Задание
(Повесть)

— А почему ты плачешь? — Краузе удивленно поднял брови.

Лешка отчетливо вспомнил, как студент театрального института, похрустывая пальцами, раздраженно говорил: «Ты маленький испугавшийся мальчик. А мальчики от испуга плачут. Я понятно говорю?» И оттого, что так вовремя и без всяких усилий у него получились слезы, Лешка как-то успокоился.

— Тебя кто-нибудь обидел? — снова спросил Краузе.

— Почему Сергуня кричит? Не бейте его, он ничего не сделал!

— Его не бьют. Ему сказали, что тебя будут бить, и он рассказал мне все, что я хотел узнать. Правда, он сказал, что встретил тебя на дороге, ты потерялся и был без родителей, и он тебе предложил поиграть в игру, будто он дурачок. Но я не думаю, что он встретил тебя на дороге. Он обманул меня.

«Всегда говори свою легенду, как бы тебя ни пытались запутать», — вспомнил он слова Сергуни.

— Сергуня не может говорить, он больной, — сказал Лешка.

— Он рассказал, как вас забросили через линию фронта. И что вы не нашли в Сотниковом бору группу с передатчиком. Нам пришлось их убить незадолго до вашего прихода… Ну и так далее. Я тебе все это рассказываю, чтобы ты зря не мучился. А вообще мне от тебя ничего не надо.

Неужели Сергуня все рассказал?! Да нет же! Сергунин крик раздался несколько минут назад, значит, он еще играл свою роль. Когда же он успел бы все рассказать, если Краузе здесь уже минуты три? Краузе обманывает.

— Но поскольку Сергей не назвал твою фамилию, ты мне ее скажешь сам. И тогда я тебя отпущу.

— А Сергуня? — вырвалось у Лешки, и он испугался, что сказал неправильно. Но лицо у Краузе было спокойное.

— А я его уже отпустил. Он мне больше не нужен. Ну, так как твоя фамилия?

— Кашин.

— Где ты встретился с Сергеем?

— А мы вместе жили в Гдове, он же мамин родственник. Он мне вроде дяди.

— Вроде дяди… — Краузе усмехнулся, — а почему ты мне говоришь неправду?

— Я правду говорю! Спросите кого хотите. Зачем мне вас обманывать?!

Лешка вошел в роль и говорил очень искренно, может быть, оттого, что ему очень хотелось, чтобы Краузе ему поверил.

Но майор насупился и покачал головой.

— Ты врешь, и мне придется делать тебе очень больно, пока ты не скажешь правду. Есть всякие способы делать больно, ты знаешь, наверно… — Краузе достал зажигалку, зажег ее и поднес к лицу мальчика. — Вот самый простой.

— Дяденька майор, не надо меня пытать, ну пожалуйста, я вас очень прошу, не надо, я вам правду говорю!

Лешка схватил руку Краузе, державшую зажигалку перед его лицом, и, сам не понимая, как это получилось, задул огонь.

— Ой, простите, я случайно! Я больше не буду! — Лешка сам испугался. — Дяденька майор, ну пожалуйста, я же все равно ничего другого не смогу сказать, только правду!

Краузе крайне удивило, что Лешка задул зажигалку. Во всяком случае, лицо у него было непритворно озадаченное. Он приподнял Лешкину голову за подбородок и долго смотрел в его глаза, которые излучали мольбу и только. Потом Краузе вздохнул и посмотрел в окно.

— Ну хорошо, мальчик Кашин, можешь идти. Приходи как-нибудь ко мне. Я люблю разговаривать с детьми. Придешь?

— Не знаю… — Лешка растерялся.

— Ну вот, скажем, в пятницу. Приходи утром. Часовой будет предупрежден.

— Хорошо. Раз вы велите…

— Я тебя просто приглашаю в гости. Ну, иди.

Краузе открыл дверь и смотрел, как мальчик пошел по коридору, еще не уверенный, что свободен, боясь, что вдруг распахнутся боковые двери и втащат его в окровавленную комнату… Конечно, если бы применить к нему методы обер-лейтенанта, он бы заговорил. Но этого как раз и следовало избегать в той игре, которую вел майор.

А может быть, этот мальчик ничего не сказал бы и под пыткой? Потому что он не простой мальчик. В какой-то момент он чуть не убедил майора в его ошибке насчет юродивого. И если бы не заключение врача, майор был бы готов поставить свое прекрасное охотничье ружье английской фирмы «Голанд-Голанд» против этого вот веника, что мальчик говорит ему правду, — такой искренностью дышало его лицо.

