Страница 84 из 90
— Я презираю тебя, Баркер.
Она поднимается, толкая его, измученного и слабого, на пол.
— Если не найдёшь в себе силы подняться и позвонить в «скорую» и всё-таки умрёшь… – бросает она, выходя из комнаты. – Надеюсь, ты сгоришь в аду.
Комментарий к XXVI: НОВЫЙ ДЕНЬ — НОВАЯ ДРАМА
да, я плачу
нет, вам не показалось
========== XXVII: ТЕЛО СРЕДИ МАНЕКЕНОВ ==========
«que diras-tu ce soir, pauvre âme solitaire,
que diras-tu, mon coeur, coeur autrefois flétri,
a la très-belle, à la très-bo
dont le regard divin t’a soudain refleuri?»
c. baudelaire
Рассвет первого дня осени он встречает в стенах клиники. О-чи-ще-ни-е.
Баркер, признаться честно, устал считать, сколько уже раз успел побывать здесь по вине психозов Скарлетт. Произошедшее кажется не более чем кошмаром: встревожившим его среди душной и беспокойной ночи, так бесстыдно прервавшим его сон… Как будто и не было нескольких дней под капельницей, с кучей препаратов и витаминов, с медсёстрами, перманентно мелькающими тут и там. И Элиасом.
— Выходит, я был прав? Эта сука тебя отравила, да?
Рик устало протирает веки с первыми утренними лучами сентябрського солнца. Зевает, складывая руки на груди.
— Элиас, боги бессмертные, – Ричард тяжело вздыхает. — Я только глаза продрал. Чего ты хочешь?
— Только глаза продрал?! – вскрикнул Лендорф. — Ты, блять, валялся в реанимации, – он резко подскакивает со стула, с белоснежным халатом на плечах, скрытых под тканями чёрной толстовки. — Тебе, сука, промывали желудок, я нашёл тебя почти дохлым в ванной, без, прошу, нахуй, заметить, сознания, ты вчера лежал с иглой в вене, и сейчас спрашиваешь, чего я хочу? Ты ебанутый? Нет, Рик, скажи: ты ебанутый?
— Ради всего святого, не кричи, – кривится Баркер. — Я осведомлён в том, что нахожусь в тяжёлом положении, которое привык нарекать полной пиздой, но не стоит так орать.
— Она тебя отравила. Можешь не отвечать, это даже долбоёбу вроде твоего Тео понятно.
— Хорош ревновать, истеричка, – Рик приподнимается, снова зевая, и лениво вскрывает заботливо принесённый Лендорфом шоколад. — Допустим, она меня отравила. Я едва не умер. И что с того?
— Что с того?! – вновь завизжал Элиас.
— Ну? – Баркер жуёт медленно и апатично, вскидывая бровь. — Не умер ведь.
— Ты, блять, конченый. Знал бы ты только, как я тебя ненавижу, а.
— Ага, – согласился тот. — И именно поэтому проторчал здесь со мной двое суток подряд. Чистая, знаешь… концентрированная такая ненависть. Ужас.
— Утырок, сука, – бросает Лендорф, потирая лоб, затем начиная пялиться в окно. — Где ты эту шлюху вообще нашёл?
Он демонстративно прокашлялся:
— В моём присутствии попрошу девушек шлюхами не называть, – поморщился Рик. — Это, если что, контроль чужой сексуальности, на который ты не имеешь права.
— А как её назвать иначе? Вот, блять, скажи: как назвать девку, которая пыталась тебя убить?
— Эм… Убийца, как вариант?
Лендорф кивнул:
— Резонно.
— Эли, ты необучаемый еблан.
— Мне похуй, – отрезал он. — Ты должен послать её.
Ричард фыркает:
— Кому должен? – едва не давится шоколадом от удивления. — Родине, что ли?
— А двум родинам не хочешь?
— Как раз пойдёт, – Баркер осматривает короткие ногти на вытянутой руке. — Я француз наполовину.
— Хуйцуз. Dis-moi merci.
— Говорю «спасибо», – вздохнул Рик. — Всё? Поучительная лекция закончилась?
