КРОВЬ СО ЛЬДОМ

Когда он хватает её за запястье, Скарлетт расплывается в широкой улыбке.

От волнения внутренности стягивает узлом, ведь уверенности в своих действиях – никакой.

Костяшки на его пальцах белеют, когда хватка крепнет, оставляя после себя ярко-розовый отпечаток; боль жжёт прямо под кожей.

— Я могу показать тебе, – внешне Ричард остаётся таким же расслабленным, не меняясь в лице; единственное, что выдавало бурлившую в нём ярость – потемневшие глаза.

— Не стоит, – шипит сквозь крепко стиснутые зубы, а затем – бьёт локтем под дых.

От неожиданности он отшатывается назад.

Скарлетт видит перед собой подставку для ножей.

Не раздумывая, она вырывает свою руку, но её сразу же тянут назад; пытается ударить снова. Запястья перехватывают, а саму её вдавливают в низкую столешницу.

Она наносит удар ногой.

Снова вырывается и пробует оттолкнуть его; запрыгивает на столешницу.

— Ты не уйдёшь, – рычит Баркер, стаскивая её обратно.

(«посмотрим»)

С силой пинает ногой, толкая назад.

Рик подскакивает с большей яростью.

Скарлетт подбегает к подставке. Голову прошибает боль.

— Тш-тш-тш-тш, – он хватает её за горло и жмёт на гортань с такой силой, что в глазах – сумрак. — Тише, красотка, не надо брыкаться, – громко дышит ей на ухо, тяжело сглатывая слюну.

— Хорошо, – покорно выдавливает Гилл, а когда артерию пережимают – рвано стонет, закатывая глаза. — Отпусти, – вырывается у неё. — Я задыхаюсь, пожалуйста.

Казалось бы, сейчас ей должно быть страшно – находясь в квартире незнакомца и его полной власти, буквально и фигурально в его руках, Скарлетт должна трястись от мыслей, что лезут в голову: она не знает, насколько далеко он может зайти. Казалось бы, ртом глотая воздух, оказываясь прижатой к его телу, она должна чувствовать, как трясутся, подкашиваются её колени. Казалось бы, она должна впасть в истерику и панику, но всё, что работает сейчас – разум. И работает холодно.

— Можешь не бояться, – ослабляет, – я не сделаю тебе ничего плохого, – улыбается, дьявол, – не здесь.

— Хорошо, – пальцы перестают стискивать гортань.

Он убирает руку и вгрызается в её шею.

С губ девушки слетает выкрик, эхом раскатываясь по помещению.

Свободная рука срывает массивный нож со стены.

— Теперь ты, – Скарлетт разворачивается, приставляя к горлу Ричарда заточенную режущую кромку. Маленькая победа – Гилл сияет.

— Воу-воу, – вскидывает обе руки вверх – внезапно, слишком быстро. Чересчур неожиданно для неё. — Ладно. Ты выиграла.

Кожа совершенно точно продырявлена. Она чувствует, как рана наполняется влагой.

— Выиграла? – прокручивает нож в руке, выставляя вперёд правое колено. Шаг в сторону.

— Мы же просто играли, – с блеском в чёрных глазах говорит Рик.

— Играли? – вдыхает глубже, протягивая лезвие от кадыка к подбородку.

— Убери.

Поджимая губы, Скарлетт хмурится, словно обдумывает его предложение.

— Ни капли заманчивости. Где гарантии, что ты не пырнёшь меня, когда я буду уходить? – вздёргивает бровь, размазывая кровь по шее.

— А ты собираешься уходить? – с неподдельным изумлением спрашивает Баркер.

— Ещё как.

— Ненавижу, когда от меня уходят, – пытается подойти ближе, но колено не позволяет.

— Посадишь меня на цепь в следующий раз? – вскидывает голову.

— Он будет? – Ричард выжидающе прикусывает нижнюю губу.

— Зависит только от тебя, – Скарлетт неспешно убирает нож и наощупь находит место, на котором он висел ранее.

— Гарантий нет, – стоит на месте. — Только чистое партнёрское доверие.

— Тебе придётся его завоевать, – холодно изрекает она и отворачивается.

