КРОВЬ СО ЛЬДОМ

Точно вырвет.

Гилл издаёт короткий смешок. Расплывается в маниакальной усмешке, обращая взгляд стеклянным.

— Это всего лишь анатомия, Ричи, – Скарлетт проговаривает слова чётко и медленно, прикрывает веки. — Всего лишь анатомия.

Поток ебаного бессмысленного бреда заставляет Баркера хотеть смеяться.

— Как скажешь, – он скоро подавится собственными нервами, ком которых разрастается в горле. Рик садится на запыленный деревянный стул, подпирая подбородок рукой.

Когда девчонка приходит в себя, Ричард поднимает голову.

Сердце Скарлетт стискивает ледяная рука восторга.

— Привет, – полушёпотом, пока уголки рта рвутся от улыбки; Гилл смахивает волосы с лица жертвы, чьи глаза уже расширились от страха. Девушка, поглощаемая паникой, пытается приподняться. Она быстро оглядывает связанные руки и начинает дёргаться. — Тш-ш, – её глаза наполняются слезами, что быстро срываются с густо накрашенных ресниц. Мычит, вскидывая голову к потолку. — Веди себя тише, – Скарлетт всё поглаживает её раскрасневшееся лицо, пока та пытается взвыть; широкая лента глушит крик. — Тише, иначе мне придётся тебя заткнуть. Хочешь, чтоб я убрала это? – Гилл указывает на ленту. Девушка энергично кивает, роняя слёзы. — Рик, – подзывает к себе, как выдрессированную псину.

Потому что он, на деле, уже ею становится.

Ричард заламывает пальцы. Встаёт, изображая глубочайшее безразличие, и ловит на себе боязливый взгляд. Отдирает.

— Что вам от меня нужно? – у жертвы

(«уже обречённой»)

вырывается сдавленный визг. Она кричит что-то про деньги и, очевидно, надеется, что её выкрали и вернут домой за выкуп.

— Да нет, – лениво протягивает Скарлетт. — У меня денег столько, что я могу есть их на завтрак, обед и ужин. Нет, дело не в них.

Ричард отходит назад, прислоняясь к стене.

— Веришь в бога? – Гилл цепляет её за крестик.

— Что? Я… Д-да, я… – её душит страх.

— Можешь прочитать молитву вслух, – Скарлетт накручивает на ладонь всё больше волос, затем оттягивая ей голову. — Как твоё имя? – лезвие скальпеля скользит по серой коже. Девчонка в ужасе отворачивается, закрывает глаза и шумно дышит.

— Вирджиния, – грудь вздымается учащённо, раз за разом. — Меня зовут Вирджиния.

— Мило, – улыбается Гилл. — А имени убийцы тебе знать не нужно.

— Что? – Вирджиния смеётся в истерике. Её бросает в жар, ведь на лбу уже проступает испарина. — Ч-что… Нет, пожалуйста, я не… Я не хочу, – она захлёбывается слезами, начиная мотать головой. Скарлетт в ответ лишь стягивает волосы сильнее. — Я не хочу умирать, не…

— Никто не хочет, сладость, – всё так же спокойно вымолвила она. — Но всем придётся.

— Пожалуйста, не делайте этого, – стонет, извиваясь точно змея. — Я ничего не сделала, я не… Пожалуйста, нет, отпустите, – Вирджиния глотает слёзы, что оставляют мокрые дорожки на округлых щеках. — Прошу, не…

— Чёрт, – Гилл цокает языком. — Ты мне надоела, – она вновь заклеивает ей рот; лента заглушает отчаянные мольбы, оставляя от них лишь нечленораздельное мычание.

Скарлетт разрезает платье. От треска ткани Баркеру закладывает уши.

— Хм, – она прикусывает губу, поворачиваясь. — Хочешь…

— Спасибо, но я посмотрю, – выпалил тот, перебив её.

Скарлетт застывает, а затем одаряет его тёплой улыбкой:

— Хорошо.

Гилл, играя, медленно тянет скальпель: оставляет царапину на животе, надавливает немного сильнее, пересекая ложбинку груди, легко надрезает кожу горла, подбирается к мокрому от рыданий подбородку. Внутри Вирджинии растёт ужас.

