Через дно кружки

Оказывается, освоившись за первые два месяца, Кирилл понял, что вполне может подрабатывать. Мысль о подработке пришла к нему сразу, когда узнал, что квартирная хозяйка – медсестра в детсаде. Он с ней сдружился.

Хозяйка, когда-то красавица, и сейчас оставалась весьма эффектной женщиной, притягивающей взгляды мужчин непостижимой и неброской привлекательностью. Такое невозможно создать макияжем, красками, фитнесом и прочими современными ухищрениями, с этим женщина или рождается и потом живет всегда, или этого, скажу так, шарма и загадки просто нет и вряд ли когда появится. Разве что потом, после пятидесяти, когда опыт и жизнь сделают свое мудрое дело, а женщина не профукает этот опыт, а наоборот, вберет в себя и станет красавицей. Да вы сами наверняка видели таких взрослых красавиц, сказать «пожилых» не поворачивается язык, потому что это не о них, потому что это для них неправильное, неверное слово.

Она и предложила ему работать сторожем в детсаду. Эта работа, мне думается, была предназначена специально для студентов и создана каким-то большим и мудрым начальником, наверное, помнившим свою тяжелую студенческую юность. За работу не только платили, хотя и маленькие, но все же деньги, там кормили. После детворы всегда оставались и борщи, и каши, и молоко, и котлеты, и прочая еда. Обычно ее забирали повара, но теперь, познакомившись с Киришкой, узнав его историю, немного приукрашенную от природы сметливым рассказчиком, сердобольные поварихи, в первый раз прослезившись, а дома, пересказав близким, всплакнув над судьбой юноши, оставляли ему если не лучшие, то весьма приличные и вкусные порции, по размерам такие, что на продукты Кириллу тратиться почти не приходилось. Он им за это помогал на кухне, иногда делал маленькие подарочки, от которых у женщин щемило сердце, а душа открывалась и таяла. И скоро стал в детсаду любимцем. Вечером Киришка успевал подготовиться к занятиям и почитать. Поближе к ночи наводил порядок на кухне. Очищал остывшую плиту, наливал воду в кастрюли, чтобы утром женщины могли прийти чуть позже и скорее приготовить завтрак для детишек, а ночью успевал выспаться. Благо, в кабинете медсестры был широченный диван.

И потекло однообразное и размеренное время. Учился Кирилл легко. Рефераты и курсовые находил в интернете, осмысливал, переделывал общие фразы под заданную преподавателями тему, добавлял свои рассуждения и получалось ярко, не похоже на других. С однокурсниками было ему неинтересно. Все они, по сравнению с ним, маленькие дети и заботы у них были детскими, забавными для него, прошедшего школу настоящей жизни, пропустившему ее через себя и отлично понимавшему, что такое настоящая ценность или, говоря вечно мудрыми фразами, «что есть истина». Держался наш студент в тени, памятуя, что до времени не к чему высовываться. Один раз к нему попытались прицепиться, как он их про себя называл, «местные фраерки» из богатеньких сынков, учившихся бездарно за папенькины деньги. Но после короткой стычки отстали. Обученный Гузом Кирилл жестко уложил двоих, да так, что те еле доплелись до дома, а остальные благоразумно и навсегда отстали. Не стали с ним связываться и присланные на следующий день родительские охранники. Кириллу оказалось достаточным перекинуться парой фраз с этими крепкими ребятами, наверное, в душе презиравшими великовозрастных подопечных, чтобы те поняли, с кем имеют дело и признали в нем своего.

Однокурсницы тоже не впечатляли. Если вначале Кирилл надеялся встретить и познакомиться с хорошей девчонкой, влюбиться, то, приглядевшись к вечно хихикавшим, болтающим о шмотках девицах, ценивших в парнях марки их машин, фирменных часов, телефонов и тряпок, разочаровался. Подобной шушеры он насмотрелся в кафешке и около нее. Так что заводить знакомство с такими не захотел.

Преподаватели хвалили. Экзамены Кирилл сдавал по большей части досрочно. Стипендию получал повышенную. В общем, жизнь шла по намеченному дома в кафешке плану.

