Семья

Падме дочитала письмо, опустила деку на колени и уставилась в окно.

Дети зашевелились внутри, она положила ладонь на живот.

Спокойно, все хорошо. Просто мама в шоке. Совсем чуть-чуть. Вот посидит в шоке и дальше пойдет…

Ее величество королева Набу считала, что Падме следует стать канцлером. Прямо сейчас. Пожелание было высказано настолько прямо, что являлось прямым приказом. Как приказом являлось согласиться с аннулированием ее брака, чтобы никакие ситхи не смели портить карьеру сенатора Наберрие.

А о детях позаботятся… Вот и Сола говорила то же самое. С ее семьей уже наверняка побеседовали…

Набу не хочет терять влияние, полученное при Палпатине. Более того, Падме сейчас единственная, кто может компенсировать урон, им нанесенный, иначе Набу стоит забыть о кресле канцлера лет на пятьдесят, если не сто. Даже ее брак — при условии его немедленного аннулирования и правильной подачи — послужит этой цели. Сенатор Наберрие тоже пострадала от ситхов, видите? Ее обманули самым чудовищным образом…

Как уверена Ее величество, что Падме сможет выиграть в борьбе на пост канцлера! И как же противно, на самом деле, что она совершенно права.

В этом даже не будет ничего сложного. Не сейчас, не в нынешнем хаосе, когда она понимает игровое поле лучше, чем половина игроков, а заемная одаренность позволяет видеть чуть дальше… Да, она выиграет. Выполнит волю своей королевы. Послужит Набу.

Падме представила этот вариант будущего во всех подробностях. Улыбнулась ему.

Включила деку.

«Моя повелительница и королева, ваша слуга благодарит вас за оказанное недостойной великое доверие. Это больше, чем все, о чем я когда-то мечтала. К прискорбию моему, я не чувствую в себе сил справиться со столь великой миссией…»

…Идите вы к хаттам с этим великим будущим, Ваше величество. К хаттам.

Несмотря на убежденность в верности выбора, писать письмо было тошно, и слезы на глаза наворачивались. Она сама уничтожала все, ради чего работала так долго, и как же это было тяжко.

…Ну что ж, — подумала она, отправив письмо, — прощай, сенатор Наберрие. Хорошо тобой жилось. Пора попробовать что-то еще.

========== 7 ==========

Две недели спустя. Набу

— Я понимаю, что вы любите природу, — сказал Энакин, когда они снизились над поместьем, — но тебе не кажется, что это немножко чересчур?

Поместье, где опальной Падме Наберрие высочайше дозволили поселиться, пока королевский гнев не пройдет (лет через пять, никак не раньше), находилось между горами и Озерным краем, в получасе лета от Тида, если по атмосферной трассе. В случае непредвиденных осложнений медслужба лучшего госпиталя Тида будет на месте через пять минут — это Энакин выяснил в первую очередь. Еще в больнице Ордена, когда она принесла ему информацию о месте будущего изгнания.

— У нас лучшие социальные службы Республики, — сказала ему тогда Падме, — не волнуйся ты так.

— Может, я вообще за себя волнуюсь, — возразил Энакин. Она только фыркнула. — Но утешает, что оскорбленное в лучших чувствах величество тем не менее распорядилось из списка приоритетных лиц тебя не выносить.

— Королева мне написала, в частном порядке, что считает мой поступок очень романтичным. — Падме вздохнула. — Она все же слишком молода…

— Ты была еще моложе.

— И тоже слишком. Ладно, давай подумаем, что нам нужно будет с собой взять на первое время. Поместье долго стояло пустым, наверняка там полный беспорядок…

Теперь, смотря на дом с воздуха, Падме понимала, что промахнулась с оценкой на пару порядков. Когда-то вокруг дома был разбит сад, в том числе и фруктовый, розарий был, теплица… Теперь место всего этого занимал лес. Крыша дома едва угадывалась между ветвей. На крыше росла трава.

— Ну… стены стоят, — сказала Падме. — Но, право… Я не ожидала, что наследство бабушки так деградирует. Она им не занималась и этот дом вообще не любила, но все же…

— Законсервировали, — сказал Энакин, направляя корабль вниз, — а защитные поля возьми и сдохни. Если и внутри это выглядит как влажная мечта ботаника, я отвезу тебя к твоим, и пусть меня сажают за неповиновение величеству, жить тут ты не будешь.

