Семья

Энакин даже не удивился.

— Энакин Скайуокер, — произнес канцлер. Микрофоны не работали, разумеется, но голос бейнита звучал на весь зал. Или Энакину так казалось. Проекция, шепнула память. Ты тоже так умеешь, вспомни.

Ему бы не забыть, как дышать, а не что-то настолько неважное.

— Я поражен, — сказал канцлер. И подплыл поближе. — Когда ты умудрился пасть на Темную сторону, да так, что я не заметил, мальчик мой?

Энакин рассмеялся — кашляя, и с присвистом. Смеяться было больно, но удержаться — никак.

— Зачем вы сделали из людей бомбы? — спросил он, послав голос в канцлера. Ему было интересно. Ну и мало ли, вдруг хоть что-то записывающее в ложе все еще работает? Камеры-то все сдохли, висели по самому центру, какая жалость…

— Ну что ты, мальчик мой, — Палпатин добродушно улыбался. Руки у него были в копоти и пепле, как и одежда. В пепле магистров-джедаев — тоже. Они наверняка его закрывали из последних сил. Сколько могли. — Ненависть побежденных весьма изобретательна и самостоятельна. Я только помог. Совсем немного.

— Чтобы продолжить войну, — констатировал Энакин. — Чтобы привести Республику к окончательной победе над врагом. Возглавить, на волне воодушевления…

— Почти так, — согласно кивнул Палпатин. — Ты стал неплохо разбираться в политике.

— А, ну да. Вы же бейнит, — поправился Энакин. — Не Республику привести, уже Империю.

Руки болели уже нестерпимо. Как и ребра. И говорить становилось все тяжелее. Но — неважно. У него только один шанс. Единственный. Палпатин считает его павшим — это хорошо. И Палпатин считает, что сил у него осталось только стоять — и он почти прав. И это тоже хорошо… Энакин покачнулся, но выпрямился.

Канцлер был уже совсем близко. Смотрел сострадающе.

— Мне так жаль, мой мальчик, — сказал он, — но ты же понимаешь, я не могу оставлять в живых свидетеля.

— Ничего личного, — хмыкнул Энакин. Лопнула спекшаяся кожа и потекла кровь, он слизнул ее с губ. Пить хотелось ужасно.

— Мне в самом деле очень жаль, — вздохнул Палпатин. Поднял руки и из его пальцев в Энакина вылетели белые молнии. Как из турболазеров головного корабля.

Не самое экономное, но самое логичное решение в нынешней ситуации. Кто там разберет, что именно сожгло тело в пыль? Кто станет разбираться?..

— А мне нет, — сказал Энакин.

Поймать молнию в ладонь просто, на самом деле. Понять, как это работает — сложно, но исполнить легко. И то, что от ладоней почти ничего не осталось, никак не мешает. Можно, наверное, и пяткой молнию поймать — только неудобно. Ловит-то, разумеется, не плоть, ловит Сила, черная чудовищная кровь, хватает злую чужую энергию, глотает — и в случае простого поглощения пытается переварить. Что, кстати, может и убить неосторожного, решившего откушать чужих молний, столько ненависти не полезно для здоровья.

Но можно молнии не поглощать. Можно выплюнуть энергию обратно, прямо в лоб пославшему.

Этот вариант ему показали на Коррибане как хорошую шутку. Тогда он не оценил.

А вот сейчас, смотря, как ошеломленный Палпатин теряет равновесие, не в силах совладать с комком из собственных же энергий, и падает вниз — пожалуй, да.

И ведь Палпатин еще мог бы, мог бы поймать концентрацию и остановить падение, но Энакин, сосредоточившись и вычерпав из себя совсем уж последние крохи, послал ему вслед копье Полуночной Тьмы, и уже падая в ложу, ощутил в Силе, что попал.

Хорошо так попал. Тела, наверное, не найдут. Ну вот и прекрасно…

Мир уплыл из фокуса. Энакин все пытался дышать, пытался, несмотря на боль, видел только темные пятна — пепел, пепел падает… — а потом марево разошлось и над ним обнаружилось лицо Оби-Вана. Ошеломленное, бледное, шокированное лицо Оби-Вана. Оби-Ван что-то говорил. Что-то наверняка важное, Энакин сосредоточился, усилием пробился в ясность сквозь тянущую его на дно, в ничто, тяжесть. Смерть оказалась — будто бетонная плита…

— Неужели ты пал? — спрашивал Оби-Ван. — Энакин, неужели?

