Холодная кровь

— Как я могу вам верить?

— Это правда, — подтвердил Вротислав, будто его слова могут быть только искренни.

— А с чего вы взяли, что Воймирко знает что-то?

Анарад натужно вдохнул, видимо, терпение его быстро источалось.

— Он служит Когану, а они — наши враги, — ответил княжич.

Агна вытянулась, пытаясь уместить все в голове.

— Князь Ворута отказал им в одной просьбе, — продолжил Вротислав, посерьезнев разом, — и те наслали на род осхарцев проклятие. А чтобы от него избавиться, нам нужно найти Воймирко, который был приближен к князю. Он знает многое — Ворута доверял ему. А потом — как сгинул князь — жрец бежал, унеся все тайны с собой.

Агна опустила глаза, раздумывая, а потом подняла на него взор.

— А если все же князь Ворута мертв, и твои попытки найти его напрасны? Дай мне какую-нибудь вещь князя, что носил он у своего тела…

Взгляд Анарада застыл, в нем некоторое время буйство творилось, но вскоре утихло, будто примиряясь с просьбой, что далось ему — видно — с трудом.

— …Я посмотрю, насколько правда то, что тебе твердят, княжич. Ты, верно, одно забываешь — что я все же жрица и волхвовать могу. Мне нужно знать, что ты не обманываешь меня.

Княжич посмотрел на нее, а внутри все на лоскуты рвало — все же опасный у него взгляд и лучше избегать его.

Анарад выпустил чару из рук, протянул к шее, сорвав гривну, покрутил ее между пальцами, раздумывая недолго, протянул девушке.

Приняв его, тяжелое и горячее от тела княжича, Агна попыталась рассеять все мысли ненужные, повертела в руках осторожно, оглаживая подушечками пальцем свитые в жгуты серебряные прутья, натертые до блеска кожей, зажала между ладоней, глаза закрыв и призывая волю и разрешение Богини Судеб Макоши открыть ей и показать, жив ли тот человек, что носил когда-то это украшение.

Сначала Агна ничего не увидела — чужое присутствие мешало изрядно, и мысли княжичей тяжелые путали, но, отгородившись от них наговором простым, она ощутила, как ударила в ладони сила огромная, словно кипящая кровь по жиле потекла напором мощным, обдавая жаром с головы до пят.

Человек, что носил гривну, явно был жив. И не просто жив — бил в нем ключ живородный. Порой такая сила опасной считалась для простых людей. Любая сила

— разрушающая или, напротив, возрождающая — если не владеть ей, вред может нанести. И лучше не подпускать ее близко.

Агна нахмурилась, однако и с ней не все ладно было, будто в места нити узлы тугие

— не хорошо это, удавки означали давление воли чужой не доброй явно. Агна не смогло удержать да получше прощупать все — у нее для этого и не хватит сейчас воли, по витым жгутам вглубь пошла дальше, где в недрах вязких, выдернула она еще одну жилу. Та скрученная вся была: то била ключом свежим, то будто иссушалась вся тонкой делалась, похоже, что тот человек, что когда-то носил эту гривну жив был — это правда, только по всему болен, не принадлежала ему жизнь, в чужих руках она передавлена рукой Марены — смерти холодной.

Только вот такое дело удивительное — сила та, что хранило украшение, Агне знакома хорошо, будто не раз она ее касалась — но ведь того не может быть!

Мысли стали путаться, а силы разом уходить, ладони закололо остро, а сердце затрепыхалось неровно. Агна вздрогнула, глаза открыть поспешила, вдыхая глубоко, возвращаясь в горницу светлую, поторопилась вернуть гривну княжичу. Тот с хмуростью принял, оглядывая девушку по-прежнему прохладным, недоверчивым взглядом.

— Что увидела?

— Жив тот человек, что носил когда-то обруч, только…

— Что? — поторопил с ответом Вротислав.

— Не князь это.

Анарад хмыкнул, разочарование мелькнула в его очах смятением, спросил:

— А кто же по-твоему?

— Не знаю… — честно призналась Агна Воруту она никогда не знала, чтобы настолько близко знать его живу, что хранила в себе гривна.

— Лжешь, — треском по льду врезался в пролившуюся тишину голос Анарада. — Это вещь отцу принадлежала.

