КРОВЬ СО ЛЬДОМ

— Не надо. Да, ты можешь сделать это сама. Всё сделать сама, я был не прав. Но это того не стоит, Скарлетт, пойми.

Гилл стихает. В очередной раз уставляется на него пустыми глазами, уже ничего не выражающими, словно пытаясь загипнотизировать.

(«или убить»)

Странно, что в её волосах ещё не вьются змеи.

— Тебе это не нужно. Нам это не нужно.

Молчание тяжестью ломает череп. Он порывается спросить, услышала ли она его вообще.

Скарлетт делает шаг вперёд. Почти не дышит, когда её лицо озаряет сверкающая улыбка.

— Единственное, что мне не нужно – ты.

Она скалит зубы, не сводя тяжёлого взгляда, от которого боль лезет под кожу, всасываясь в кровь.

— Если ты не можешь выполнять элементарные задачи, которые перед тобой ставят – мне жаль. Неискренне, правда, – улыбается шире, готовая зашипеть. — Потому что бесполезные люди, в большинстве своём, ничего не заслуживают и ничего не стоят.

Он пропускает слова сквозь себя, понимая, что это – то, чего он ждал так долго. Это – могильные черви, выедающие глотку. Это – боль в костях и множественный раскол сознания. Это – настоящий облик Скарлетт Гилл.

— Если хочешь оскорбить меня, назвав никчёмным – увы и ах: у меня иммунитет.

Кто-то смотрит.

— Ты не никчёмный, Ричи, – зловеще шепчет та, пока за его сердце цепляется ледяная рука мучительного беспокойства. Кто-то смотрит. Сейчас. На них. Оборачиваться нельзя.

Если слышали?

— Ты, – она тычет пальцем в его грудь, поднимая голову, когда подходит вплотную, – ничтожный.

— Я, – Ричард наклоняется к её лицу, – настоящий. У меня есть всё то, чего нет у тебя.

Её прошибает.

— Настоящий. Со своими эмоциями и чувствами. А ты, дорогая, – он улыбается в ответ, – лишь пластик подделки. Дорогой, блестящей, но всё же. Ты никогда не станешь полноценной и знаешь об этом.

Его Цербер срывается с раскалённой цепи. За какую-то секунду снова кажется приятным втаптывать её в грязь, пускать боль по животрепещущим сосудам; в какую-то секунду его истинная натура – ничем не ослеплённая, ни разу не изуродованная – овладевает холодным рассудком. Скарлетт можно уничтожить. Скарлетт нужно уничтожить.

— Ты – всего лишь пародия на человека, которым должна была стать.

В ней плещется ненависть, сливаясь с топящей беспомощостью. Весь объём лёгких заливает бурлящей нефтью.

— Ты – психопатка, Скарлетт.

В осколках её черепа злоба взрывает мозг, ошмётки разнося на метры. Ужасное, премерзкое зрелище. Кошмарно. Множественно отвратительно. Она ничего не может поделать со своим бешенством; воткнуть себе что-нибудь в руку кажется достойным решением проблемы.

Изумлена, но держится стойко. Видит в его глазах своё отражение, но молчит. Сшивает кожу лица с маской спокойствия, больше себя не выдавая. Он подкосил, но он об этом не узнает.

Улыбкой разрывая углы рта, Гилл делает шаг назад.

Никто не слышал. Паранойя – побочка.

Скарлетт уходит, так ничего и не говоря. Ему слишком похуй, чтоб обратить внимание.

Достать сигарету и щёлкнуть зажигалкой, затянуться и затушить, собраться и через несколько часов поехать домой, уже не думая о ней так обсессивно. Завалиться на кровать, позвонить той, кто развлекает его ночами, когда слишком скучно и ухмыльнуться на звук звонка в дверь. Открыть и расплыться в самодовольной улыбке при виде стоящей на пороге Акации.

— Привет, – говорит он, уже про себя отмечая, что волосы её ему не нравятся от слова совсем. — Раздевайся.

========== XX: МЕТАМОРФОЗЫ ==========

Запредельно дорогие шмотки от «Фенди» ей больше не жаль; приходя к нему снова и снова, Скарлетт знает, что одежде целой не остаться.

