Панацея

— А если понадобится? — ошарашенно спрашивает Мон.

— Если вдруг, то я еще один сделаю, это несложно. Долго только.

Этому она тоже вполне верит.

Еще через полчаса количество деталей вокруг уменьшается, щупальца Дэйва начинают сворачиваться назад в кресло. В конце концов, остается только дроид на платформе. Совсем стандартного вида, и не скажешь, что совсем другой внутри…

Дроид поднимается в воздух, подлетает к ней. И вибрирует, вверх-вниз.

— Здравствуйте, хозяйка, я готов вам помогать! — облетает вокруг нее. — Прикажите мне что-нибудь!

— Повтори эту фразу, — говорит Мон.

Дроид молчит. Мон вздыхает.

— Все же не сработало?

— «Все же не сработало?» — повторяет дроид и вновь подскакивает. — Я справился, хозяйка? Справился?

— Очень хорошо справился, — Мон хочется погладить дроида по гладкому куполу, он ведет себя совсем как щенок. И, после секундного колебания, она решает желанию поддаться. Она и так сидит на диване с ногами, не время вспоминать о хороших манерах.

Дроид явно счастлив и едва не мурчит.

— Должен предупредить, — Дэйв подъезжает ближе, и Мон видит, что он улыбается. И как он устал. Лицо почти серое. — Что у всех моих дроидов всегда развивается личность. И я не могу гарантировать, какая именно.

— Я хороший дроид! — заявляет дроид.

— Вот именно.

Мон улыбается. Она должна уйти, должна оставить Дэйва отдыхать… Но уйти просто так, просто сказав спасибо…

— Что я могу для вас сделать? Могу ли я что-нибудь?..

Он прикрывает глаза.

— Мне было очень интересно, леди, это само по себе большой подарок. Мне давно не бывало так интересно. Так что мы квиты.

— Я могу вас обнять?

Он молчит, как ей кажется, недоуменно.

— Ваше чувство благодарности требует физического выражения?

— Увы, — признает Мон. — Простите, я не хотела вас задеть.

— Попробуйте, — вдруг говорит он. — Если…

Он осекается, но она и так знает, что там за сотня если. Он совсем рядом, она наклоняется вперед и обнимает его — кажется, что машину, так много в нем машинерии и каких-то трубок, и плечи под ее руками жесткие, как металл.

Когда она отстраняется, его лицо кажется чуть мягче.

— Спасибо. Это была… хорошая попытка.

— Я больше не буду, — винится Мон. Ей и неловко, и почему-то радостно. Спокойно.

Он только улыбается в ответ, и неловкость уходит.

***

Самым сложным оказывается придумать имя для дроида. Всю дорогу до дома Мон ломает голову, а потом, уже поднимаясь на ступени, думает: а зачем, собственно, усложнять ситуацию?

— Я назову тебя «Шарик», — объявляет она дроиду торжественно и стараясь не рассмеяться.

— О, хозяйка, какое прекрасное имя, какое замечательное! — Шарик прыгает вокруг нее в воздухе.

Уже темнеет. Мон усаживается за стол на террасе. Ей подают чая, очень полезную еду от врачей… И оставшееся после последнего визита Кела печенье. И «праздничный» сок. Поняли, что у нее радость. Как приятно.

Но она не столько ест, сколько диктует главу, которую уже написала в уме. Она давным-давно уже написала их все. Переписала три раза, прочитала книгу подряд сотню раз, и вот, наконец-то… В горле пересыхает, она едва прерывается на глоток воды. Небо совсем темнеет, холодает. Ей выносят плед и не гонят ее спать. Наверное почувствовали, что бесполезно. Пусть лучше она продиктует столько, насколько ей хватит памяти, ведь кто знает, что будет завтра. Кто знает, сможет ли она завтра думать, говорить, кто знает. Пользуйся чудесным даром сейчас.

Она сидит всю ночь. На рассвете голова тяжелая, а глаза почти не видят, тело затекло и горло болит — настолько она отвыкла говорить так долго. Но книга уже вне, вне ее памяти, она уже есть, уже существует.

Ей хочется танцевать, хотя сил нет.

Над озером встает солнце, небо сияет, вода подернута розовым золотом, а Мон понимает, что плачет. Глаза, наверное, слезятся, нельзя смотреть на солнце…

— Вам плохо, хозяйка? — Шарик обеспокоенно толкается в руку. Мон гладит его по сверкающему в рассветных лучах боку.