Гилл делает несколько шагов вперёд и останавливается в центре кухни, спиной к нему. Ожидает нападения.

— Я не трону тебя, если вернёшься, – слышит, как он шуршит; вероятно, новой пачкой.

Последнее, что говорит Скарлетт перед тем, как убраться прочь:

— Я не даю пустых обещаний.

Ричард поджигает сигарету.

Комментарий к I: НЕЖНОСТЬ КАШЕМИРА

если вы не оцените это по достоинству, я выгрызу вам спинной мозг. доброй ночи.

========== II: НАПОМИНАНИЕ ==========

На паре мастерства кинокритики Рик устало подпирает голову кулаком, выводя узоры на белых страницах гелевой ручкой.

Пальцы рук, вздрагивающие, перестают слушаться, как если бы он провёл несколько часов на лютом морозе. Чёрные глаза обрамлены красным.

— Выглядишь, как переход на Футскрэе.

Не поднимая головы, Рик безжизненным голосом отчеканивает:

— Пошёл нахуй.

Это был уже второй человек за день, решившийся пошутить над его шмотками.

— Это кастом, что ли? – спрашивает рядом сидящий парень чуть ли не на всю аудиторию и тянется к его светло-голубой джинсовке, вдоль и поперёк покрытой граффити – ярким принтом на хлопковой ткани кроя оверсайз.

— Баленсиага, кретин, – лениво протянул Рик, продолжая разрабатывать руку. — Стоит больше, чем твоя почка. Руки убрал.

Кожаный рюкзак – из той же коллекции: кислотно-зелёные и голубые надписи, контрастирующие с чёрным, бросаются в глаза первыми.

Иногда избыток внимания раздражал.

Баркер потирает веки, на которых расплывчато проступают вены, и бесшумно выдыхает, мысленно проклиная себя за то, что с утра отважился пойти на учёбу. Баркера преследовало чувство, что его вот-вот должны вышвырнуть за прогулы; в таком случае ему уже вряд ли что-либо поможет. Проебать четыре года на образование и после этого позорно вылететь за херовую посещаемость – так себе перспектива. Не привлекает.

В последнее время в этом смысле Рик был безинициативной амёбой. Периодически, конечно, осеняет и он думает о том, как бы повысить свою успеваемость, пополнить знания в той или иной области, банально закрыть сессию, но такое случается крайне редко. Для этого на небе должны правильно сложиться звёзды.

Пришёл он, как и в первый день недели, лишь бы прийти, поэтому сейчас, вырисовывая в блокноте что-то бессмысленное, Ричард слушал зануднейшую лекцию об итальянском неореализме. Монотонный голос преподавателя заставлял веки тяжелеть.

Нет, всё-таки идти на учёбу под отходами – идея ужасная.

Сказать честно, он думал, что до утра попросту не доживёт.

Перед глазами до сих пор стоят кокаиновые дорожки на стеклянном столе, скрученные сто долларовые купюры и лежащие рядом банковские карточки. Трёхчасовой ебельный марафон с какой-то девчонкой, оставившей ему свой номер.

Тошно.

Рик берёт с себя обещание, что следующие две недели не будет принимать ничего сильнее лизергина. В топку.

Он уверяет себя в том, что пришёл сюда не ради того, чтоб найти Скарлетт. За пару дней Баркер (стоит отдать должное – не без чужой помощи) нарыл о ней достаточно информации – узнал, на какой улице она живёт, какую машину водит, в каком спортзале занимается и с кем общается. Для чего?

Гилл не появлялась со вторника.

Ричард не без внутреннего ликования предполагал, что девчонка зализывает раны в стенах дома. Прежде всего – душевные. Не каждый же день встречаешь маньяка, строящего на тебя планы с первого дня знакомства?

Глубокое потрясение. Наверное.

Пока препод рассказывает об эстетических взглядах Лукино Висконти и мрачном темпераменте его работ, выделявшихся на фоне кинематографа того времени, он отсчитывает минуты до конца.

Время тянется мучительно.

Оставшиеся сорок минут Рик думает о том, как сильно хочет банановый нектар.

Отсидев последнюю лекцию, он выходит из аудитории, предварительно попросив своих дружков на сегодня оставить его в покое. Ричард устало зевает.