Страница 48 из 90
(«и потрахаться в крови»)
— Я бы хотела сказать, что ты меня не знаешь, но…
— Но не прокатит, – Рик устраивается на подушке поудобнее. — Потому что я знаю всё, вплоть до того, чем ты болела в детстве.
— Звучит мерзко. И отчасти жутко.
— Ага. Ты удивишься, сколько всего можно узнать, имея на руках один только номер телефона. Ну, и контакты человека, который умеет с ним обращаться.
— Это легально? – единственный вопрос, что она осмеливается задать.
— Напомни, когда в наших отношениях вообще было что-нибудь легальное.
Гилл прикусывает губу:
— И то верно.
На ребре его ладони ядовито-красным выбито: «Конец близок».
— Но будет несколько условий.
Скарлетт переводит взгляд на него.
— К кухне не подходи. Судя по твоим навыкам, единственное, что ты можешь там устроить – это поджог.
Она не спорит.
— Как скажешь.
— И к террариуму, кстати. И паука в блендер засовывать тоже не стоит, хорошо?
— Хорошо.
— А ещё не разговаривать со мной по утрам.
— Это ещё почему?
— Потому что. Не спрашивай, я всё равно не отвечу.
— Все твои условия? – интересуется, голову кладя на своё плечо.
— Доработаю их в процессе.
— Отлично, – говорит она.
— Замечательно, – говорит он.
— Превосходно.
— Изумительно.
— Завали ебало.
Ему всё ещё нравится.
Ричард трёт глаза и сладко потягивается, мысленно проклиная и себя, и её. Мнимая ненависть – то, чем он обороняется и то, чем упивается – начинает забываться. Он спокоен, ведь, кажется, защищаться не от чего. Всё хорошо: с неба не полил кислотный дождь и земля не разверзлась под ногами, ветер не разносит пыль радиации и время не замирает. Всё в порядке, наверное.
Всё в порядке, но ему пищевод проедают могильные черви, а плевра сгнивает.
— Что смотришь?
Рик не замечает, как пялится на неё в открытую. Просто наблюдает, ничего не говоря: очерчивает линию губ, спускается к шее с бледнеющим синяком, оглядывает пряди тёмных волос. Только в глаза смотреть не хочется.
Он, может быть, тоже скучал.
— Мне уже смотреть нельзя? – фыркает, отворачиваясь.
(«так не должно быть»)
— Нет, сначала ты обязан получить моё письменное соглашение, – язвит Скарлетт. — Руку дай.
— Зачем? – приглушённо, куда-то в подушку.
— Выломаю, блять, в обратную сторону, – отскакивает от её зубов. — Дай.
Ричард хочет закатить глаза, но всё же делает то, о чём просят.
— На, – притворяется, будто недоволен. — Убедительно прошу ею не дрочить.
— Иди нахуй, – сонно проговаривает Гилл, касаясь его ладони.
Она смыкает их пальцы в замок, а он почти счастлив.
— Куда угодно, только бы подальше от тебя.
Баркер отрекается от самого себя, когда думает, что всё не так уж и плохо. Пожалеет.
Обязательно.
========== XVII: ШИПЫ ОТ РОЗ ОТРАВЯТ СЛАБОГО ==========
— Как думаешь, – Скарлетт проворачивает в руках чистый скальпель, сталь которого поблёскивает в белом свете подвальной лампы, – если мы бросим её голову где-нибудь в пригороде, комендантский час введут?
Сегодня Рик нервозен. Она подмечает, как слегка вздрагивают его пальцы, держащие чёрную сигарету, и как бегает взгляд неуверенных глаз. И её это, чёрт возьми, раздражает.
Отлавливать пьяных девчонок на безлюдных улицах – одно удовольствие.
Губы Скарлетт растягиваются в улыбке. Гилл изучает инструмент долгим взглядом. Подвал Баркера – самый настоящий лабиринт из просторных серых комнат. Ей даже начинает казаться интересным план постройки этого дома; как-нибудь потом. Чуть позже.