— Мне хорошо. Очень хорошо.

— Люди устроены странно.

— Еще как, — говорит она. Так тихо, птицы здесь еще не проснулись, так спокойно. — Еще как…

К вечеру прилетает Кел. Она встречает его как будто на приеме. Настоящий ужин, из пяти блюд, по канону Чандриллы. Свечи на террасе. Настоящие приборы и скатерть.

— Ну ничего себе! — удивляется Кел, увидев это великолепие. — Неужели… Вам лучше?

Мон качает головой. Пожимает плечами. Выкладывает на стол карту «Солнце».

Ей бы так хотелось рассказать ему о книге, о невероятном подарке, но — это не ее тайна и не ее изобретение. Нужно хотя бы узнать, как Дэйв отнесется к идее рассказать Келу. Кел ведь не сможет не задать вопросов, это же такой прорыв для всех пациентов с афазией! Он просто не сможет стоять в стороне. А это может быть опасным для анонимности Дэйва. Так что рассказывать правду — плохая идея, но поделиться радостью-то она может? Даже если это просто радость, ниоткуда. Нипочему. Просто так.

— Вам лучше, — констатирует Кел, — даже если просто самочувствие улучшилось, это очень хорошо. Я так рад. Давайте же праздновать!

Они празднуют до вечера. Он остается ночевать в основном здании (потому что оставаться в ее вилле было бы так неприлично! Это так смешно…)

Утром она находит себя у озера по колено в воде.

========== 8 ==========

С утра прилетает Кел, вероятно, медсестры вызвали. Пугается ужасно и отволакивает Мон в основное здание на сканер, на консилиум, еще на сканер, на анализы… Так странно и так ненужно. Кажется, ее спокойствие напугало его больше всего.

…На самом деле ей страшно. Хотя гораздо меньше, чем раньше. Собственно… Собственно, если подумать, если она однажды не проснется, то какая разница будет, живо еще ее тело или нет? Страшна постепенная деградация, медленная потеря себя, а если вот так, если — будто тумблер перещелкнули, то и ладно.

Ее память уже живет вне ее, уже не исчезнет, а значит — все хорошо. И если умирать, то почему бы и не сейчас. И совсем не нужно этого всего…

Они сидят вместе с Келом и со специалистом Росом Алеррие, ее врачом, в его кабинете. Позади чудовищный день. Ее таскали от одной машины до другой, истыкали пробами и не дали даже поесть в одиночестве. Медсестры ходили за ней, как гвардейцы за императором, не выпустили на обед к озеру: «С мониторинг-препаратом в вашей крови на ультрафиолет выходить нежелательно», а потом сидели вокруг стола и смотрели на нее, пока она давилась специально приготовленными блюдами без вкуса и запаха в «комнате отдыха». Мон так устала.

И ведь сегодня ее не выпустят поговорить с Дэйвом. От этого еще хуже.

Кел протягивает ей стакан сока, она выпивает с благодарностью. Сладкий, до приторности, — именно то, что ей сейчас нужно. Как-то даже в голове проясняется.

— Вам нужно постоянно носить мониторинг, — говорит ее врач, ходит от стены к стене размахивая руками. Обходит угловатую скульптуру у своего стола, продолжает движение. — Датчики на голове. Нужно было так сделать сразу. Мы, наверное, сможем отследить начало приступа, поймем, что происходит.

Такой молодой…

Мон склоняет голову к плечу.

— Это означает постоянный мониторинг мозговой активности, — поясняет Кел. — Я полагаю, к вам припишут сиделку. Скорее даже сиделку-компаньонку. Она вам не помешает!

Мон качает головой.

— Если вас беспокоит присутствие чужого человека, то я думаю, здесь сделают исключение и с вами будет дроид.

— Да, конечно, — восклицает Алеррие.

Мон качает головой.

Они хотят добра ей, но, право, лишать ее последних дней покоя и свободы? Нет и нет.

— Но!.. — Алеррие кидается в атаку, Кел бросается на ее защиту, а она смотрит в окно. Просто смотрит в окно.

Там темнеет. Там небо наливается кобальтом, пылают на закате ветви деревьев…

Темнота сходит на мир.

Темнота.

***

Когда Мон приходит в себя, ее обнимают, со спины, так сильно, что больно — и кричат. Она не понимает, что именно, и в первый момент чувствует ужас: если она потеряла и понимание со слуха, то ей не осталось ничего больше…