Холодная кровь

— по срубкам, еще не иссушенным солнцем, не почерневшим от времени. Неприветливые были стены, а может, отвыкла она от хором высоких сумрачных — все на воле да на земле. Когда за дверью шаги торопливые гулкие послышались, княжна так и вспорхнула с лавки, вытягиваясь тетивой, да напрасно — чернавка пришла. Из разговора вчерашнего помнила имя ее — Катая. Та, что раздосадована шибко была ее появлением.

— На, вот, — едва ли не бросила на стол яства, что принесла, плошки глиняные так и грохнули, — с тобой не хватало мне еще возиться, — буркнула она, хмуря тонкие брови.

Едва Агна стерпела слова резкие — проучить бы за дерзость, да с чего с той взять

— каковы хозяева таковы и слуги. А она тут даже не гостья.

— Забери все и унеси.

Та только подбоченилась, сузив в гневе и без того раскосые глаза.

— Сама и уноси, — хмыкнула, — будет еще тут нос воротить, не получишь ни крошки до самого вечера, раз не голодная, — развернулась и назад к двери пошла.

Агна было спохватилась, да одернула себя — не станет ничего выведывать. Подождет. Хотя княжичи явно не торопились звать ее. И уж мысли стали вкрадываться разные, мельтешить — не забыли ли о ней? Да только как мелькнули в памяти глаза сумрачные стылые княжича старшего, сомнения вмиг рассеялись — нет, этот не забудет, всю душу выпотрошит, а свое получит. Но и Агна не так проста, как думают они, только девка она и есть девка — на скамью и под подол, а там докажи, кто смел. А потому оружие то, зуб острый, что висел на поясе, одной- единственной защитой ей был.

Время текло медленно, и казалось, уж обедня скоро — до того невыносимо стало ожидание, внутри дрожало и сжималось все от предчувствия дурного, хоть в пору самой иди и требуй поскорее со всем разобраться. Как раздался грохот шагов — не ступал, а бежал ошалело кто-то. В дверь просунулась светлая голова отрока.

— Заходи уже, — сердито велела Агна, закрывая войлок окошка.

— Велено мне тебя привести, — виновато склонил голову, смотря смущенно, и негодование, что растравлено было ожиданием тягучим, улетучилось разом.

— Кем велено? — на всякий случай уточнила Агна, проходя к выходу.

— Княжичем Анарадом.

— А тебя-то как нарекли родичи? — посмотрела ему в лицо подходя ближе.

Отрок рослым оказался — едва не с ней вровень, вырастит юношей удалым.

— Нет у меня родичей, — буркнул он, разворачиваясь, спеша разговор зародившийся скорее прервать. — А зовут меня Грошко.

— Так были же?

Отрок через плечо обернулся, пронизывая ясными голубыми глазами, которые тут же погасли, будто замутились воспоминаниями.

— Ну, были. Забрал их Коган.

Агна так и закаменела, как в пол вросла.

— Как Коган? Зачем?

— Не знаю, мал был, еще разговаривать не мог, да и не помню их. Пошли, велено же скорее, — поторопил сердито и пустился чуть ли не бегом по лестнице — поди, догони.

Мысли замельтеши в голове беспорядочно, и внутри еще мрачнее стало, из услышанного Агна так ничего и не поняла. Шла за Грошко молча, отрок вел через переходы сумрачные да двор небольшой, но уже полнившийся людьми, пока не оказались они перед крыльцом высоченным княжеским, что занимал едва ли не два яруса. Агна тут будто от морока очнулась, огляделась. По небу прозрачные облака текли, озаренные бледным золотом — утро уж вступало в силу, тени становились глубокими и синими, и воздухе собиралось последнее тепло. Агна заметила, что трава тут ссохшаяся вся, опутанная паутиной, в то время как на лугах еще пасутся стада — осень тут будто торопилась к своему исходу. Сруб терема скалой нависал, добротный, на века поставленный, с оконцами небольшими, кровли коньками венчанные со звериными головами. А больше Агна и рассмотреть ничего не смогла, чтобы не отстать от Грошко, поспешила, поднимаясь по высоким ступеням, и едва не выдохлась от такого крутого подъема.

