Семья

— Ужинать будешь? — спросил Энакин. — Я тебе рыбу сделал, но можно поменять, тут отличный синтезатор.

— Не надо ничего менять… — организм, похоже, не возражал против рыбы. — Откуда это все?

— По заказу сделали, — Энакин подобрал тарелку и ушел на кухню. — На твою деку должен был прийти полный отчет.

— Я потом посмотрю.

— Кстати, — он вернулся с рыбой, салатом и приборами, и поставил на столик перед ней. — Я выяснил, куда делась старая мебель.

— Ее не вывезли? — удивилась Падме. Попробовала рыбу и осталась довольна. Естественно выращенная, конечно, лучше, но с поставками она разберется позже.

— Вывезли, — кивнул Энакин. — Те, кому твоя бабушка продала всю эту мебель с аукциона. А деньги направила на благотворительность. Все эти отчеты — это чуть ли не первое, что лежит в домашней системе.

— Она очень не любила этот дом… — Падме задумалась. — Может быть, что-то с дедом связанное, про него в семье мало говорили. Но вот так, продать всю мебель…

— Кроме кровати, — заметил Энакин. — Значит, именно с кроватью плохих воспоминаний у нее связано не было. Это хорошо!

Падме рассмеялась. Но, пожалуй, и правда, это было хорошо.

— Чем ты занимался? — спросила она, закончив с ужином.

— Да так… — он вздохнул. — Рабочий рынок смотрел. Пока это бесполезно, из-за скандала, но мне пока и не светит, сначала нужно кучу сертификатов получить. У меня же официально никакого диплома нет. Список составлял, по приоритетам.

— Но в Ордене же прекрасное образование? — не поняла Падме.

— Вот только дипломов установленного Республикой образца там не выдают, — хмыкнул Энакин. — Но это все неважно, я разберусь.

Вот уж чему она верила безоговорочно.

— Завтра гляну детально, что нам достались за дроиды, и можно ли из них что-то вменяемое сделать.

— Давай угадаю, — улыбнулась Падме, подвигаясь к нему ближе, — боевые модификации. С большими базуками, которые, несомненно, куда-то да упаковала моя корусантская охрана.

Энакин хмыкнул, но спорить не стал.

— И помощников тебе. И няню, наверное, какую-то надо придумать. Чтоб детям интересно было.

— Ты придумаешь, — убежденно сказала Падме, укладывая голову ему на плечо. — В голонет уже залезал? Что-то нужное пишут?

— Нужного — ничего.

— Но?

— Но есть тема, о которой не пишут, — ответил он с явной неохотой. — Армия. Никто не пишет, что Сенат собирается делать с армией.

Да… разумеется. Почему она думала, он станет говорить о себе и о скандале? И об Ордене?

— Это значит, вопрос еще обсуждают.

Он вздохнул и обнял ее.

— Разве?

Падме задумалась. На самом деле, когда вопрос реально обсуждался, при любой блокаде в медиа что-то да просачивалось. Хотя бы слухи. Которые обсасывались и раздувались и менялись…

— Вообще никто ничего не пишет? — уточнила Падме.

— Вообще.

Стало как-то зябко, и она вжалась в его теплый бок. Энакин осторожно прижал ее ближе, поцеловал в волосы.

— Значит, все значимые актеры медиапространства согласились на блокаду. Это… плохо. Но я не понимаю, что там может быть такого…

Энакин застыл.

— Ты понимаешь, — констатировала она.

— У клонов чипы в головах, — сказал он. — Камино утверждали, что это из-за экспресс-обучения и для обеспечения лояльности. Но обеспечивать лояльность ведь можно по-разному.

Падме моргнула. Его намек был… слишком.

— Не может быть.

— Конечно, — но вот тон его голоса говорил, что Энакин совсем не убежден в собственных словах. — Но я не знаю, что наверчено в этих чипах. Там зверское шифрование.

— Не получилось убрать?

— Да может и получилось бы, если посидеть и подумать, но… сама понимаешь. — Она кивнула. Времени, чтобы посидеть и подумать, не хватало никогда. — В своем легионе я эти чипы просто и незатейливо грохнул. А остальные?..

— Грохнул? — переспросила Падме. — Ты хочешь сказать, всем клонам 501-го сделали операцию, и ни у кого не возникло вопросов? Или возникли? Но если чипы официально обеспечивали лояльность…

— Нет, что ты, никто не в курсе, — Энакин мотнул головой. — Я Силой их — Темной стороной. Я ситх, или кто?

— Ситхи такое умеют? — изумилась Падме.

— За всех не скажу, — усмехнулся в ее волосы Энакин, — а лично я электронику порчу с детства. Так что это не было очень сложно… Но Падме!

— Да, — согласилась она. — Я попробую выяснить в чем дело… Если кто-то согласится со мной разговаривать сейчас.

— Органа согласится. К тому же ему все медиа прочат пост канцлера, у него наверняка есть данные.

— Ты хочешь, чтобы я воспользовалась личной симпатией ко мне сенатора Органы, чтобы выяснить, не грозит ли что-то твоему легиону.

— Как ты хорошо меня понимаешь.

— Мне следует с негодованием отказаться.

— Спасибо, — сказал Энакин, и Падме рассмеялась.

Письмо Бейлу она пыталась написать в течение последующего часа. Изгнала Энакина из залы, заняла диван («Ты у меня подхватила привычку, а теперь меня выживаешь!»

«Это ты мою привычку подхватил! Кто хотел дроидов разобрать? Или ты и разбирать тут собирался?» «Ну…» ) и честно пыталась. Отбраковав пятый вариант, Падме отложила деку, уставилась в окно — уже совсем темное, — и задумалась. Дело было не в том, что она собиралась воспользоваться личным отношением, не в первый раз, да и Бейл не брезговал просить его поддержать на голосованиях, нет… Дело не в морали, дело в другом.

Он предложил пожертвовать ради нее своей репутацией и положением, а она лишь формально поблагодарила, и то не сразу. И сейчас собиралась просить, возможно, нарушить служебную тайну. Вот в чем дело. В отношении.

Письмо оказалось в результате очень коротким: «Дорогой Бейл, примешь ли ты мой звонок, если я тебя наберу, и, если да, то когда удобнее это сделать?»

Он позвонил ей сам, через десять минут. Голопроектора здесь не было, и она приняла звонок на деку. Бейл ничуть не изменился — и широко и облегченно улыбнулся, увидев ее.

— Сила, — сказал он, — как я рад, что с тобой все в порядке.

— Взаимно, — улыбнулась она в ответ. Бейл осунулся и выглядел усталым. — Извини, что отвлекаю.

— Для тебя у меня всегда есть время. Как ты?

— Устраиваемся, — сказала Падме. — Прости, не могу сказать, где именно. Ее величество была щедра, и волноваться совершенно не о чем. И я еще раз благодарю тебя за участие.

— Не стоит, — Бейл качнул головой. — Если тебе нужна помощь, то в любое время… Например, — он чуть усмехнулся, — прямо сейчас?

— Не помощь, — сказала Падме, чувствуя себя немного виновато, хотя Бейл смотрел тепло. — Мне просто очень интересно, не более того. Сложно оказаться полностью отрубленной от достоверной информации, а медиа по интересующей меня теме не говорят совсем ничего.

— По теме… Ах, да, — он кивнул. — Я, к сожалению, не специалист, не вполне понимаю детали. Обсуждение все еще идет, это сложный вопрос.

— Конечно, — Падме улыбнулась. Ничего существенного. Но, наверное, это хороший знак?

— Как только будет приемлемый проект закона, я покажу его тебе, чтобы любопытство тебя не сгрызло. Чуть пораньше медиа.

— Спасибо, Бейл.

— Ну что ты… Я же не выполнил твоей просьбы.

— Мое любопытство может подождать.

— Конечно, конечно… — он смотрел странно, пристально. Это слишком контрастировало с любезным и легким тоном. Нужно было попрощаться, но Падме тянула — ей казалось, он сказал еще не все.

— Вот Умбарский инцидент много обсуждали, — добавил Бейл наконец. — Но большего я не могу сказать, ты же понимаешь.

— Ну разумеется, — ответила Падме. Они тепло попрощались, и Падме первой оборвала связь, как всегда в разговорах с Бейлом.

Умбарский инцидент? Она не знала ничего про Умбару — или Умбру? — похожее название, вроде бы, всплывало в дни войны, хотя она могла ошибаться. Что там случилось такого, что Бейл счел это ответом на ее незаданный вопрос? Вернее, незаданный ею не ее вопрос, что он, конечно, прекрасно понял.