Прокляты лесной девой

К ней, однако, подошел пользующийся моментом моего позора генерал Гарольский — будет потом внукам рассказывать, как гонял по плацу будущего князя — и, вместо того, чтобы прогнать, завел вежливую беседу, будто они на приеме. И эта пигалица, дерзко продемонстрировав всем свои лодыжки — там смотреть-то не на что, но все все равно пялились — прыгнула внутрь. А потом еще имела наглость заявить, что мы, дескать, хуже волисских новобранцев! А старики, вместо того, чтобы охолонить нахальницу, стали виться вокруг нее как шмели вокруг клевера, а та всего-то пару раз на турнике подтянулась. Над всем этим можно было посмеяться, но когда мы, благодаря этой козявке, пошли на двадцатый круг по пыточной полосе, стало уже не до смеха.

А потом, после получаса, данного на то, чтобы прийти в себя, должна была начаться новая пытка. Фрейлину Саму Приветливость хотелось задушить на месте, но я держался изо всех сил. Усадил за стол как можно дальше от отцовского кресла — нечего там разглядывать, нечего! — сел сам и принялся поглощать ужин, не обращая более ни на кого внимания. Впрочем, мои собратья по несчастью делали то же самое. Утолив первый голод, я, наконец, взглянул на свою занозу, но та не спешила надоедать мне глупыми вопросами подобно другим фрейлинам, а в свою очередь смотрела в сторону верхнего стола. Я тоже посмотрел на то, как Ее Волисское Высочество тянет руки к Малею, а тот, вместо того, чтобы пользоваться ситуацией, отворачивался и кривился. Нет, я его за это не осуждал, но был, тем не менее, невероятно удивлен. Малей всегда без стеснения пользовался своей славой писаного красавца и не пропускал ни одной юбки. Сейчас же, целая принцесса сама плыла ему в руки, а тот кривился.

Непонятно было, принцесса приняла его за меня или пытается, таким образом, про меня выяснить? Первое было глупо, а в том, что второе у нее не получится, я был уверен. Ни уговорами, ни угрозами, ни зельем нельзя было нарушить данную на крови клятву. Выходило, что принцесса зря старается, но, что интересно, величественная волисская дама, сидевшая рядом с княгиней, делала то же самое. Какой у них все-таки интерес в этом браке?! Маркиз то вещал князю про какие-то рудники, то спрашивал про наши шахты. Уж, не те самые ли?

Шпионы!

Эта простая мысль пронзила меня после двух часов бессонницы. Они все шпионы! А заноза — самая пронырливая из них! Иначе, почему она везде бродит и все высматривает, в то время как остальные фрейлины мирно сидят в светлице и на улицу носа не кажут? И разговоры подслушивает — ведь, знает наш язык, я это давно заметил!

Представил, как вывожу ее на чистую воду, а руки сами собой тянутся к ее шее. Потом почему-то оказываются на талии — вчера, когда поганка висела на турнике, я заметил, какая та тонкая — а затем решают все-таки вернуться к шее и медленно, очень медленно скользят наверх. Тут я вспоминаю, что у занозы нет груди.

— Тьфу, ты! — я даже подскочил на кровати. Надо же какая пакость померещится, когда не получается заснуть. Старательно вытряхнув пустые мысли из головы, я оглядел свое скомканное ложе — простынь сдернута, подушка на полу, а одеяло в углу — и, проклиная бессонницу и каракатицу ее вызвавшую, принялся восстанавливать порядок. Талия у нее тонкая, видите ли! Руки тоже, раза в три тоньше моих. Как она смогла с такими конечностями на турнике подняться? Впрочем, вспомнилось мне изображение одного животного из жарких южных стран, виденное мною в отрочестве в иллюстрированном сказе о странствиях одного купца. Такие же тонкие лапки, а лазает по деревьям, в сказе говорилось, быстрее, чем сокол летает. «Бибизяна» — с удовлетворением вспомнил я прозвание того чудного зверя.

«Проследить за ней, тем не менее, надо» — решил я напоследок и наконец-то провалился в сон.

