Школа

— Тебя они слушаются все, — пожаловался Люк. — Даже Дел.

— Привычка к власти. Они чувствуют.

— А ты ведь их даже не душил…

— Сын, — отец присел у кровати. Будь он живым, Люк бы чувствовал его дыхание. — Ты действительно думаешь, что мои подчиненные меня всего лишь боялись?

— А разве нет?

— Двадцать лет ни один страх не выдержит. Люди сорвутся куда раньше и прикончат тебя, одарен ты или нет. Видишь ли, власть по большей части иллюзия. Тебе добровольно отдают право решать за себя, основываясь, в основном, на том, как ты себя ведешь. Как имеющий право — или нет.

— Не может быть так просто.

— При этом ты должен знать, что делаешь, иначе иллюзия долго не продержится. Но я знаю.

— А я нет.

Отец неодобрительно качнул головой.

— Не кокетничай. Ты прекрасно ладишь с этими детьми.

— А завтра они попытаются съесть меня на обед.

— Чтобы послезавтра приносить тебе деликатесы и подлизываться. И так по кругу, пока они не поймут, что ты не изменишься и никуда не денешься. И вот тогда с ними можно будет работать.

— Ты был учителем? — Люк вгляделся в лицо отца. — Чего я еще о тебе не знаю?

— В войну много кем пришлось быть. И меня учили, и я учил. В первую гражданскую, — пояснил отец. — Я вырос на войне. И хорошо, что ты об этом не знаешь.

Люк не был согласен, но отец явно не хотел дискуссии, и Люк промолчал.

***

Первый месяц Люк потом вспоминал только обрывками.

— …А вот когда мы убегаем, то мы убегаем втроем, да? И нас тогда нельзя ловить, но вот если мы разделимся… — Ли-рыжая, пятая группа, десять лет, стоит на одной ноге и жестикулирует.

— Не пойдет, — качает головой ее сосед. — А если не разделитесь?

— Тогда мы втроем, когда убегаем, то прыгаем, и одинаково. Если собьемся, тогда нас можно ловить. Ага?

Люк кивает, поправляет детям стойку и записывает: запомнить вечно изменяющиеся правила в «догони меня» невозможно.

…Он стоит на приваренной вчера балке и поднимает в воздух вторую секцию лестницы седьмого уровня. Дети двух старших групп — с инструментом и в масках — висят над его головой на страховочных тросах и изображают истребители. Со звуковыми эффектами.

…Дел, лезущий по стене без страховки — «это для слабаков!» — срывается, и Люк подхватывает его у самого пола. Дети аплодируют: «Это вы правильно, мастер, нечего выпендриваться!» У Люка вечером дрожат руки. Отец выслушивает его истерику и вместо утешения посылает к производителю страхующих полей для строительства. Поле устанавливают на следующий же день. Дети разочарованы.

…Тридцатый за час прыжок в поле с высоты перегружает генератор, и поле, хоть и сильно замедлив, пропускает Ариту. У Ариты трещина в плече, и две следующие недели она горделиво ходит с бакта-повязкой. Эпидемия прыжков в поле на этом прекращается, и дети без возражений цепляются к страховке. Люк, позволивший Арите упасть, плохо спит первые два дня. Потом чувство вины выключается от усталости.

…Он помнит, как читал за столом с большой кружкой кафа. Но просыпается утром в постели — пусть и одетым. Он совсем не помнит, как туда попал. Отец только пожимает плечами: «Не то странно, что не помнишь, а странно, что заснул не на полу». Люк вспоминает, что отец легко левитирует предметы — и молчит.

***

Утро началось как обычно: Люк приполз на кухню в шесть, сделал йогурт, налил себе кафа, сел в углу под кактусами и уткнулся в планы на день. В половину седьмого пришла директор со своими датападами, а к без четверти подтянулись и остальные. Отец возник последним, о чем-то заговорил с «научником» — и гул утренних разговоров обвился вокруг Люка теплым коконом. Он так уже привык к утреннему фону, что не сразу услышал директора. А когда услышал — не разобрал вопроса.

— Люк, — сказала директор. — Вы не хотите уволиться?

— Так дети только начали нормально работать, когда мне еще и увольняться? — ляпнул Люк, не поднимая головы от датапада, и озадаченно моргнул, услышав гогот коллег. Вспомнил сказанную директором фразу и поднял таки голову, нахмурившись:

— Вы недовольны моей работой?