Как-то весной на третьем курсе, после дежурства в детсаду, Кирилл возвращался на квартиру. Занятий в этот день не было, и он неспешно брел по городу. Смотрел на деревья, оживающие после зимы, на первые бледненькие, чуть зеленые почки, траву, еще не скрывшую прошлогодние жухлые листья, дышал веселым воздухом весны и размышлял, как поскорей сдать весеннюю сессию и уехать на каникулы. Размышления прервал мужичок в спецовке возле небольшого старого кирпичного двухэтажного здания, бывшего в дореволюционные времена красивым домом богатого купца, в довоенные времена конюшней пожарной команды, потом гаражом НКВД, потом бог весть чем и в конце концов года четыре назад, достигнув полуразвалившегося состояния, ставшего автомастерской.

– Парень, помоги прокачать тормоза. Мои помощнички-обалдуи сгинули. Никого нет. Должно, пива пошли хлебать, отходить от вчерашней пьянки. Клиент вот-вот подъедет, а в машине тормоза не прокачены. Пособи, за мной не заржавеет.

Кирилл помог. Дело нехитрое – когда мастер скажет, нажимай на тормоза, да гляди, чтобы в главном цилиндре жидкость была. Подливай.

Потом разговорились, и этот мужичок, оказавшийся хозяином мастерской, пригласил его подрабатывать. Кирилл согласился. Сказал, что есть дни, когда он свободен, и если вдруг что-то изменится, то заранее позвонит и не придет. Хозяину такая предусмотрительность молодого парня понравилась, и он не возражал. Договорились.

В его родной кафешке у Ашота была «газель», на которой тот сам или батя Коляныч привозили продукты, отвозили на свалку мусор, отходы, иногда ездили в лес за грибами, на рыбалку или охоту. «Газель» работала постоянно. Ремонтировали ее сами. Как правило, все вместе. Киришку к этому делу приобщали, объясняли, что к чему и в общем-то он в автомобилях многое понимал и умел.

Хозяин в этом скоро убедился, стал доверять Кириллу ответственные ремонты. Так у Кирилла появилось еще одно занятие.

Общая работа по большей части сближает людей, и вечерами, когда случался срочный заказ, они оставались вдвоем, вели разговоры, узнавали про жизнь друг друга. Хозяин на самом деле был не настоящим хозяином автомастерской. Мастерская принадлежала какому-то местному бандиту или его дружку, а тот, кого Кирилл считал и продолжал называть Хозяином, вел все дела, занимался ремонтом машин и передавал большую часть заработанных денег раз в месяц этому самому бандиту-хозяину.

– А на фига ты на него горбатишься, открой свою мастерскую, – предложил как-то Кирилл.

– Не выйдет, – тоскливо, как о чем-то давно обдуманном и пережитом выдохнул Хозяин, потушил недокуренную сигарету и продолжил: – Этот злопамятен и жаден. Достанет. Или прибьет насмерть, или изобьет и заставит на него работать, но за еще меньший процент.

Кирилл тогда пожал плечами и подумал, что ему в их разборки соваться ни к чему. Но, как говорится, мы предполагаем, а Бог располагает.

Как-то уже на втором году работы Киришки к автомастерской подъехал черный «лексус». Из него вышел кривоногий низкорослый крепыш лет тридцати пяти. За ним, постоянно ухмыляясь, вышел в клетчатом пиджаке худой, длинный с тонкими усиками.

– Григорьич, у тебя сколько денег есть, давай все! – начал Кривоногий.

– Так нету ничего. Ты же только вчера забрал все за месяц, а новых заказов пока нету, – развел руками тот, кого Киришка привык называть Хозяином.

– Ты че, себе не оставил, что ли? Не смеши! – И он зло заржал.

Потом бандит-хозяин схватил горемыку за ворот, начал на него орать, обыскивать, отобрал ключ от сейфа и пошел в большую комнату, служившую и кабинетом директора, и местом для приходящей раз в неделю бухгалтерши, и комнатой для обедов, проверять, что есть в железном ящике. Кроме печати, папок с бухотчетами там оказалось тысячи две рублей.

Кирилл в это время обедал в этой самой комнате, слышал ор и через окошко в стене, отделявшее кабинет от мастерской, все видел.

Следом за бандитом в комнату, ухмыляясь, вошел второй и уселся в кресло напротив Киришки.

– Чего за кипеж? – спросил Кирилл, допивая чай.