Задание
(Повесть)

Он шагнул к столу, засопел. На столе лежало… Не надо думать — что. Блестит — интересно.

За спиной послышалось движение.

«Я не должен этого слышать», — сказал он себе и еще ближе подвинулся к столу, где лежали блестящий скальпель и ножницы. Он вытянул руку, пальцы его шевелились.

Еще движение за спиной, и сразу негромко:

— Не оборачивайтесь!

Сергей замер лишь на мгновение, потом медленно повернулся и, увидев майора, подался назад, тупо и испуганно глядя ему в грудь.

Майор, мягко улыбаясь, наблюдал за ним. Сергей засуетился, замычал, повернулся и пугливо коснулся ножниц пальцем. Они были холодные, и он непритворно вздрогнул. Потом прижал ножницы пальцем, подвинул их по столу. Майор сбоку следил за его лицом.

— Возьмите, — сказал он.

Сергей убрал руку и посмотрел на майора. Тот кивнул на ножницы:

— Возьмите, возьмите!

Сергей тронул пальцем скальпель и довольно замычал.

— Ну хорошо, — сказал майор, — садитесь.

Сергей разглядывал пуговицы на мундире майора.

— Я пока не прибегаю к помощи врача, — сказал Краузе, усаживаясь на стул и доброжелательно глядя на Сергея, — вы сами понимаете, что специалисту нетрудно установить в вашем поведении симуляцию. Но после этого мне уже ничего другого не останется, как передать вас гестапо. Я понимаю, вы можете предпочесть ореол мученика измене присяге. Я вам предлагаю третий путь. Вы не раскрываете себя, и я вас не арестую.

Майор говорил, не спуская пристального взгляда с лица Сергея, и под этим взглядом трудно было владеть лицом, как трудно не морщиться в луче света. И нельзя было не слушать, что говорит Краузе. Понимая, что сейчас он не выдержит долгого напряжения и лицом выдаст внимание, Сергей двинулся от стола в угол комнаты, но испуганно обернулся, посмотрел на майора, бормотнул невнятно и остановился у сейфа.

Майор говорил, глядя на Сергея:

— Более того — я помогу вам. Вам нужна какая-то информация. Я сейчас выйду, а вы напишете вот здесь, что именно интересует ваше начальство. Без моей помощи вам задание не выполнить. И никто, кроме нас двоих, об этом разговоре не узнает. Вы получите информацию от меня. Ваша разведка будет довольна, имя ваше не пострадает, вы сможете вернуться к своим.

Сергей не ожидал от Краузе такой дешевки! Но это было только начало.

— Вот здесь бумага, перо. — Майор встал. — Я приду через пять минут. Я постучу, вы успеете надеть свою… э-э-э… чересчур эффектную маску. А через год вы и сами забудете про то, что писали.

Майор добродушно засмеялся и вышел.

Сергей по-прежнему разглядывал сейф. Вероятно, есть же глазок, через который за ним наблюдают. Но за пять минут можно незаметно оглядеться. Ага, вот ящик со стружкой. Пашка его обшарил и ничего не нашел. Что это за коробки? Странно… Двенадцать штук, картонные, обклеенные по сгибам дерматином. Жаль, но открывать нельзя.

Когда, постучав, вошел майор, Сергей стоял у шкафа и трогал медные ручки.

Майор подошел к столу и посмотрел на пустой лист бумаги.

— Та-ак… Хорошо!

Майор подошел к Сергею, крепко взял его за локоть, посадил на стул лицом к столу, а сам сел за стол. Не спуская глаз с лица Сергея, он позвонил в бронзовый колокольчик, которым, наверно, сторож звонил раньше на уроки. Сергей впился глазами в блестящий колокольчик, бормоча и шевеля пальцами.

Дверь за спиной открылась.

— Вы начали с ним заниматься? — спросил Краузе.

— Да, герр майор, — по-русски сказал кто-то.

Сергей собрал все силы, понимая, что начинается главное испытание.

Тупость, тупость! Я — животное! Я ничего не понимаю! Кругом пусто!

Комната, и стол, и колокольчик на нем расплылись, стали нечеткими, он постарался не слушать, но слова все-таки проникали в его сознание.

— Поработайте с мальчиком, — кому-то говорил майор, вглядываясь в Сергея, — если он не скажет сам, заставьте его говорить. Мы здесь услышим крик?

