Страница 81 из 90
— Ты давно стригся вообще, эй? – Элла бесцеремонно взъерошивает его мягкие чёрные волосы. — Зарос, пиздец.
Ричард страдальчески морщится, спиной упираясь в дерево. Почти флэшбек.
— Чего грустный такой? – весело интересуется Готтлиб, отпивая что-то голубое из стеклянной бутылки.
— Это что? – Рик кивком указывает на яркий напиток.
— Это? А, да ничего особенного, – улыбнулась подруга. — Водка. Лайм. Бергамот.
— С утра пораньше – и напиваться? – вскинул бровь тот. — Это у тебя метод обучения такой? Впитываешь больший объём информации?
Баркер тяжело вздыхает, закрывая веки. Людей вокруг корпуса вьётся чересчур много.
— Ты после теории и практики монтажа такой замученный?
Ах, если бы.
— Причина слегка… В другом, – тяга за тягой, сигарета обращается распадающимся пеплом.
— Господи, только не говори, что это из-за того маньяка, который… Сбежал? Или откуда он там вылез? – воскликнула Элла.
— Его и не арестовывали, неоткуда сбегать, – он безучастно пожимает плечами.
— А ты откуда знаешь? – прищурилась она, смехотворно спародировав подозрение.
— Это же логично, разве нет? – Ричард смотрит вдаль, так и не сходясь с Эллой взглядом. — Он бы не смог сбежать, по крайней мере, так быстро. Да и, сказать честно, тот мужик из телевизора, которого выдали за убийцу, выглядел ужасно запуганным.
— Что бы это значило? – Готтлиб забирает сигарету из его рта, затягивается сама. — Как бы взяли не того?
— Не «как бы», это действительно так, – сигарета снова между его пальцев. — Всего лишь взяли психически больного человека с сомнительным прошлым, спустив на него всех собак. Так и делается в большинстве случаев.
— А смысл? – фыркнула та. — От этого же, вроде как, эффекта не будет особого?
— Да, но нет.
Элла непонимающе кривится, одаряя Баркера неоднозначным взглядом.
— Смысл в том, чтоб успокоить население и притвориться, что полиция работает, а не просто стремится поскорее закрыть дело. Теперь ясно? – он наконец встречается с ней глазами.
— Да-а, только…
Лёгкий порыв ветра заставляет волосы упасть на лоб снова.
— Только что?
— Не знаю, это ужасно, – хмурится Элла. — Он просто так раскидывает куски тел, тупо повсюду, и никто не может ничего поделать? Это как, блять, вообще такое возможно?
«Вы взяли не того, вы ошиблись. И ваша ошибка стала фатальной».
Ему в голову солнечными вспышками бьют воспоминания о том, как она сидит на кухне своего дома, вырезает буквы, рядом стопка ярких журналов, как вырезает буквы, сидя на кухне его дома, рядом стопка газет, вырезает куски плоти в подвале, рядом труп, пихает в чужое горло, рядом труп, съедает сама, рядом труп…
— Так а с тобой-то что?
Рик сводит взгляд с кучки первокурсников на Эллу. Слегка кривится.
— Затерялся на жизненном пути, если можно так выразиться, – во вздох он вкладывает всю тяжесть, что нависает над ним вот уже несколько дней. Несколько дней беспрерывных душевных терзаний на одну и ту же тему, гос-по-ди-по-мо-ги.
— Имеешь в виду учёбу? – вскидывает брови она. — Хочешь бросить колледж?
— Чёрт, нет, – хохотнул Баркер, вдавливая окурок в близ расположенную урну. — С чего ты вообще это взяла?
— С потолка, – фыркнула Готтлиб. — Ты же последние месяцы вообще на парах не появляешься. Что я ещё могла подумать?
Да, звучит странно, но учёба – одна из тех немногих вещей, которые позволяют ему держаться на плаву, всё ещё. По нему, конечно же, не скажешь.
— Нет, не то русло, – Рик скрестил руки на груди. — Я потерялся немного… в другом. Именно тот случай, когда подвергаешь сомнению всё то, что когда-то считал правильным. Подвергаешь сомнению… Самого себя, что ли. Слов не хватает объяснить.
