Семья

Энакина больше нет.

Ситх должен быть уничтожен.

Холодно уничтожен, без ненависти, никакого искушения Темной Стороной. Его просто не должно больше существовать ни в мире, ни в Силе, не должно, потому что Энакина больше нет, и он в этом виновен. Именно он, кто же еще.

Оби-Ван зажег меч еще до того как опуститься на смятый пол ложи, уже сделал замах.

И застыл. Потому что в центре чудовищной Тьмы лежал израненный, обожженный Энакин, и этому невозможно было поверить. Невозможно. Невозможно.

***

Оби-Ван молчал, пока они дожидались медиков, пока медики укладывали Энакина в капсулу, и не полетел с ними в медцентр Ордена.

Остался. Вместе с остальными осмотрел зал. Именно он нашел разбитую голову канцлера в самом низу. Ненавистью и гневом от нее фонило будто от ситхского убойного артефакта времен Вишейта.

…От магистров Винду, Колара и Ккая не осталось даже пепла.

Оби-Ван чувствовал себя совершенно спокойным. Абсолютно. Он думал очень четко, хорошо анализировал, и вообще работал с максимальной эффективностью.

Вспоминать последние слова Энакина он себе запретил. Не было их, этих слов. Не было.

И продолжал не вспоминать, уже вернувшись в Храм.

Переоделся. Посмотрел на грязную, в пепле, робу и выбросил ее в утилизатор. Съел протеиновый батончик. Выпил воды. Посидел, смотря на стену, не медитируя, просто смотря.

В голове и в душе было пусто, гулко, никаких эмоций. И Сила молчала.

Он — настоящий джедай. Он не должен… Он… Так и должно быть. Энакина больше нет. Совсем нет. И он должен отпустить. Он уже отпустил.

Конечно.

Раздался вызов комлинка. Сбор Совета. Конечно же. Оби-Ван кивнул сам себе, вышел из коридора. И совершенно спокойно, без эмоций направился совсем не в зал Совета.

Энакин все еще был в реанимации, поэтому Оби-Ван просто сел на пол в зоне ожидания, принял позу медитации и уставился на растение у стены. Зеленое, целое, живое, цветущее. Для этого растения ничего за день не поменялось. Для Силы, наверное, тоже. Ничего.

Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Он, должно быть, действительно провалился в медитацию, потому что не заметил, как к нему присоединилась половина Совета, включая Йоду.

Он повел себя совершенно неподобающе. Ему было совершенно все равно.

— Виновен во взрыве Энакин не, — сказал Йода.

И Оби-Вана будто ударили в живот — так болезненно вернулось четкое восприятие мира вокруг. Он едва не упал из позы медитации, Шаак Ти, сидевшая на стуле рядом, удержала его за плечо.

— Что? — прохрипел Оби-Ван.

— Он спас людей, — мягко произнесла Ти. — У нас десятки свидетельств, включая всю ложу Набу. И сенатора Набу.

— Она против него не стала бы, — в горле пересохло. Слова едва протискивались. — Она…

— Системы ложи работали на запись, — произнес Пло Кун. — Мы знаем, что он тебе сказал, Оби-Ван. И кроме того, мы знаем истинного виновника. И кто был бейнитом, мы теперь знаем тоже.

— Слепы были мы, я первый, — голос Йоды звучал сокрушенно. — Энакину обязаны мы.

— Что?

Вместо ответа Шаак Ти протянула ему голокуб. Чтобы запустить запись, Оби-Вану пришлось сосредоточиться: пальцы почти не слушались.

Он молча прослушал запись. Два раза подряд. Отдал куб Ти. Потер лицо ладонями.

— Получается, он не бейнит.

— Странно это, Оби-Ван. Странно то, что не заметил ничего ты.

Странно. И чудовищно стыдно, на самом деле. Или Йода намекает, что…

— Я, — сдержать сарказм было выше его сил, — не лорд ситхов.

Шаак Ти рядом рассмеялась, фыркнул Пло Кун. Оби-Вану внезапно и очень глупо захотелось обидеться.

— Ожил, — прокомментировал Ки Мунди. — Хорошо.

— Знаем мы, что ты верен Светлой стороне, Оби-Ван, — произнес Йода. Оби-Ван оторвал взгляд от своих стиснутых пальцев, глянул на него. Йода сидел под кадкой с растением, прямо перед ним. В Силе магистр был закрыт, но смотрел мягко. — Удивлены мы просто, да. Удивлены.