Ричард держится в стороне: подальше от стола, на котором, связанная по рукам и ногам, лежала бессознательная девушка в коротком сверкающем платье. Одета она была до того безвкусно, что Скарлетт еле удержалась, чтоб не пробить ей глаз её же шпилькой. Не самая красивая, но верный пёс искусства – Баркер, а не она: своё искусство Гилл видит не в материальном.
— Дьявол, как мило, – кромкой Скарлетт поддевает цепочку крестика, безвольно свесившегося с короткой шеи. Копна рыжих волос (у неё выработалась подсознательная ненависть к рыжеволосым сукам), разбросавшихся по угловатому лицу, закрывала глаза непонятного водянистого оттенка.
Тряпка с парами эфира и тёмный трущобный переулок – лучшего сочетания не придумать.
— Зачем тебе это? – спрашивает Рик, шурша золотистой пачкой. Поджигает уже третью подряд. Скарлетт закатывает глаза.
— Ты дымишь, как паровоз, – вздыхает, вытаскивая тлеющую сигарету из его рта. — Скоро кусками лёгких харкаться будешь, – Гилл тушит её об стол, бросая окурок туда же. — Может, прекратишь?
— Тебе-то какая разница?
— Мне есть разница, – она берёт лицо Рика в холодные ладони, своими губами почти касаясь его. — Теперь мне есть разница, помнишь? Мы – одно целое. Отныне и навсегда, правда же?
Её голос, кажется, соткан из чистого безумия; тёплый и вкрадчивый, он опутывал его шею колющей проволокой бесконечной длины. Горло сдавливает и дерёт, как при ангине. Рик только кивает.
— Вот так, – она не перестаёт глупо улыбаться, притягивая ближе к себе. Скарлетт почти силой заставляет поцеловать её, когда Ричарду кажется, что его вот-вот вывернет наизнанку. — Сдохнешь ты – сдохну я. И наоборот, да?
Его слепит блеск скальпеля, прямиком на уровне глаз.
— Да, – поджимая губы вовнутрь и кладя свои руки поверх её. — Конечно.
— Славно, – кивает Гилл, снова оставляя небрежный поцелуй на его пересушенных губах.
Ему всего этого не хочется.
Скарлетт отстраняется.
— Лучше, чтоб она пришла в сознание или оставалась… так? – остриём Гилл проводит по нижней губе.
Он думает, что лучше бы ей оставаться в живых.
Это – самое настоящее убийство со скуки, не несущее в себе никакого смысла; убийство чудовищное и изощрённое,
(«а сам-то ты чем отличаешься?»)
но Ричард лишь вымученно улыбается:
— Не знаю. Босс – ты.
В ответ – ухмылка.
— Лучше разбудить, – уголок рта тянется вверх. Ужас блокирует ему дыхательные пути.
— Она будет кричать, – его последняя попытка помешать.
— Тогда я вырву ей связки, – Скарлетт гладит голову девушки, чей рот залеплен широкой клейкой лентой. — А ты от них избавишься. Хорошо?
Голос Баркера ровный. Ему, наверное, хочется остановить это – поставить отвратительный слэшер на паузу, наконец воззвать к разуму, но он только скрещивает руки, ощущая тяжесть ответственности на собственной груди.
— Хорошо, – Ричард знает, что держится превосходно.
— Иди ко мне, – Гилл манит его жестом.
Так и не ответила на вопрос.
— Может, всё-таки скажешь, для чего это?
Скарлетт пожимает плечами. Затем – смеётся, прикрывая рот ладонью. Рвано выдыхает, накручивая рыжую прядь на исцарапанный палец.
— Странный вопрос, – выражение лица меняется; счёт идёт на секунды.
— И всё же.
Гилл резко бьёт по поверхности стола.
Грохот от удара расходится под потолком. Она устало трёт лоб, кривится, бормочет что-то, что ему не удаётся разобрать, а затем вонзает ногти в кожу своего лица.
Скарлетт рычит.
— Ладно, – она покрасневшей щекой трёт плечо, дёргается едва различимо, затем поглядывая на него исподлобья.