Вернул он на шею обруч, который только что побывал в руках ее, силой буйной этого мужчины все еще опаляя всю, тесно сделалось внутри от того, что коснулась его, будто что-то сокровенное узнав, что не следовало знать молодой девице.

— Насколько понимаю, это отказ нам? — прервал тишину младший княжич.

— Напрасно вы себя утруждаете, свое решение я высказала еще в Ледницах, — ответила устало Агна, приходя в себя, сглатывая сухость, хоть и вложила в голос всю твердость свою.

В груди и трепетало все, не ясно от чего — пугливой она себя никогда не считала, только откуда волнение острое взялось, что нутро все морозило, понять не могла. Кожей ощущала прилипший к ней внимательный взгляд Анарада — он не вмешивался в болтовню своего братца — но его видимое спокойствие пугало не меньше, зная какой он внутри — лучше бы и не смотрела, спокойней было бы.

Вротислав хмыкнул и поднялся вдруг со своего места. Сердце Агны дернулось больно, но сама она осталась сидеть на прежнем месте, прикованная стылым взглядом Анарада. Вротислав, обойдя длинный стол, приблизился к девушке нарочито медленно. Его ладонь крепкая в узлах вен легла рядом на столешницу, он склонился, нависая над ней низко, так, что горячее дыхание его, пахнущее чем-то горьким и кислым, по виску горячим комом прокатилось. Краем глаза Агна видела, как растянулись его губы в улыбке в щетине темной. Он отлепил от стола руку, протянул, взяв из плошки сушеную ягоду черной смородины, в рот себе кинул.

— Ты, видимо, неправильно все поняла, — произнес он, пережевывая. — Твоему жрецу мы не желаем чего-то злого, — снизил голос до хрипоты. — Спросить у него кое-что хотим, очень важное для нас. Расскажи только, где он таится, в каком месте капище ваше? Больше от тебя ничего не требуется.

— С добром нож к горлу не приставляют, — огрызнулась Агна, утонув в голубизне глаз Вротислава — взвихрилась в княжиче прежняя буря ненастная.

Выпрямился он, видно, теряя последнюю надежу вытянуть что-то полезное из нее.

— И все же советую тебе хорошенько подумать, — предупредил.

— Не смей мне угрожать, княжич — прошипел Агна и не узнала голоса своего, сама не поняла, как вспыхнула, как лучина сухая горячим пламенем, и залило разум — до того обида больно кольнула: она ничего не сделала им дурного.

В ушах зазвенело от наполнившейся горницу тяжести. Агна торопливо поднялась, намереваясь окончить этот бесполезный разговор. Вротислав, надо сказать, опешил от того, развел руки — не пустил никуда и грудью пошел, тесня от стола к стенке.

— Ох, ты какая! Не девица — огонь. Ты смотри у меня, а то ведь я тоже злиться могу.

Агна задохнулась, отступая, видя, как заиграли огоньки похотливые в очах Вротислава.

— Где князь Найтар? С ним буду говорить!

Вротислав застыл вдруг на месте, перестав загонять ее в угол, расхохотался так громко и безудержно, надрывно, что эхо трезвоном отбилось от стены. Она осталась стоять на месте только потому, что оцепенела, не в состоянии шелохнуться. Анарад, что сидел глыбой недвижимой, наблюдая за всем, качнул головой, да так шарахнул по столешнице кулаками, что посуда брякнула жалобным звоном, подорвался со скамьи, сделала пару шагов стремительных и навис над ней, сметая дробящей яростью — так и разошлись сокрушающие волю волны от него, проломив одним ударом стену, что Агна выстроила перед собой. Мужчина грубо схватил ее за подбородок, сковывая в пальцах больно, пронизывая взглядом бушующим, метким, ноздри его трепыхались в гневе.

— Хватит, — прошипел он сдавленно, — хватит прикидываться дурочкой и считать нас недоумками! Что ты себе возомнила?! С каким князем ты собралась разговаривать? Ты, девка деревенская, ты благодарить должна, что к тебе по- человечески!

Агна ощущала, как ее трясет всю дикой дробью, сжала губы и с силой ударила по каменной руке Анарада, смахивая ее.

— Убери от меня руки, княжич, — прорычала она. — Это ты охолонись, ты и твой братец! Вы такие же слепые и черствые, как и ваши каменные души! — Агна осеклась, замолкла резко, теряя разом воздух в груди, а перед глазами каскад искр посыпался, голова закружилась.

Конец ознакомительного фрагмента.