Глава 4

Рина

Ложилась спать я с сумбуром в голове. Слова князя напомнили мне о том, что мне любила выговаривать директриса пансиона — дама хоть и строгая, но не злая — что мое чувство юмора меня до добра не доведет. Не это ли имел в виду князь?! К этому добавились шепотки фрейлин, тех самых приближенных к принцессе, будто бы в письме, которое Ее Высочество получила от родственников, содержалась и строчка от ее братца, требовавшего вернуть меня в Вальну. Не знаю, искал ли этот королевский выродок преждевременной смерти, тем не менее, проверять это не очень хотелось. Да, сегодня я Файне полезна, но, кто знает, что будет послезавтра. К тому же еще и странное поведение князя….

Я повернулась на другой бок, кровать нещадно заскрипела, а соседка спросонья пробормотала какое-то ругательство. Надо же! А ведь, в отличие от меня, в пансионе с младых лет воспитывалась. Поудивлявшись, я снова вернулась к своим вопросам. И так, и так выходило, что нужно было искать бабулю. Пусть она меня и не признает, тем не менее, может взять под покровительство и на правах близкой родственницы и аристократки снять с меня опеку волисского короля. В конце концов, необязательно, что она не захотела приехать из-за меня. Бабушка могла и отказаться по причине, например, здоровья, или ее могли и вовсе не пригласить. Приободрившись, таким образом, я снова перевернулась на другой бок — возмутились этим уже двое — и стала решать, с чего начать поиски. Проще всего было, конечно, спросить у князя — как-никак, тот должен знать о своих подданных — но, где князь, и где я. Выловить какого-нибудь из его советников? Но те доложат князю, а тот может рассказать об этом принцессе, а мне бы этого совсем не хотелось. Я попробовала снова поменять положение: несмотря на все мои усилия сделать это осторожно, кровать снова заскрипела.

«Надо завтра обязательно взять масла у горничной!» — напомнила я себе свое упущение, и едва не стукнула себя по лбу. Конечно же! Лучше всего спросить у прислуги — те всегда все знают. И на этом, довольная, я уснула.

Единственное, что меня удержало от того, чтобы с самого утра сбежать из флигеля на поиски той самой Дотьи, с которой мы обменялись платьями, был завтрак с князем, требовавшим обязательного присутствия всех фрейлин, а также их сопровождающих. Змееныш, что меня совсем не удивило, с самого утра был не в духе, словно собственная злобность укусила его за пятку. Неодобрительно зыркнув, он не взял меня под руку, как предписывали традиция и приличия, а сграбастал мою ладонь и потащил в сторону обеденной залы. К счастью, мы замыкали процессию, и этой непристойности никто не заметил. Всю дорогу он дергал меня за руку, будто проверял, не отстегнулась ли та, и бурчал себе под нос, что у меня начало закрадываться подозрение, уж не блаженный ли он.

Впрочем, от странного поведения моего сопровождающего отвлек князь, который с воодушевлением принялся рассказывать о предстоящих приготовлениях к празднеству, приглашая и нас принять в нем активное участие.

— ….всю неделю народ Стратисса чествует мелких духов, которых пусть мы и не видим, но живут рядом с нами.

— Нечисть? — удивилась наша дипломатичная Файна.

— Именно, — совершенно спокойно отозвался князь, хотя не мог не знать, что в Волиссии ее травили специально обученные храмовники. — Ведь она дает и людям, и земле, на которой они живут защиту, поэтому негоже оказаться неблагодарными. Небольшое подношение — горбушку хлеба для домового, блестящую вещицу для водяного, старые лапти для лешего, и первый дом от пожара убережет, второй утонуть в самой бурной реке не даст, а третий из дремучего леса выведет.

Князь говорил серьезно, да и остальные стратиссцы его речи прилежно внимали, тем не менее, некоторые фрейлины, не сдерживаясь, кривили губы, да и я сама удивлялась. В пансионе это называли пережитками прошлого, хотя мама моя — я вспомнила — действительно, ставила блюдечко с молоком для домового. Я, кажется, в детстве несколько раз пыталась его выследить, но все заканчивалось тем, что я засыпала рядом, а когда на утро просыпалась, молока уже не было. Отец шептал мне на ухо, что его выпил кот, а мама фыркала и называла нас олухами.