Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 118 из 128

В этот раз пробуждение ещё тяжелее — голова раскалывается как старый глиняный горшок, а в горле настоящий пожар. Во рту пересохло и не хватает воздуха. Может быть, на этот раз я действительно умерла?

Не знаю, чем Кир накачал меня, что за укол сделал, да только этим препаратом, наверняка, можно пытать — сейчас я в таком состоянии, что готова сделать все, что угодно в обмен на стакан обычной воды. С трудом открываю один глаз, потом второй, но ничего не меняется — вокруг плотная душная тьма. Это дежа вю, не иначе. Сначала почти ничего не чувствую, но со временем все–таки начинаю ощущать вибрации, вызывающие приступ тошноты и головокружения. Мне настолько плохо, что смерть — не самый худший выбор.

Где я? Что со мной? В итоге все–таки удается понять, что, пока была в отключке, он засунул меня в багажник автомобиля. Здесь тесно, жарко и отвратительно пахнет, но выбора нет — отсюда невозможно выбраться.

Пытаюсь пошевелиться, хоть каждое движение и причиняет невыносимую боль. Из одежды на мне тонкая кофточка и юбка чуть ниже колен — тот наряд, в котором отправилась в офис. Где моя обувь и пальто — тайна покрытая мраком. В одном повезло: на этот раз Кир решил меня не связывать. Наверное, настолько уверен, что из багажника не смогу выбраться, что и лишние методы предосторожности отбросил. Какой расчетливый и хитрый гаденыш. Его бы энергию да в мирное русло — цены бы его талантам не было. Осторожно трогаю запястья, еще недавно связанные веревкой, и чувствую, как они распухли и болят. И ведь это только начало — кто знает, что у этого идиота на уме?

Мне до чертиков страшно. Из головы почему–то не выходят слова Кира, что я далеко не первая, кто пытался ему помочь, но ни у кого так и не получилось. Что он имел в виду? Кто были эти другие? Его родственники или такие же девушки, как и я? А что, если он маньяк? От этой мысли ужас сковывает ледяным панцирем. В принципе, это многое объясняет. Интересно, быстро он меня убьет или будет мучить? Я же все–таки надеялась вырваться, отбиться, уползти, в конце концов. Думала, он просто сумасшедший. Но от маньяка разве можно сбежать? А если и можно, то хватит у меня на это сил?

Чувствую себя героиней какого–то дешевого сериала: вот сейчас откроется багажник, и Кир предстанет передо мной с топором, в кожаном фартуке, залитом кровью. О чем я вообще думаю? Бред какой–то. Такое же только в кино бывает.

Машина едет по кочкам и ухабам, я лежу, скрутившись калачиком, парализованная страхом, и пытаюсь отогнать дурные мысли и плохие предчувствия. Надо что–то делать. Не хочу быть здесь, но кто меня спрашивает? Кое–как все–таки удается перевернуться на спину, и принимаюсь колотить кулаками по крышке багажника изнутри. Вскоре подключаю и коленку здоровой ноги, но толку от моих телодвижений немного — я все также заперта в этой душной тьме.

Хочется плакать, кричать, биться в истерике, но я сдерживаюсь — не знаю, что от меня, на самом деле, хочет Кир, но удовольствия лицезреть мои слёзы ему не доставлю. Не на ту напал, придурок. Еще посмотрим кто кого.





Неожиданно, непрошеным гостем, в сознание врываются мысли о Филе. Где он сейчас? Что с ним? Закончились ли его проблемы с моим исчезновением? Очень надеюсь, что да. Мне непонятна логика Кира. Ну, хотел он быть со мной, ну зачем нужно было Филина трогать? Его мать, друзей, "Ржавую банку"? Что все эти люди ему плохого сделали? Но разве можно понять логику сумасшедшего?

Филин... Я тоскую по нему так невыносимо сильно, что дышать тяжело. Сердце сжимается каждый раз, когда вспоминаю о нём. Он такой хороший, красивый, добрый... Его достоинства в моих глазах могу перечислять бесконечно, но от этого становится еще больнее, но это не физическая боль — она намного глубже, сильная, неизбывная, разрывающая изнутри. Я люблю его, и это не обсуждается, но что в итоге принесла ему моя любовь? Череду бед и отчаяние? Может быть, кто–то другой, а я уж точно не стою таких жертв. Надеюсь, ему сейчас хорошо и он не решит искать меня, потому что чем это в итоге может обернуться одному Богу известно.

Продолжаю избивать ни в чем не повинную дверцу, вкладывая в удары всю боль, злость и ярость, не обращая внимания на то, что это ничего не дает — мне нужно куда–то выплеснуть агрессию, а все остальное неважно. Не знаю, сколько проходит времени, пока я полностью не выбиваюсь из сил. Все–таки события последнего времени сильно истощили меня, еще и эта нога не дает покоя — ноет, дергает и болит. Чувствую, как горячие слезы скапливаются в уголках глаз, но сильно жмурюсь, до боли, но все–таки останавливаю готовящиеся вырваться наружу рыдания. Если сейчас заплачу, то уже не смогу остановиться, а я должна быть сильной — от моей выдержки сейчас многое зависит.

Неожиданно меня перестает трясти — чувствую, что автомобиль постепенно замедляет ход. Значит, мы уже добрались до «хрустального дворца», где мы с Киром должны будем слиться в танце страсти и любви. Только хрен ему, а не тридцать три удовольствия — при первой же возможности ему яйца оторву. А вот потом пусть думает, как дальше жить. И с кем.

Лежу, закрыв глаза и замерев, как будто от этого может что–то измениться и, открыв багажник, он не заметит меня. Но ведь чудес не бывает, правильно? Я попала в ловушку. По своей дурости — не сядь тогда в эту проклятую машину, не воспользуйся предложенной помощью, ничего бы этого не было. Но сейчас уже поздно об этом размышлять — прошлого же не воротишь и не изменишь.

Автомобиль окончательно останавливается, и слышу какую–то возню в салоне и, в конце концов, хлопок закрывающейся двери. Зажмуриваюсь, вжав голову в плечи, и жду. Вдруг дверца багажника резко открывается, и сквозь закрытые веки проникает яркий свет. Значит, уже рассвет наступил. Распахиваю глаза и вижу, нависшее надо мной, улыбающееся лицо Кира.