Сергей лежал во времянке на сене, закрыв глаза и стараясь быстрей набраться сил после страшного напряжения. Голова раскалывалась.

Скрипнула дверь, и, прежде чем он успел поднять тяжелые веки, на грудь ему бросился всхлипывающим Лешка. Он охватил Сергея за шею, прижался мокрым лицом к его щеке и сжимал руки, шепча:

— Сергуня, Сергунечка…

— Что они сделали тебе? — Сергей боялся увидеть на лице или руках мальчика следы пыток.

— Ничего. Он сунул мне зажигалку к лицу, а я ее задул.

— И что тогда?..

— Он меня отпустил.

Сергей заставил Лешку восстановить разговор со всеми деталями и сопоставил оба допроса. Получалась не очень понятная картина.

— А тебя сильно били? — спросил Лешка.

— Меня не били. Как ни странно, обошлось.

— Они не догадались?

— Ты знаешь, похоже, что нет. Но все равно сейчас надо особенно остерегаться. С Пашей и Женей встречаться так, чтобы никто не видел. И сюда никому из них больше ходить нельзя.

Сергей задумался.

Вероятней всего, Краузе поверил в свою ошибку, признал Сергея за невменяемого. Однако осторожность терять нельзя.

Хорошо, что с самого начала Сергей приказал Жене распустить его отряд и не посвящать ни во что Семку и Виталия. В случае провала — меньше жертв. А с Пашкой встречи обставлялись достаточно надежно, на него, видимо, нет подозрений.

Теперь, что делать завтра? Завтра четверг, и майор Краузе отправится вечером на скотный двор на встречу с предателем.

Завтра надо сделать многое. Вечером Краузе не будет в школе, и Пашка сможет поискать тайник в его кабинете. Надо будет проверить эти коробки, хотя и маловероятно, что картотека там, — слишком на виду.

Затем — скотный двор. Очень тревожил Сергея человек, который завтра придет туда. Он ведь где-то здесь, в деревне, он наблюдает за Сергеем, он неизвестен, поэтому невидим. Он единственная нераскрытая карта в игре с Краузе. Завтра ее нужно открыть.

На скотный двор пойдет Женька. Он спрячется там еще засветло и должен будет увидеть этого человека.

Послезавтра пятница, у Житухина банный день. Сергею придется встретиться с ним. К пятнице карточка изменится, возможно, она и сейчас уже изменила цвет, но лучше на нее не смотреть до пятницы, чтобы легче заметить посветление. Ну а если карточка не посветлеет и в пятницу, что тогда делать с Житухиным? Ну посмотрим, нечего заранее гадать.

Лешке пришлось, как стемнело, сходить к Пашке. У них был разработан сигнал, по которому Пашка выходил в огород и там встречался с Лешкой. Из дома их видно не было, в огороде никто не мог спрятаться, а другие дома были не близко. Встречи их благополучно происходили под носом у немцев, квартировавших у Пашкиной бабки.

Лешка передал задание Сергея на завтра, сказал про коробки.

— Да он там тушки птичьи держит! — сказал Пашка. — Он мне открывал, показывал. Лежат рядком…

Пашка вдруг замолчал.

— Ты чего?

— Ух ты! — прошептал Пашка. — И верно: я один раз взялся за коробку, а она уж больно тяжелая. А тушки-то легкие! Я это дело завтра раскурочу, будь спок!

— Сергуня велел осторожно.

— А то! Ты вот чего: вечером приходи к школе с заду, за конюшней. Там жимолость густая и репьев полно, легко сховаться. Лежи и жди. Во дворе там уборная, если я что найду, я тебе вынесу и за уборной в щель передам. Понял? Тикай, дверь хлопнула!

Когда Лешка передал разговор Сергею, тот рассердился. Пашка расковыряет эти коробки, там наверняка ничего нет, и майор, естественно, догадается, что это Пашкина работа. Или подумает на Житухина. И то и другое плохо. Снова посылать к Пашке промокшего мальчика не хотелось. Придется завтра днем запретить Пашке всякую самодеятельность, хотя днем риска больше. Днем еще надо будет передать Женьке насчет скотного двора. У Лешки завтра много работы, и как бы парень не расхворался к тому же.