Страница 10 из 12
— …Сейчас ты кипишь яростью, — зашептала она в ухо, — напрасно изводишь себя бессмысленными метаниями. Но послушай меня, сейчас нельзя покидать княжества надолго, а поиски Когана отнимут не дни и недели, а годы. Ты нужен здесь. Старейшины видят в тебе будущего правителя, они видят в тебе силу, ты не должен сейчас уходить.
— Занять княжеский стол, не зная, что случилось тогда, много зим назад, с отцом? Не узнав, почему он покинул княжество? Нет, Домина. Если ты говоришь, что он жив, я обязан его найти.
— Все верно, — прошептала еще глуше, скользнув краями губ по шее, — но не сейчас, Анарад…
— Потом уже может быть поздно.
Домина вдруг убрала руки, прекратив доставлять удовольствие. Послышалось шуршание, а следом ее платье бесшумно скользнуло на пол сбоку от него. Анарад развернулся. Глаза Домины в тени золотистых волос зияли колодцами, были холодны и далекими — от них можно было оцепенеть, но только не ему, не Анараду. Он огладил ее взглядом: ее грудь, покрывшаяся мурашками со сжатыми топорщащимися сосками от движения воздуха вздымалась обрывисто, мягкий живот, и ниже… Анарад сам не помнил, как притянул ее к себе, припадая губами к ложбинке между грудями, накрыв ладонями стиснул их. Домина откинула голову назад, запустила пальцы в волосы, вороша их. Всколыхнулась и прокатилась по телу горячая волна, будоража.
— Ты очень много значишь для меня, княжич, — прошептала глухо, опускаясь на его колени, прильнув всем телом. Анарад огладил плечи, смял бедра крепче, плотнее рванул на себя — все мысли разом смыло оголившееся дикое желание, когда его палец — сначала один — проник во влажное лоно, потом и другой. Стон Домины влился в уши, упав на самое дно, разносясь оглушительным эхом во все стороны. Анарад слизал чуть солоноватую проступившую испарину с соска, потом с другого. Домина задвигалась в такт его движениям, насаживаясь ненасытно, отчаянно, пока в глазах княжича ослепительно вспыхнуло.
Домина, задыхаясь, слепо ткнулась лбом в его лоб, но Анарад видел совершенно не ее, а серо-синие полные ярой спеси глаза другой. Анарад зло зашипел, оскаливаясь, рванул завязки на штанах, ворвался в тугое лоно слишком резко и грубо, но Домина с бурным вожделением приняла его в себя целиком, поддавая бедра его ударам, подпрыгивая от жестких толчков, вцепившись, как в спасительный берег, вскрикивая на волнах блаженства, которое вскоре подхватили и его, унося прочь в бездонную пучину горячей страсти. Он подумает обо всем утром.
Глава 4
Как ни удивительно, спала Агна на новом месте крепко, и снились ей леса зеленые, облитые тягучим желтым солнечным светом. Казалось, воздух светился и пах, наполненный цветочной патокой, и был так сладок, что дышалось с трудом, и голова шла кругом. Еще снилось поставленное неведомо кем средь чащи лесной древнее капище, громоздились птицы на вершинах деревянных, от времени мхом покрытых истуканов. И так хорошо было, спокойно на душе в этом месте, что уходить никуда не хотелось, сидела бы до самого заката и слушала, как шуршит трава под ногами, колышет ветерок соцветия белых ромашек, как звенит воздух чистотой и поют птицы. Агна закрыла глаза, наслаждаясь священным торжеством жизни, сама становясь частью его, как вдруг что-то случилось — смолкли птицы, и потемнело вдруг разом, подул холодный ветер, нагнав на ясное небо глыбы сажевых туч. Агна почувствовала, как тонуть начала, теряя твердь под собой, глянула вниз — ноги вязнуть стали, будто в песке зыбучем, утягивая под землю, что топкой, как трясина, становилась.
Агна всколыхнулась в постели, да так, что зацепила случайно крынку с водой, что на ночь рядом с собой поставила, опрокинула ее, та об пол и раскололось на черепки, разбрызгав воду. Послышался топот за дверью, створка распахнулась.
— Ты чего? — просунула простоволосую голову одна из челядинок — переступать через порог не решилась.
— Приснилось что-то, — рассеяно ответила Агна и провела по растрепавшимся волосам дрожащей рукой. Отдышаться не могла, но страх постепенно отпускал, боль, что скручивала все тело, помалу унялась.
