Пятьсот пять

— Не нужно, — пробормотал он, касаясь своей колючей щекой ее щеки. — Мне и так достаточно, — тем не менее, противореча самому себе, он не останавливал ласки. — Вы потом снова пожалеете.

«Вот как?!» — стало безумно обидно, что Рэнд так считал, и Лас тут же постаралась это исправить.

— Я ни о чем не жалею, — твердо произнесла она, запрокидывая голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Она предполагала встретить удивленный, а может быть и недоверчивый взгляд, но в том, как мужчина на нее смотрел, была только щемящая радостная надежда. Почему-то вспомнилось, что подобный взгляд она видела не раз и раньше, но теперь он больше не раздражал, а вызывал встречную радость и трепет.

Они целовались так, как могут целоваться только безрассудные влюбленные, позабыв про все, про то, что находятся в чужом враждебном доме, что за дверью могли оказаться жаждущие их крови наемники, что им противостоят могущественные заговорщики. Лас даже не смогла бы сказать, как и в какой момент они упали на кровать и оказались полностью без одежды, гораздо важнее было смотреть прямо в глаза гарда, следить за тем, как он реагирует на каждое ее движение, как загорается его ответный взгляд, как меняется его дыхание, слушать его стоны и чувствовать судорожно сжимающие ее бедра пальцы. Наслаждаться каждым моментом, пока сама не застонала и, оставшись без сил, не упала ему на грудь. Но даже в такой момент она не забыла, ради чего изначально все затеяла.

— Достаточно? — еле слышно прошептала Лас, спустя несколько долгих мгновений, когда ей удалось немного восстановить дыхание и снова почувствовать отнявшиеся, было, конечности.

— Пожалуй, нужно еще немного, — задумчиво, словно, в самом деле, задумался над этим вопросом, отозвался Рэнд, крепко прижав ее к себе, и Ласси поняла, что, действительно, нужно.

— Я сейчас, — кивнула она, пытаясь приподняться, но крепкие руки не позволили.

— Теперь я сам, — твердо возразил он, поворачиваясь вместе с ней.

— Хорошо, — только и смогла согласиться она, потому как почти сразу же, на самом деле, снова стало настолько хорошо, что оставалось только плавиться в крепких страстных объятиях, стремиться навстречу, чтобы потом оказалось еще лучше. И после, немного придя в себя от разлившейся по всему телу сладкой неги, Лас не удержалась оттого, чтобы признаться самой себе: «Невиданный нахал, беспардонный обманщик, откровенный наглец, но до чего же с ним чудесно!»

— Прости меня, Ласси, — с полным отсутствием какого-либо раскаяния в голосе тут же выдохнул Рэнд, и Лас только тогда поняла, что высказалась вслух. Однако мужчина не только не казался огорченным, наоборот, был чем-то явно доволен.

— Вот как! А ведь вы, господин Драгор, только недавно заявляли, что ни в чем не виновны и не виноваты, — перешла в нападение она, желая замять конфуз.

— Не виновен, — согласился он, устраивая голову девушки обратно себе на плечо, — а виноват лишь в том, что вот уже целая вечность, как я без ума от тебя, моя девочка.

— Полгода, — строго поправила его девушка и, уютно устроившись, закрыла глаза, так как накопившаяся за день усталость брала свое.

— Может быть, — согласился он, — но эти полгода растянулись на целую вечность из-за того, что все мои попытки привлечь твое внимание, Ласси, раз за разом оказывались безуспешными.

Лас едва удержалась оттого, чтобы фыркнуть на такое заявление.

— Я ведь старался выглядеть так же, как те салонные франты, что тебя окружали, даже посетил пару раз оперу, чтобы суметь в нужный момент поддержать разговор, мелькал перед тобой так часто, как мог, — продолжил выплескивать накопившееся Рэнд, а Ласси, улыбаясь, прижалась к нему крепче.

— Неужели не заметил, что на франтов я обращала внимания еще меньше? — прошептала она.