— Воу, – поморщилась Элла, – всё оказалось серьёзней, чем я предполагала.
— Не знаю, это намного больше, чем я могу выдержать. Кажется.
Молчание ударяет сильнее шума.
— Погоди, – наконец отзывается Готтлиб после длительной паузы. — Что?
Они переглядываются:
— Что?
— Это звучит, как начало предсмертной записки, – смутилась та. — У тебя всё в порядке?
Хочется забиться в угол и вопить. Выкричать весь кислород, отхаркаться словами любви, выплюнуть всю свою изнанку. Вцепиться руками в волосы и, наконец, умыться слезами: болезненно-горячими, душащими, наполненными многолетней тоской. Рыдать от бессилия, от полного непонимания происходящего, от жалости: к себе и к тем, кто пострадал из-за него.
Ничего правильного в этом не было.
— Конечно, – нервно улыбнулся он. — Я всего лишь… устал. Очень сильно устал.
Никогда. Ничего из того, что ему казалось единственно верным. Всё, почему-то, оказалось таким до жути тривиальным в наиболее неудобный период, таким слащаво-приторным, отвратительным и лживым, точно тогда, когда он вот-вот распадётся на части. Он считал космосом то, что по итогу стало потолком, видел прекрасное там, где была одна только гниль, осознал ошибку лишь когда расшибся.
— Тогда… Едь домой, – пожала плечами Элла. — Выспись.
Рик состроил гримасу, пропитав её недоверием:
— Какое «выспись»? А как же моральные унижения на режиссёрском рисунке?
— Да не выёбывайся, – Готтлиб наморщила нос. — Ты там и так раз в два месяца появляешься, терять нечего.
Дурацкая логика, следовать которой он не собирался, и, как примерный студент, остался на последнюю пару. Только едва не уснул: на удивление, моральных унижений от профессора Скарв сегодня не предвиделось, только нотации о том, что нынешнее поколение в эру цифровых технологий не хочет добиваться собственными силами абсолютно ничего и ждёт своего блюда, на котором им поднесут желаемое. Особую неприязнь Скарв питала к Баркеру, которого, почему-то, относила к их числу.
Но это, в общем, не так важно в сравнении с тем, что происходило внутри его черепной коробки.
Его мир погиб, если коротко. Да, вот так просто и без обиняков: всё, что давало ему силы жить, теперь мертво. Он рассекает пространство единственной запертой комнаты в его доме.
Пять статуй. Шесть жертв. Жертв – не его девочек, которых он любил и обожал ещё около полугода назад, девушек, что пали жертвами его одурманенного, увядающего в тумане рассудка… Не искусство. Смерть, хаос, раздрай. Почему всё произошло именно так?
Ричард Баркер, чёртов кретин, идиот, придурок – сколько нужно расшибать лоб, чтоб осознать, что идёшь не туда? Сколько душ тебе нужно было погубить, чтоб разобраться?
(ПОЧЕМУ
ТЫ
ТАК
ГЛУП)
Не это. Не это, чёрт возьми! Всё не так, а винить тебе больше некого. Ни тяжёлое детство, ни расстройства психики, ни изуродовавшее тебя общество – факты, но не причины. Это тебя не оправдывает.
Только… Почему ты вернулся к морали?
Он садится на пыльный пол. Напротив – резервуар (да, именно) с телом восемнадцатилетней Луизы Деккер. Рик накрывает ладонью холодное стекло, лбом прижимаясь к нему и закрывая отяжелелые веки.
Когда, казалось бы, пути назад нет… Когда трупы расчленены и тела залиты воском, когда жертвы захлёбываются в сере и пускают пену из горла, когда от боли скрючивается очередное существо… Ты думал, что все дороги отрезаны. Но почему вернулся в начало? Как ты вернулся в начало?
Словно нащупал рамы выхода в полной темноте. Вскрыл давно слипшиеся веки?
Больно. Только тупая боль, охватывающая все нити сознания. Пустота душит: обездвиживает грудь, сдавливая и препятствуя дыханию. Он запускает руки в волосы. Долбоёб, болван, тупица.