— Что вы, — директор улыбалась во все зубы. — Но нужно же дать вам свободу выбора. Не хотите, значит? Замечательно. В таком случае, я полагаю, можно включить вас в дежурства.

Коллеги зааплодировали.

Надо же, вот и испытательный срок прошел. И чувствовалось это почти как в первый раз — когда его по-настоящему приняли в эскадрилью. Вот только когда при этом спать?

— Почему бы вам вообще не отменить дежурства? — спросил отец. — Мне отдыхать не нужно, я присмотрю за наличным составом.

— Я не могу переложить ответственность за детей на потусторонний феномен, — сухо ответила директор. — А если вы исчезнете посреди ночи?

— Не исчезну, — отец усмехнулся. — Пока Люк хочет меня видеть, я никуда не денусь.

— Вот именно, — сказала директор. — «Пока». Запретить вам ходить ночами, я, разумеется, не могу. Но обеспечивать безопасность будут те, кто несет реальную ответственность. Итак, Люк, ваш день — второй…

То есть, сегодня.

— …Инструкции я вам выдам, но, если вкратце, вы должны предотвращать местный конец света…

— Как в прямом, так и в переносном смысле, — добавил «научник».

— …останавливать войны и поддерживать мир, — закончила директор. — Четко по вашему профилю, или я ошибаюсь?

— Ничуть, — ответил Люк.

— И я вам очень советую повторить правила саббака. Репутация преподавателей должна оставаться на высоте.

— Об этом, — Люк переглянулся с отцом и улыбнулся, — не беспокойтесь.

***

На саббак его позвали практически официально: делегация старших классов явилась к Люку, когда он, уложив мелких, осматривал приютский запасной генератор. Конец света в прямом смысле им пока не грозил, но проверить следовало: свет был меньшей из возможных проблем, без энергии им нечем будет дышать.

Отец пообещал проконтролировать младших — наверняка ведь не будут спать, аккумуляторы двуногие, — и чуть ли не выпихнул Люка на саббак.

— Иди, поддержи джедайскую репутацию.

Люк полагал, что джедаям в азартные игры играть не полагалось, но пошел. Преподаватели, снобирующие саббак, тут надолго не задерживались.

В спальне старших не спал никто. Между двухэтажными кроватями на полу лежали одеяла, и на другой стороне игрового поля Люка ждал Дел. Зрители облепили кровати, возбужденно переговаривались и явно рассчитывали на схватку века. Люк размял пальцы, мысленно поблагодарил Хана — и всех нарушавших распорядок пилотов эскадрильи — и решил их не разочаровывать.

— Вы мухлюете! — заявил Дел спустя полчаса. Люк ухмыльнулся. Расклад у него получался вполне себе — даже с учетом тройной подмены карт противником. Теперь еще б дожать, Дел смухлюет еще раз и наверняка спутает расчеты. У него в голове и так семь вариантов развития — еще парочка, и мальчик их не удержит. Не тот пока уровень. Хотя хорош, очень хорош. Для обычного человека.

— Тебе ли об этом говорить?

— Вы мысли читаете! — возмутился Дел.

— Во-первых, это не так просто, — сказал Люк, выкладывая «кулак». — Во-вторых, зачем? Я тебя и так побью.

Дел закусил губу и полыхнул глазами.

— Это мы еще посмотрим.

И, как Люк и ожидал, через еще четверть часа обсчитался.

— И как вы это сделали? — Дел швырнул карты на поле. Зрители зааплодировали — даже те, кто явно ставил не на Люка, и из-за его спины подсказывал Делу расклад.

Люк пожал плечами.

— Я с Татуина, — сказал он, будто это все объясняло.

— О-о-о… — уважительно протянули вокруг.

— Ну и я держу больше комбинаций, чем ты. Намного больше.

Дел мотнул головой.

— Люди больше десяти не удерживают, я читал. У меня девять.

— Обычные люди, — сказал Люк.

— Ну да, — Дел скривился. — Конечно. И чего вы тогда всех в галактике не раздели еще?

— Во-первых, — Люк оглядел заинтересованную аудиторию, — зачем? Денег мне пока хватает. Во-вторых, если я начну всех обыгрывать, меня запомнят и запретят играть — а зачем терять источник дохода на черный день?