— Не драматизируй, — Падме улыбнулась. — В доме наверняка все в порядке.

— Поверю, когда увижу.

По-хорошему, ему следовало пролежать в больнице еще неделю, думала Падме, смотря на мужа, пока он осторожно заходил на посадку на стиснутую деревьями площадку по чудом работающему пеленгу.

Дождаться, пока полностью не приживутся протезы рук, пока не станет проще дышать, и респиратор не будет требоваться постоянно. Но нет. Они улетели с Корусанта, как только она передала дела первой помощнице. Встретила его у Храма — с лицом в шрамах, в респираторе и в черном стандартном комбезе ВАР. Тощего настолько, что обнять его было страшно. Он обнял ее первым, хотя на них откровенно и не слишком доброжелательно пялились… Обнял, загородил от взглядов, увел прочь.

— Разве тебе не надо забрать вещи? — спросила она тогда, а он только рассмеялся.

Ничего. Им есть на что жить, у нее достаточно денег. Пусть не на все пять лет, но они что-нибудь придумают.

У семьи она просить не станет… Да и не выйдет, кстати, совсем позабыла. Она же в опале. Пять лет с ней на Набу будут разговаривать только службы спасения и медики.

Что ж, так и проще.

Но вот на настолько плохое состояние поместья она, по правде сказать, совсем не рассчитывала.

Энакин кинул на нее косой взгляд.

— Ничего, — сказал он. — Разберемся.

Она улыбнулась в ответ.

На стоянку они опустились, проломив кроны деревьев. Ветви скребли по лобовому стеклу корабля, будто пытались их задержать. Или сцапать.

Перед тем как выйти из корабля, Энакин вручил ей портативный щит. Открыл одну из сумок, собранных для Падме в посольстве, и протянул ей обернутый тканью очевидный бластер.

Падме аж задохнулась.

— Откуда у нас оружие? Энакин!

— Поскольку тебе разрешено его иметь для самозащиты, — ответил он, — твоя охрана собрала нам самое необходимое. Не волнуйся, я помню, что мне нельзя.

В разрешении на его гражданство четко стоял запрет брать в руки оружие, если королева не прикажет иного, или жизнь его семьи не будет прямо от этого зависеть.

— Но через тряпочку можно, — хмыкнула Падме и взяла бластер. Вот о том, что ей могло понадобиться оружие на Набу, она и вовсе не подумала. А ведь действительно, мало ли…

— Через тряпочку вообще все можно! — заявил Энакин и с явным удовольствием понаблюдал, как она краснеет.

— Ну тебя, в самом деле. Пошли уже.

— Может, все-таки останешься?..

— Я тебе напомню, дорогой, — усмехнулась Падме, — что из нас двоих сейчас боевой единицей являюсь именно я. В рукопашной от тебя толку будет мало, ты даже дышишь с трудом.

— Но я… — и он осекся. Тряхнул головой. — Да, ты права.

Падме закусила губу, ничего не сказала. К этому увечью он будет привыкать куда дольше, чем к протезам.

…И ей, поперек всякой логики и милосердия, не хотелось, чтобы он привык и смирился.

— Ну тогда я буду отвлекать врагов, а ты их валить!

Энакин радостно улыбнулся ей — будто Энакин-джедай выглянул с чужого лица.

— Договорились, — улыбнулась Падме в ответ.

Он вышел из корабля первым. Падме последовала за ним, ухватила бластер поудобнее, готовая стрелять, если что — но врагов вокруг не оказалось. Просто бетонная площадка среди леса — и если бы не заросшая, но все еще видная тропа с покосившимися светильниками «под старину», никто бы и не догадался, что совсем рядом стоит дом.

Энакин огляделся и, не торопясь, двинулся по тропе.

— Ну и травка у вас тут. Покрытие из пермакрита. Как она сквозь него проросла?

— Упорная, как все набуанцы, — ответила Падме. — Эни… Я знаю, что ты ситх. Мне не надо показывать, что ты ничуть не изменился. Вообще не надо ничего показывать, мы тут одни.

Он сделал пару шагов молча. Остановился. Повернулся к ней. И, увидев в ее лице неведомо что, кивнул, и будто маскировочный плащ соскользнул с него.