На смех сил уже не было, но смешно Энакину стало нестерпимо. Самый важный вопрос, надо же…

— Я не павший, — вытолкнул он из себя. — Я — лорд ситхов. Тронете мою жену и детей — вернусь из Силы и всех убью.

И потерял сознание, с уверенностью, что не очнется больше.

========== 3 ==========

Для Оби-Вана день, который должен был стать днем радости, стал вместо этого абсолютным кошмаром.

Они всем Советом смотрели трансляцию, и все одновременно поняли — в тот момент, когда сепаратист улыбнулся, — что Энакин был абсолютно прав.

И, выбегая из Храма к транспортам, часть Оби-Вана, та, что не кричала и не корчилась от ужаса, даже — и это было чудовищно, — вспышкой ощутила злорадство. Потому что он пытался заставить Совет поверить Энакину до конца и у него не вышло — вот видите, мы были правы, правы!

…Но Энакин там, в огненном кошмаре, и все уже поздно, поздно, поздно…

Думать об этом было невыносимо.

— Оби-Ван, — магистр Йода ткнул в него пальцем, когда они впрыгнули в транспорт, и тот немедленно взлетел. Полная готовность, две минуты до Сената, слишком долго, слишком далеко, нужно было патрулировать над ним, нужно было… — Оби-Ван!

Оби-Ван встряхнулся. Моргнул. Он находился в десантной зоне ЛААТ, держался за поручень, перед ним и рядом стояли собранные, серые от шока и закрытые в Силе магистры… Они шли, раздвигая хаос движения, мимо небоскребов, к куполу Сената, над которым стоял черный столб дыма. Ему казалось, он отсюда чувствует гарь, несмотря на защитное поле и расстояние…

— Дыши, как учили тебя в яслях.

— Да, магистр Йода, — автоматически ответил Оби-Ван. Обуздал хаос в мыслях и вздохнул размеренно.

Какой стыд, он почти потерял контроль.

— Привязан ты слишком к бывшему падавану своему. Отпустить его ты должен.

— Да, магистр Йода.

Йода был совершенно прав. Но как, как отпустить?..

Оби-Ван уцепился за спокойствие Силы, вбил себя в медитацию, как делал в самом начале боя. Все то же самое, ничем не отличается, они сейчас идут на операцию, и пусть придут уже к руинам и смертям, но даже это — не в первый раз, и не в десятый. Ты — боевой генерал, магистр Кеноби, ты знаешь, как думать, как действовать. То, что там Энакин, ничего не значит. Сила забирает всех, Сила дает спокойствие…

Гражданское движение исчезло, теперь они снижались к Сенату вместе с машинами сил быстрого реагирования. Обошли медтранспорт…

— Внимание, — раздался механический голос, — первичная готовность.

— В дыру в крыше прыгать будем мы, — сообщил Йода. — Быстрее так.

Оби-Ван автоматически надел гравиранец и респиратор, отметил синхронные движения рядом. Кое-кто ранца решил не надевать, понадеялся на Силу — должно быть, редко заносило на передовую… Передовая быстро учит использовать все, что экономит концентрацию, потому что хотя Сила и бесконечна, но ресурсы разума — совсем нет. Кроме как у Йоды.

— К бою с ситхом готовы быть должны вы, — добавил Йода.

— Ситхом? — удивилась сзади Шаак Ти. Оби-Ван удивился тоже, опосредованно, — он не ощущал Энакина в Силе, и весь его контроль уходил на то, чтобы ничего по этому поводу не чувствовать.

— Сильна Темная сторона внутри, — сообщил Йода укоризненно. — Не видите вы разве?

Оби-Ван не видел. И не увидел до самого прыжка в дымный столб прямо с борта транспорта.

Тьма внутри купола выбила из него дух.

Он падал внутрь обгорелого пустого здания, сквозь дым и пепел, а вокруг — кричали люди.

Люди, чей пепел вился сейчас вокруг него. Боль, боль, так много боли.

И чудовищно тяжелое темное присутствие давило на него, будто он падал в глубину черного океана.

Он ожидал увидеть ситха, стоящего невредимым. Пытающегося убежать, скрыться — или же затаиться и напасть. Но купол был пуст, а центр Тьмы находился в одной из лож, искореженных и прижатых к стене, и не двигался.

Оби-Ван резко сменил траекторию и ускорился. Проигнорировав крики собратьев и стучащую прямо в сознание лапку Йоды. Там, именно там был ситх и он был ранен. И сейчас самое время, чтобы убить его.