— Да, герр майор.

«Мерзавцы!» Сразу все вокруг и лицо майора стало четким, выпуклым… И тут он понял, что этот обострившийся, короткий, но осознанный взгляд выдает его. Заставить себя не слышать ничего! Ни слова! Считать! Десять на два — пять. Пять и два — семь. Семь и пять — двенадцать. Двенадцать на два — двадцать четыре…

И больше он уже ничего не слышал. Он весь ушел в этот счет, мокрые от слюны губы шевелились, он смотрел на колокольчик и не видел его. Он уже ничего не видел и не слышал, ничего не было в его голове, кроме цифр, бессмысленных чисел, они цеплялись друг за друга, прыгали, сплетались в нескончаемую цепь… Он не знал, сколько прошло времени.

Рука, крепко ухватившая его плечо, вернула Сергея в эту комнату. Ему повернули голову, и он увидел новое лицо. Человек оттянул ему веко, а другой рукой водил взад-вперед перед его глазами блестящий молоточек. Сергей невольно стал следить за молоточком, но потом заставил глаза остановиться. Он увидел пуговицу на мундире этого человека.

Тот теперь щупал его пульс. Сергей замычал, потянул руку — сердце бьется бешено, надо не дать сосчитать пульс! Сейчас его разоблачат, с этим уже ничего не поделаешь, поэтому — спокойно. И не думать о мальчике!

Ему положили ногу на ногу, ударили молоточком… Сергей завизжал, дернулся и упал на пол. Его поднимали, он отталкивал руки, вращал глазами… Его поставили на ноги, он дрожал. Как сквозь вату, он услышал разговор по-немецки.

— Не могу утверждать, что он здоров, — сказал новый голос.

— Значит ли это, — спросил Краузе, — что симуляция исключается?

— Я не могу поставить точный диагноз — симптомы не совпадают с описанными случаями, но на симуляцию не похоже. У этого человека нет сознания в обычном смысле слова. Самовнушением такие состояния не достигаются.

— Странно… Хорошо, я вас больше не задерживаю.

Врач ушел, а Краузе подошел к Сергею и крепко взял его за подбородок. Он заставил его поднять голову и пристально посмотрел в глаза. Сергей смотрел мимо его глаз. Краузе оттолкнул его и отвернулся.

Сергей был настолько измотан, что не смог ощутить торжества.

Когда солдаты увели юродивого, врач вернулся в кабинет Краузе.

— Ну а что вы думаете в действительности? — спросил майор.

— По всей видимости, нормален. Но симулирует прекрасно.

— Да, приятный партнер… Скажите, в работе вам приходится пользоваться интуицией?

— Сплошь и рядом.

Краузе засмеялся и похлопал его по плечу.

— Я всегда думал, что в наших профессиях много общего.

Майор наблюдал в окно за юродивым. Тот кружил около ворот, пока часовой не прогнал его ударом приклада.

Солдаты привели Лешку в комнату и оставили одного. Лешка ждал, что сейчас придут его пытать, и мысли у него путались от страха. Однако минуты шли, а никто не приходил.

В комнате стояли стол, шкаф и два стула. В окне была решетка. Сердце у Лешки замирало, когда в коридоре раздавались шаги — вот идут за ним, вот сейчас…

Ну почему он не послушался Сергуню и не убежал? Он и сам не знал, что заставило его остаться. Когда он услышал за стеной, в доме, верещание Сергуня и представил, как солдаты бьют его коваными сапогами, он остановился и повернул назад. Он не знал, что чувство, которое заставило его забыть о себе и идти на помощь Сергуне, называется отвагой.

Теперь опять до него долетел приглушенный стенами Сергунин визг. Это было жутко: весь дом полон тишины и неизвестности, и только где-то в его нутре, в комнате пыток, нечеловеческий крик. Лешка метнулся к двери — она была заперта. Он бросился к окну, но из него была видна только часть глухого забора. Никто не мог теперь спасти его, он у фашистов в руках, и он один.

И Лешка заплакал. Слезы брызнули из глаз, словно они шли из него под напором. Он рыдал, не сдерживаясь, и все плотней прижимался к стене вздрагивающим телом.

И тут открылась дверь: кто-то вошел. Лешка не мог сдержать громкого судорожного всхлипывания. Человек обогнул шкаф и остановился перед Лешкой. Это был Краузе.