— Тш-ш, – сжимает её волосы крепче, протягивая инструмент вдоль влажной щеки. — Всё будет хорошо. И совсем не больно, – успокаивающе шепчет, пряча оскал. Она оттягивает её веко.

Скарлетт вонзает лезвие в глазное яблоко. Вопль сотрясает комнату.

Гилл, кривясь, проталкивает кромку глубже: из пробитого глаза, под акомпанемент диких визгов, брызжет кровь; она затекает под короткие ногти, струится вниз по левой щеке; Скарлетт весело. Она смеётся, когда копошится в полупустой глазнице, когда остатки яблока стекают вязкой белёсой субстанцией, когда девчонка давится своими же криками, трясясь от боли и животного страха.

— У неё сейчас приступ эпилепсии начнётся, – Гилл хохочет, без всякого омерзения вымазывая пальцы в жидкости, состоящей из крови и белка.

Ричарду жаль.

Тело (Скарлетт наотрез отказывается воспринимать её как всё ещё живого человека) содрогается с большей силой, но вскоре выбивается: Вирджиния стихает. Всё, что у неё выходит – тихо всхлипывать.

— Знаешь… Я думаю, правый глаз тебе тоже больше не нужен.

Это – единственное, что Скарлетт может ощутить по-настоящему. В груди бьётся нечто доселе неизвестное: по телу разливается искренняя радость, чего она не испытывала прежде; что-то подлинное, совсем как у нормальных людей, когда они смеются и улыбаются без всякой фальши. Скарлетт чувствует её в каждой своей клетке, в каждом вдохе и даже на кромке зубов.

Совсем как у нормальных людей.

В неё будто бы встроили ряд недостающих деталей, что отвечали за чувства, которых Гилл была лишена с рождения. Для неё это, пожалуй, странно. Да, именно так.

Скарлетт пробивает и второе глазное яблоко, оставляя вместо него только кровоточивую рану; вдавливая скальпель, Гилл дрожит и сама – от чистого удовольствия, какого не получала прежде никогда.

Смеясь, она отстраняется от содрогающейся в рыданиях девушки. Довольно осматривает результат кропотливой работы: вместо смазливого личика – две зияющие дыры в черепе. Скарлетт потирает ярко-красные ладони.

— Посмотри, – тихо просит она, медленно фокусируя взгляд на Баркере.

Он лишь послушно встаёт.

— Тебе нравится?

Ему, конечно же, нравится: восхищение ложится бликами на синюю радужку, а губы (не забывает красить их в тёмно-сливовый даже когда готовится разорвать жертву на части) обнажают ряд зубов. Нравится, когда она рада, когда не плюётся ядом и не пытается выгрызть ему глотку; нравится, когда на кончиках пальцев искрится неподдельное счастье, нравится, когда она смотрит на него с упоением и искренностью во взгляде.

Правда, нравится – только у неё на руках чужая кровь, а на хирургическом ноже – остатки вытекшего глаза.

Рик давит своё отвращение, что к горлу подкатывает рвотными позывами. Бесшумно выдыхает, ощущая, как тоска пронзает внутренности. Чувствует, что то, что они делают – неправильно, что бесцельные убийства – верх жестокости, апогей глупости; чувствует, и всё ещё не может это остановить. Он, безусловно, виноват. Виноват и бессилен.

— Да, – Ричард лжёт, изображая удовлетворение искусно. Он лжёт, понимая, что Скарлетт это знает.

— Ты сделаешь кое-что… Для меня?

Её вопрос звучит, как утверждение с верхними нотами угрозы. Тишина, что пролегает между ними глубокими трещинами, взрывается мелодией звонка.

— Чёрт, – Скарлетт шипит, поспешно вытирая руки грязной тряпкой. Телефон вибрирует в заднем кармане её джинсов. Рик свободно выдыхает.

Марго.

— Какого хера ей нужно? – ругнулась Гилл, затем обернувшись на обесточенную девушку, уже начинавшую мычать. — Какого хера здесь вообще сеть ловит?

Закатывая глаза, Скарлетт принимает вызов:

— Да?

Голос подруги не самый чёткий; со связью, всё же, проблемы. За короткие полминуты она успевает произнести несколько сухих фраз. И всё бы хорошо, если бы не внезапный рёв позади.