— Я тоже, — он перевел дыхание. Это не то слово. Уничтожен подошло бы больше. — И… что теперь будет?

— Знаешь ты доктрину, Оби-Ван.

Да. Ситхи должны быть уничтожены. Но…

— Он же спас людей! — Оби-Ван наклонился вперед. Теперь эмоций было слишком много и он едва держал их в узде. — Может быть… может быть, его можно вернуть к свету?

— Лорды ситхов к свету возвращаются не, — отрезал Йода. Уши его обвисли, а щиты Силы укрепились еще более. Магистр был расстроен. Очень сильно расстроен.

— А… Улик Кел Дрома?

— И правда, Улик! — воскликнула Шаак Ти. — И Реван.

— Реван, — Йода пожевал губами, — нет, Реван — смутная там история, смутная… Неизвестно это.

— Но записи Совета джедаев?..

— Ха, — хихикнул Йода, — если вернейший триумф поражением обернулся, не будешь писать это в хронике ты. Никто не будет. Смутно, нет, смутно.

— Но Улик? — повторил Оби-Ван. — Если уж он смог…

— Спорный это вопрос, хм. Очень спорный, но идею хорошую подал ты, Оби-Ван, да. Хорошую.

Идею? Что за идею могло подать упоминание Улика Кель Дромы?

И тут Оби-Вана осенило, и ему показалось, что внутри все заледенело.

— Отсечение… от Силы? Вы это имеете в виду, гранд-магистр? Отсечь от Силы Энакина?

Йода кивнул.

— Поддерживаю, — сказала Шаак Ти, прежде чем Оби-Ван смог хоть что-то из себя выдавить.

— Да, — согласился Пло Кун. — Прекрасная мысль.

— Да, — Ки Мунди.

— Погодите, — вмешался Оби-Ван наконец, — это голосование? Уже? Одаренные сходят с ума, будучи отсечены от Силы, рано умирают, нужно же принять это во внимание!

— Ему есть ради кого жить, — мягко проговорила Шаак Ти. — И в самом деле, Оби-Ван, это наилучший для всех вариант, включая Энакина. Мы избавим галактику от ситха, у него будет возможность раскаяться, и он сможет жить со своей семьей открыто. Прислушайся к Силе, Оби-Ван, ты услышишь, что я права.

Он не мог прислушаться. Сила казалась ему сейчас какофонией, раздирающей его на части.

— Кворум есть у нас, — сказал Йода. — Решение сейчас принять мы должны. Все, кто «за» голосует, руки поднимите свои.

Оби-Ван закрыл глаза.

Йода был прав. Они все были правы. И спокойствие Силы наверняка скажет ему то же самое, а то, что сейчас кричит внутри — от Темной стороны. Нельзя верить эмоциям. Особенно таким, основанным лишь на личной привязанности, которой и вовсе не должно было быть…

Он поднял руку.

========== 4 ==========

Падме казалось, что с тех пор, как Энакин оттолкнул ее и встал между ней и огнем, в который превратился воздух перед ложей, она видит только его силуэт. Его раскинутые руки, с которых плоть улетает пеплом. Напряженную спину.

Телохранители тащили ее из ложи, по коридорам, иногда несли на руках, когда толпа начинала затирать их или нужно было бежать, — а она не видела ни толпу, ни металлических лестниц аварийных выходов, ни медиков, рванувших к ней, будто с ней что-то могло быть не так.

Она будто осталась там, в ложе, вечно за его спиной, вечно наблюдающая, как огонь пожирает его.

— У вас шок, леди, — сказали ей медики. Всучили ей питье, которое она отставила прочь. Попытались отправить ее в больницу — какую еще больницу, сейчас все ближайшие будут забиты ранеными… В удирающей толпе не ранены совсем были, пожалуй, только она и ее люди. Нет, нет. Провериться необходимо, но это можно сделать попозже. Она прекрасно себя чувствует — и она была уверена, что права, заемная Сила говорила ей, что ее тело в порядке, дети в порядке…

А муж жив. Все еще жив.

— В посольство, — приказала она, обращаясь к телохранителям и сгрудившимся вокруг нее ее помощникам и секретарям. Вот последним было страшно, их трясло — они были в шоке, они искали у нее силы и опоры. И, конечно, должны были получить их. — Всем, без исключений. Нужно сообщить о случившемся Ее величеству.

И уже в посольстве, уже отправив своих людей к врачам и записав обращение к королеве, она села в кресло в кабинете, выпила поданный помощницей стакан воды и сказала: