Семья

Оказалось — Энакин на Набу. Действительно, где же еще.

Ему нужно будет сказать Энакину, что случилось с его легионом. А ведь тот был привязан к 501-му и к командующему Рексу куда сильнее, чем Оби-Ван к своему седьмому воздушному корпусу и…

Сила, Коди. Коди погиб там, где все спеклось в черное стекло, от рук своих же. В первый день мира. Почему, Сила?

Он должен отстраниться и отпустить. Он джедай. Он должен, он…

Это просто стресс. Слишком много смертей, так внезапно. Сейчас все пройдет.

Оби-Ван закрыл лицо руками.

Сейчас. И все пройдет.

***

К моменту прибытия на Набу он уже успокоился. Вроде бы. Ровно поговорил с диспетчерами, настоял на своем праве увидеть находящихся в изгнании — в конце концов он-то не набуанец, на него их правила не распространяются. Соблюдая все указания, долетел до дома посредине леса.

Они были снаружи, вдвоем. Что-то обсуждали около контейнера на посадочной площадке. Одновременно задрали головы на корабль Оби-Вана.

Он ожидал, что ему будет больно увидеть Энакина — но нет. Оби-Ван, напротив, порадовался, что тот выглядит неплохо. Живым выглядит. Сила, самое же главное — жив, жив. Какая разница, ситх он или нет, особенно сейчас.

Оби-Ван посадил корабль неподалеку от контейнера. Опустил рампу, вышел неспешно…

R2 его опередил и с радостным воплем ринулся к хозяевам. Энакин рассмеялся, что-то сказал дроиду, Падме, улыбаясь, чуть наклонилась, держась за плечо Энакина для баланса, и положила руку на купол дроида, а тот провернулся вокруг своей оси, визжа восторженно…

Оби-Вану даже не хотелось выходить к ним. Нарушать эту радость. Да и как сказать, что сказать?..

Энакин поднял голову, посмотрел на него в упор — спокойно, вопросительно, ни тени гнева или ненависти, — и Оби-Ван осознал, что идет к нему, когда уже начал движение.

— Оби-Ван? — начала было Падме. Но он уже не мог удержать слова, не мог.

— Энакин, мне так жаль. Так жаль. Они все мертвы. Сенат приказал…

— Что? — охнула Падме, побелев.

— Оби-Ван, — голос Энакина был жестким, — успокойся. Хотя что я говорю, нет, просто не говори ничего сейчас, я знаю, что…

— Я видел, — сказал Оби-Ван, смотря на него и понимая, что это ненормально. Кажется, это называется посттравматической истерикой. Но он же джедай. Джедай! Он должен быть спокоен, почему он не может обуздать собственную речь? — Они перебили друг друга. Все клоны… Ты знал про приказ 378?

— Я не знал номера, — произнес Энакин быстро. — Оби-Ван, замолчи, прошу, ты сейчас не совсем…

— Сенат, — тихо и как-то страшно спросила Падме, — приказал всем клонам перебить друг друга?

А в следующую секунду охнула и схватилась за живот.

Оби-Вана тряхнуло чужим страхом и ощущением надвигающейся опасности.

— Эни?.. — Падме ухватилась за руку Энакина, а тот решительно кивнул.

— Оби-Ван, мы конфискуем твой корабль, Падме срочно нужно в больницу, если ты…

Вместо ответа Оби-Ван шагнул вперед и подхватил Падме с другой стороны.

Скрутил то, что все еще плакало внутри и хотело закричать миру о несправедливости. Потом. Это — потом. Сейчас — сделать так, чтобы его неподобающая слабость никого не убила.

— Все будет хорошо, — сказал он. — Я помогу.

========== 12 ==========

Утром набуанская почта доставила к их дому ярко-белый контейнер. Энакин как раз наладил патрули окрестностей, и когда пришла посылка — получил извещение. Хотя спуск контейнера они видели и так, из окон залы: как раз завтракали.

— Так на нас и бомбу могут скинуть, — сказал Энакин, понаблюдав за спускающимся, а затем улетающим прочь курьером-дроном. — Надо бы озаботиться защитными полями, наконец.

Падме вздохнула.

— Энакин, это Набу. Здесь не кидают бомбы на дома.

— Я же не говорю, что это будет набуанская бомба.

— Сегодня уже должны были подписать мир, — сказала Падме. — И никто больше не будет сбрасывать бомбы ни на кого.

— Хм, — Энакин отпил своего кафа, ничего не ответил, разрезал пополам оставшуюся вафлю.

Падме взяла свою половину вафли, тронула руку Энакина.

— Если ты со мной не согласен, так и скажи.

Он положил нож, накрыл ее пальцы своими.

— Сепаратистские миры обложили контрибуцией…

— Налогами, — поправила Падме.

— Суть одна — вытянуть из них как можно больше денег. И устроили им частичное внешнее управление. Но элиту регионов не сменили. И ты мне говоришь, что войны больше не будет?

По поводу сохранения элит Падме была с ним согласна полностью. Что за странная блажь нашла на Сенат?

…И сколько она стоила?

— У них не будет армии, — звучало это, конечно, скорее как заклинание, чем как анализ.

Энакин сжал ее руку, отпустил.

— Как показывает недавний опыт, — сказал он, намазывая вафлю чисто набуанской соленой смесью из водорослей, которую Падме с детства терпеть не могла, а он внезапно полюбил, — армию можно нечаянно заказать третьим лицам и нечаянно же обнаружить.

— Ты думаешь, Камино?.. — спросила она скептически. Он покачал головой.

— Камино будет под наблюдением, не совсем же придурки сидят в Сенате, но те, кому сильно нужно, точно найдут другой вариант. Те, кому сильно нужно, обычно находят.

Падме не могла не согласиться. Вдумчиво допила свой очень полезный настой. Родить бы уже побыстрее, чтобы можно было наконец-то пить каф. Кормить-то у нее не выйдет все равно, у них в семье с молоком всегда были проблемы…

— Если Бейл будет канцлером, он не допустит, чтобы у сепаратистов возникло желание… и возможности.

— Даже если, — Энакин пожал плечами. — Канцлером он будет не всегда. Пусть пять лет, пусть хоть десять. Но при этой конфигурации война непременно начнется снова.

— Через пять лет все изменится, — сказала Падме.

— Хорошо бы. — Он допил каф и встал. — Пойду проверю, что это нам прислали.

— Я уверена, что там нет оружия, бомб и боевых дроидов, — Падме улыбнулась.

— Жалость-то какая, — фыркнул он в ответ и вышел, а она налила себе еще отвара и открыла голонет. Она подождет, пока он закончит. Так спокойнее.

Она как раз дочитала статью про заключение мирного договора и пыталась понять, что ее в тексте насторожило, когда Энакин вернулся — улыбаясь.

— Там детские вещи и мебель, смеси для синтезатора и еще какие-то ваши набуанские штуки, которых я не знаю. И все это не подписано, только везде внутри контейнера солнца нарисованы, желтого спектра, с протуберанцами.

Падме даже не знала, что эти конкретные напряжение и обида сидели в ней — поняла только когда отпустило.

— Это Сола рисовала. У нас в детских солнце было, на потолке. Улыбалось нам.

— Я так рад, — сказал Энакин. — Пошли посмотрим, что там еще есть?

Она радостно ухватилась за его руку и встала.

…Теперь эти солнца, с протуберанцами, почему-то стояли у нее перед глазами. И она смотрела на них, слушала голос сидящего рядом Оби-Вана, не понимая слов, и пыталась не думать о боли внизу живота.

Дети пока успокоились, дети слушали ее — тихо, тихо, все хорошо, сейчас мы долетим и нам помогут, — она ощущала Силу Оби-Вана вокруг себя, кажется, он пытался ее лечить…

Ей тоже нельзя паниковать. Нельзя, дети немедленно услышат и запаникуют сами, ее ужас и так натворил дел. Она усилием заставила себя слышать окружающий мир. Нужно отвлечься от боли.

— Уже совсем скоро, — мерно говорил Оби-Ван, — Энакин мягко ведет, ускорения не чувствуется, но осталось минуты две. Совсем скоро, не волнуйтесь, с врачами связались, нас ждут, все будет хорошо.

— Свяжитесь с моей семьей, — попросила Падме.

— Я? — он удивился. — Конечно, но наверняка же врачи уже им сообщили…

— Они не имеют права, мы же в изгнании.

Оби-Ван посмотрел непонимающе.

— Но ведь…

— Сама суть набуанского изгнания, — сказала Падме, радуясь отвлечению от черной паники, которая надвигалась на ее спокойствие будто волна цунами, закрывая и небо и солнце, — в том, что изгнанный полностью изолируется от социума. И да, это касается в том числе болезней, рождения детей и прочего.