— Жили себе спокойно, нет вот — пустили неведомо кого, — просочилось недовольное ворчание в щель из соседней клетушки.
— Просыпаться уже пора, а ты спишь все, — шикнула в ответ старшая,
возвращаясь к себе, так и не сказав Агне ни слова больше.
Оставшись одна, Агна оглядела простую, но не малую клеть, куда вчера привели ее переночевать, а то, что к чернавкам подселили, ее нисколько не удивило — с княжичей станется. Да и не знают они, кто она и чьего рода, потому сердиться на них не следовало, но не получалось, ведь как не плети нить, а привезли ее сюда силой. Да если и узнают, нрава скверного все равно не спрячешь. Им хоть чернавка, хоть княжна — все одно, если в крови жестокость холодная — она никуда не денется.
Остатки страшного сна сползли с Агны, покалывало только кончики пальцев да ступни, и сердце еще билось неспокойно, и пот этот липкий на шее и вдоль спины проступил — душно. Во рту сухо, а вода вся на полу осталась. Сон растолковать несложно было, ведь увязла она на беду тут — и не гадай, все и так ясно. И чего ждать от неприятелей? Не знала княжна, а потому готовой нужно быть ко всему. И все же вразумить не могла она — зачем потащили с собой? Издевки ради? Ведь все одно не скажет ничего, и не смогут выпытать из нее ни слова — это она с самого начала дала понять, а то, что Вротислав охоч руки свои пускать — управу Агна на него найдет.
Вспомнила княжна — вчера бтрок прибегал, оповестил, что братья толковать с ней утром станут — повернулась, рукой скользнула под подушку, нащупав прохладу стали, сомкнув пальцы, нож вытащила, к груди приложила, согревая отцов подарок у сердца — пусть только попробует приблизиться! Не зря Воймирко малость обороняться учил от зверя лесного — княжичи от тех не шибко отличались.
Посидев еще немного, Агна откинула тяжелое меховое покрывало, поднялась торопливо, надев мягкую обувь — пол холодный в это время. Прошла к столу, взяв лучин, подожгла от углей в очаге, расставила в клети, стало еще спокойнее.
Тихонько собрала осколки и на стол их положила, к окну прошла, отодвигая волок
— свежесть утренняя пахнула в лицо запахом осени глубокой и холодной, на небе бледном еще стыло блестели бусинками звезды, но скоро и они погаснут — утро занималось хоть и медленно, но неотвратимо, как и должно быть. Да не желала она такого скорого утра, и видеться с осхарскими княжичами. Впору хоть побег учиняй. Агна даже разозлилась на себя за собственное малодушие, да только как не тревожиться, ведь от бтрока узнала, что князя Найтара в городище не было, и вернется не известно когда. Закрыв окошко, Агна вернулась к постели, заправила ее хорошенько, нашла наряд в мешке своем с добром скромным. Выбрала платье попроще, что имелось у нее, из мягкого льна — под низ, и еще одно — теплое из сукна не крашенного, и пока одевалась да волосы в косу тугую заплетала, послышались голоса за дверью — просыпалась челядь. Недовольное ворчание и смешки обрывистые, шепоты — наверное, о ней толковали, о чужеземке, что княжичи с собой приволокли. Как бы Агне это не нравилась, а поделать ничего не могла, пока она здесь пленница, и никто не поверит ей, посмеются только. Только князя ждать — уж он-то ее речи поймет. Должен.
Как в клети совсем светло стало, Агна погасила лучины. Не знала, чем себя и занять. К окну подходила, выглядывала, да только, кроме клочка неба да высокой городни из толстых вязовых колод, ничего и не видела. Тогда неутешно на лавку опускалась, кладя ладонь на рукоять, что спрятана были в складка платья, на дверь запертую смотрела, слушая зыбкую тишину — чернавки уж все разошлись, поутренничав, по делам своим, к ней не заходили, и Агна поняла, что неспроста — видать, приказали. Как еще замок на дверь не повесили. Да куда оно побежит? Тут в самом тереме заблудишься, один детинец чего стоит, огромный со стенами дубовыми в два ряда, башнями высокими — не так просто пройти мимо стражников. Родной Збрутич — не маленькое княжество, а против Роудука и не поставишь. Стены массивные так и давили, хоть отстроен, видно, не так уж давно