Вошли они в горницу, на удивление светлую, чем думалось. Здесь пахло совсем иначе, чем в избах чернавок: горечью и крепостью — мужичком духом. И сразу ясно стало, что женщин здесь меньше, а может, и вовсе нет. Едва они с Грошко прошли столбы резные, что подпирали расписной балочный потолок, Агна увидела длинный стол, застеленный скатертью белоснежной с выставленной на ней щедрой снедью, за ним уже сидели княжичи — старший и младший. Появление девушки приглушило их голоса — они о чем-то разговаривали и смокли, когда Агна приблизилась. Ни один из княжичей не шелохнулся почтенно приветствовать девушку — оно и понятно. Она для них по-прежнему девка из хоть и вольного, но простого роду.

Агна набрала в грудь воздуха, поняв, что и не дышала, но желать здравия тоже не стала. Вротислав чуть голову русоволосую набок склонил, и взгляд его больше от нее не отлипал. Старший княжич — Анарад — напротив, будто и смотреть на нее не желал, только вскользь как-то полоснул прохладой, сидел на скамье расслабленно, ворот его рубахи распахнут, поблескивало на шее сильной гривна витая, но душно тут не было, напротив, прохладно даже — такую хоромину не просто протопить так скоро.

— Садись, — велел Анарад, — а ты ступай, только далеко не уходи, — наказал он отроку.

Грошко, приклонив низко голову, отступил вмиг, и его как ветром сдуло, только и слышны торопливые удаляющиеся шаги, что эхом отдаляясь по полупустым углам, ударили в грудь, подняв в Агне еще большую тревогу. Она прошла, не торопясь, не обращая внимания, как похолодели пальцы и нутро сжималось, присела на скамью напротив братьев.

Агна удивилась даже приглашению такому щедрому девке простой — по-ихнему, хоть и жрице будущей: в горницу пригласить и за стол хозяйский посадить, будто ровню. Нет-нет, а мысли беспокойные всколыхнулись — догадались ли? Но нет — откуда?

— Угощайся, — приветливо улыбнулся Вротислав.

На столе чары с медовухой пахучей, лоток со щукой печеной — видно, они уже поутренничали давно и разговаривали о чем-то. Агна подняла глаза на Вротислава, тот продолжал вникать в нее, играючи скользя взглядом по шее, груди, так, что хотелось немедленно прикрыться от взора его горячего. Посмотрела на Анарада да пристыла к скамье. Чего вдруг — сама не поняла, но от того, как гулял в его взгляде какой-то шалый ветерок и, вместе с тем, сосредоточенно были сведены брови, внутри живота жар непонятный всколыхнулся, что Агне совсем не понравилось.

Он, не заподозрив ни о чем, оглядел вскользь, потянулся за чаркой. И не хотелось смотреть на него совсем, но не получалось, взгляд возвращался к нему, пристывая

— понять бы, чем заняты мысли княжича. Да только отрешенность равнодушная его разгоняла в ней холодные волны. И совсем не уместно вспомнила Воймирко — так же иногда сидел он задумчивый, так же сквозил в его взгляде туман шальной.

— Как спалось на новом месте? — ожил Анарад, голос его прозвучал, как из глубин пещеры — холодно и гулко, под самую кожу забрался.

Агна вздрогнула, глянув на княжича — муть в его взоре рассеялась немного, и теперь смотрел с вниманием, хоть и так же прохладно — да ей по-другому и не нужно. Агна вспомнила сон свой запутанный, подбородок выше подняла, не ответила, выдержала его пронзительный взгляд.

— Так и быть, — сощурил он охмеленные неприязнью глаза, — попытаюсь донести суть твоего пребывания здесь, к сожалению, на нашу неудачу.

Агна сжала губы, пропуская через себя его колкость — пусть говорит, что хочет, хоть его слова каждый раз выдавливали воздух из груди, невольно обжигали. Она набрала в грудь воздух, сжимая на коленях складки платья, унимая дрожь.

— Пятнадцать зим назад пропал князь Ворута — мой отец. До недавнего времени я думал, что он мертв. Мне стало известно, что жрец Воймирко что-то знает о том, что случилось здесь много лет назад: кто пытался сжечь княжество — в пожаре погибла и княгиня.

Агна приподняла брови — признать, рассказ его короткий удивил: именно о князе Роудука поведала ей Ерия перед отъездом, а о матери княжича о пожаре — нет. Но чтобы Воймирко был как-то причастен к тому — такого не может быть, он честен с ней, и поведал бы.