— Заметил, — вздохнул мужчина. — И тогда я получил совет от…. — он немного замялся, — одного уважаемого мною человека. Он состояло в том, чтобы показать себя с выгодной стороны, например, романтическим героем, который, спас бы тебя от каких-нибудь неприятностей, — Лас даже приоткрыла один глаз от удивления. Кажется, она догадывалась, кто был этой уважаемой личностью. — Тогда я еще не знал о ваших неприятностях в приюте, даже подумать не мог, а чтобы сыграть героя, нужно было неприятности хотя бы выдумать. Привлекать к этому кого-либо постороннего я бы никогда не стал, но однажды увидел тебя ночью покидающей дом, и решение пришло само собой. Гардов люди обычно боятся, и мне показалось, что ты тоже в первый раз….

— Неужели, ты решил, что я тебя испугалась?! — Лас вскинулась, а встретившись с таким же удивленным взглядом, упала обратно ему на грудь и облегченно рассмеялась.

— Мне тогда и в голову не пришло…. — покаянно признался недотепа. — И все пошло не так, как я предполагал. Ты почему-то не испугалась и даже пошла на поводу всех моих дерзких требований. Я все ждал, когда ты меня остановишь, но ты не остановила, и потом я уже сам не смог остановиться….

«И замечательно, что не остановился» — убаюканная таким признанием, подумала Ласси напоследок, уже засыпая и крепче вжимаясь в теплые объятия.

Проснулась она уже одна. За окном только рассвело, тем не менее, в парке все также бодро дежурили наемники, чьи громкие переклички было слышно даже через закрытое окно третьего этажа. Девушка быстро надела белье, рубашку, затем брюки с курткой и, потянувшись за книгой, вспомнила про спрятанные там письма. Не то, чтобы она ожидала прочитать там что-то, что затмило бы улов из сейфа, тем не менее, вскрыла конверты.

В первом, стандартном, с печатью королевской гвардии, и оттого показавшееся Лас более подозрительным, оказалось письмо от сына. Его стоило бы отложить, едва она начала читать, но уже первые строки так зацепили ее знакомой тоской, что она не удержалась и прочла все небольшое послание. Юный кадет не жаловался, но, казалось, за каждым его словом таилась обида. Обида на отца, за то, что тот не приедет, как родители всех остальных кадетов, в Заувельс — летнюю королевскую резиденцию — на парадный смотр перед Его Величеством. Судя по указанной в письме дате, торжественное мероприятие должно было состояться уже в этот же день.

— Разумеется, не может, — прокомментировала Лас вслух. — Заговор для него куда важнее!

Во втором конверте оказался обычный счет за пересылку какого-то груза в тот же Заувельс. Ничего особенного, какие-то пятьсот фунтов. Неужели все-таки подарок для мальчика? Вот только адрес совсем не похож на тот, по которому должны быть расположены кадетские казармы. Да и цена за пересылку такова, будто везли не в Заувельс, а, как минимум, в соседнюю Даллию. Не успела Ласси этому удивиться, как в каморке оказался Рэнд, который, в два шага преодолев разделяющее их расстояние, прижал ее к себе.

— Что-то случилось?

Однако ответом были только жаркие поцелуи. Тем не менее, Лас было не обмануть. Она чувствовала его напряжение и в том, как он держал, и в том, как целовал, будто делал это в последний раз. Нет, так дело не пойдет!

— Твои товарищи не прибудут? — с волнением предположила она.

— Прибудут, — мотнул головой гард и крепко ее к себе прижал. — Часа через два-три, не позже.

— Так это же хорошая новость? — непонимающе спросила Лас, Рэнд кивнул и зачем-то посмотрел вниз. Ласси тоже, но ничего особенного не увидела, только грубый пол, ноги мужчины в крепких сапогах и ее собственные в тонких чулках.

— Держи, если не ошибаюсь, это твое, — он достал из пустоты еще одну пару сапог, очень знакомую пару.

— Где ты их нашел? — искренне удивилась девушка.

— А где ты их потеряла?

Лас, смущенно пожав плечами, отвечать не стала, а принялась обуваться. За ночь сапоги удобнее не стали, тем не менее, без них можно было обойтись только в покрытых мягким ковром помещениях и коридорах второго этажа, а на дощатом полу третьего их отсутствие вызывало определенный дискомфорт. Рэнд тем временем подошел к окну, некоторое время разглядывал охранников с собаками, затем развернулся к девушке и, наконец, обратил внимание на так и оставшиеся лежать на кровати письма.