Из-за кошмарной новости не получается даже стучать пальцами по клавиатуре в аудитории. Болтовня преподавательницы проходит мимо, какой-нибудь десятой дорогой, холодного рассудка не достигая. Гилл сгрызает ноготь большого пальца, снова и снова обдумывая то, что обсуждают окружающие. На слуху всё утро.

Едва ли не каждый знакомый воображает своим долгом обсудить с ней личность якобы преступника, сказать о том, в каком шоке пребывает и поделиться радостью, ведь копы больше не будут патрулировать улицы, а это значит, что носить колёса в кармане джинсов станет спокойнее. Смешно, когда ей рассказывают о наказании, которым удостоили бы убийцу сами; настоящий суд Линча. Возникала мысль плюнуть им в лицо.

Большей иронии в её жизни ещё не было.

— Рисуешь?

Скарлетт оборачивается. Марго улыбается.

— Что за метаморфозы? Ты никогда себя так раньше не вела, – ухмыльнулась Гилл, отрывая механический карандаш от тонкой бумаги.

— Да просто настроение хорошее, – Бейсингер пожимает плечами, садясь на скамью рядом. — А ты никогда рисунки свои не показываешь, но я же не жалуюсь.

— Тебе не понравится, – отмахнулась та, возвращаясь к пока ещё тонким линиям.

— Не надо только за меня решать. Понравится, если покажешь. Мы же подруги, как-никак.

Подозрение натягивает струны её несуществующей души. Ей бы поднять взгляд и искоса посмотреть, но это явно будет лишним. Марго и вправду никогда не ведёт себя подобным образом.

— Говори сразу, чего хочешь, потому что я скоро ухожу, – буркнула Скарлетт, делая метки.

— Ничего не хочу, – она скривилась.

— Тебе всё-таки нужно подтянуть актёрское мастерство, – Гилл кивает.

Одиннадцать градусов тепла вынуждают надевать джинсы, а конец первого семестра – задумываться. Через несколько дней о злосчастной учёбе можно будет забыть. На время.

— Ты вчера так резко свалила, – Марго, как ни в чём не бывало, накручивает светлый локон на указательный палец. — Ничего не случилось?

Скарлетт медленно поднимает глаза. Смотрит на неё с застывшим удивлением, на подсознательном чувствуя, что что-то не так.

— Нет, – настораживается Гилл, хмурясь. — А что, для того, чтоб уйти оттуда, где мне не нравится, я должна иметь какую-то вескую причину? Допустим, у меня трубу дома прорвало, если тебе так удобней.

— Не нравится? По-моему, тебе весело. Ну, было, по крайней мере, пока я не показала тебе ту статью.

— Ты в чём-то меня подозреваешь? – тихо смеётся та.

— Не-а, – отвечает Бейсингер. — В чём тебя можно подозревать? Интересуюсь всего лишь.

— Ага, – кивок.

— Так расскажешь или нет?

Скарлетт тяжело вздыхает, захлопывая блокнот размера А5. Карандаш бросает в рюкзак вместе с ним. Холодный ветер играет с волосами.

— Проблема в том, что я в принципе шла туда ради одного-единственного человека. Теперь понятней?

— Ты? – изумилась Марго, обе брови вздёргивая вверх. — Ради кого-то?

— Представляешь? Да, такое бывает.

— Не верю, – она откидывается на спинку кованой скамьи, недоверчиво поджимая губы и ухмыляясь. — Не похоже на тебя.

— Люди меняются, – Скарлетт хмыкнула. — Все, кроме тебя.

— И ради кого же? – протягивает Бейсингер.

— Долгая история.

— У меня время есть.

— А у меня нет, – напомнила Гилл. — Каждая минута на счету.

— Да куда ты рвёшься?

Если интуиция не обманывает,

(«а она ведь не может обмануть»)

сейчас он не страдает от одиночества. Она же сама дала ему зелёный свет?

— Никуда, – сказала Скарлетт. — Хочу уйти побыстрее. Некомфортно.

— Ай, да просто скажи, что учёба заебала, – Марго закатывает глаза и поднимается, когда Гилл застёгивает молнию. — Я с тобой пройдусь.