— Я тебе, блять, устрою сейчас поучительную лекцию, – Элиас сделал вид, якобы замахивается и вот-вот двинет ему локтем по челюсти.
— Боюсь, – Баркер прикрылся подрагивающими ладонями. — Где мои сигареты?
— В пизде, – выплюнул тот. — Тебе, может, ещё кокоса принести? Ну так, для рывка и удачного начала недели?
— О, а можно? – воодушевился Ричард.
— Нельзя. Пошёл нахуй.
— Понял, сдаюсь, – он поднял обе руки вверх в характерном жесте. — Ладно, всё, не злись.
— Не злись?! – снова заводится он, да так, что глаза едва не лезут на лоб. — Ты хоть понимаешь, что было бы со мной, если бы ты там окочурился?!
— Потерял бы клиента? – предположил Баркер.
— Друга. Я бы потерял друга, Рик.
Ричард лишь беспомощно пожимает плечами:
— Но я же в этом не виноват, чего ты на меня орёшь-то?
— Ты виноват. Виноват в том, что эту шавку вообще к себе в дом впустил.
Баркер тяжело вздыхает:
— Послушай, я знаю, как это сейчас прозвучит, – он выпрямляется, пытаясь усесться поудобнее. — Но… Она такой человек. Она не виновата, понимаешь?
— Погоди, дружок, – нервно улыбается Элиас. — Что же я вижу? Это что, стокгольмский синдром?
— Что? – засмеялся он, и смех отдался болью в диафрагме. — Нет, это очевидный факт.
— Ты ёбнулся окончательно – вот это, сука, очевидный факт! – Элиас несколько раз грубо тычет пальцем в его висок, садясь на корточках рядом. — Она хочет, чтоб ты сдох, как ты не поймёшь! Она не будет плакать над твоим, блять, гробом!
— Думаешь, я не знаю?! – Рик вскрикнул так внезапно, что Лендорф вздрогнул, отшагнув назад.
Дыши глубже.
— Я, по-твоему, не знаю? – безразличным, тихим голосом переспрашивает тот, переводя взгляд на белую больничную стену.
— Тогда избавься от неё, – уже спокойнее говорит он. — Выкинь её шмотки, вытолкай за дверь и удали номер. В колледже тебе осталось всего пару месяцев, после этого ты её больше не увидишь. Всё. Это всё, что тебе нужно сделать.
— Так просто об этом говоришь, – смешок.
— Потому что это и есть просто. Всего несколько действий, а твоя жизнь уже перестанет находиться под угрозой.
— Подумаю, – сухо изрекает Рик.
— У тебя есть время до следующего понедельника, — Элиас зачем-то осматривает своё запястье, часов на котором нет. — Иначе я сам вышвырну эту шваль из твоей квартиры. Возможно, за волосы, поэтому у тебя есть шанс распрощаться с ней цивильно. Я пошёл за кофе, буду через двадцать минут. Не повесься на шторе только, умоляю.
Баркер послушно кивает.
А она входит за пять минут до его возвращения.
Матовая красная помада на пухлых губах и хищнический взгляд оттенка сапфира: высокомерный, изучающий, он не оставлял без внимания ни один сантиметр его бледного лица со впавшими щеками. Глухой стук каблуков под потолком палаты.
— Всё же поднялся и позвонил.
Рик замирает: как будто охваченный безотчётным страхом, он не в силах пошевелиться. Почему-то оцепенел.
(«действительно: почему же?»)
— Не в «скорую», – отвёл глаза, как стыдливый ребёнок. Смотрит сквозь окно.
— Впрочем, без особой разницы, – поправив юбку, Скарлетт опускается на стул рядом. Тёмные волосы собраны в высокий хвост. Недочёты кожи скрыты тем самым консилером от Джеффри Стара. — Ты выжил, с чем я тебя поздравляю.
— Ты хотела моей смерти.
Гилл морщится едва заметно:
— Я была расстроена тем, как ты ко мне отнёсся.
— Расстроена настолько, что попыталась свести меня в могилу?
Он всё ещё на неё не смотрит.
— Ты же знаешь: я бываю вспыльчива.