Мага, умудрившись впихнуть мужчине сквозь зубы таблетку. — Пусть выйдут и помогут снаружи его вынести.

Иоланта, всхлипнув, указывает ему на кнопку, горящую красным.

— Двери, — только и говорит сквозь слёзы.

Шофёра вытаскивают на чудный свежий воздух, который даже выхлопными газами отравить нельзя, кое-как усаживают, прислонив к дорожному высокому бордюру. Расстёгивают рубашку, растирают грудь, чтобы облегчить дыхание. А за нами уже выстроен хвост из машин, и хлопают дверцы, спешат люди — не из праздного любопытства, а из солидарности водительского братства, для которого ни чинов, ни званий, ни национальностей не существует.

Водитель старенькой "Волги" берётся довести дядю Серёжу до ближайшего поста ГАИ. Там вызовут по рации и "Скорую", и другой автобус, чтобы нас, горемык, доставить до Лазаревского. Не ночевать же на дороге! Иоланта разрывается между группой и дядей — в самом деле он ей родственник или просто хороший знакомый? Мага, цыкнув, впихивает её в ту же Волгу. И остаётся, с молчаливого согласия остальных, за старшего.

Новый автобус в сопровождении гаишников приезжает минут через сорок, к тому времени нервы у большинства натянуты до предела. Тем не менее, Мага не забывает вернуться в салон за корзиной. Передав её мне с рук на руки, кратко обрисовывает пожилому старшему лейтенанту обстоятельства происшествия, выслушивает благодарность, отклоняет предложение подвезти нас с ветерком до Лазаревского на служебной машине. Он должен лично убедиться, что группа доставлена на место в целости и сохранности. И если после спасения дяди Серёжи туристы смотрели на него, как на героя, то после этих слов его рейтинг поднимается до уровня местного божества.