Хазарский пленник

Но время идёт, и возникают новые божества, новые символы. Соколы с огненными глазами — это символы Яра, Ярила, один глаз его — Луна, второй — Солнце.

Культ Яра формировался в южных краях, может даже в Египте, в Аравии. Отчего — вопрос интересный; беседуя с тем же Алексием, Савелий узнал, что бывали времена, когда с севера ползли ледники, и на землях русских царила вечная зима, многие отходили к югу, угоняя стада, подвластные Велесу, умоляя Мару о пощаде. Моля Макошь и Рода о скором возврате тепла. Там, в Египте, имя бога Яра произносится как Ра, в обратном порядке, но и у египтян он бог Солнца. Там, где Яра называли Аром, гортанное произношение характерно для речи местных племён, возникла Арова Русь — это и есть Аравия. Вот куда тянулись племена русских, вот где даже в звуках имён остаётся память о них. Арийцах.

Много странного узнал Савелий, корпя над камнями, и теперь уже не удивлялся скрытым надписям, которые находил то в складках одежды на иконах, то в волосах изображённых героев или богов. Эти надписи сделаны на русском. Русскими рунами — рунами Рода. А ведь заказчиками уже стали победители, римляне и галлы, иудеи и германцы. Победители, стремящиеся избавиться от памяти о прежних хозяевах, о вероломстве предков. Кто поверит, что Вена и Венеция основаны венедами, ведь теперь это города разных держав, там живут различные народы, а о русских никто не помнит. Кто поверит, что Святская Русь стала в языке германцев Свенской Русью, а позднее Швецией. Кто помнит Солунь, священный город Солнца, нынче именованный Салониками, или на византийский лад Фессалониками? Но ведь царь-храм сохранился, и есть иконы, и даже копии пишут мастера. Но по копиям трудно прочесть руны, спрятанные в волосах и складках одежды. Лишь некоторые слова. Что не меняет самого факта — город основан русами, а нынче?

В условиях вытеснения славян с древних земель Русь многое потеряла. Переход от храмового устройства жизни к государственному разрушил общность морали, возвёл воеводу в сан правителя, появились князья, неподсудные простолюдинам. Что-то старое ещё живёт в традициях народа, вот и Митяй вызывал Владимира на поединок, как свершали предки до возвеличивания князей. Но это уже не обычай, скорее отголосок старого. Теперь вместо Рода и Макоши, вместо Ярила и Перуна русским навязывают Христа.

Савелий не удивлялся зову Владимира. Сбор народа: воевод и ратников, старшин цехов и жрецов, предстоящее обсуждение религиозного вопроса ложится тяжким бременем на плечи молодого князя. Ответить просителям нужно коротко и ясно, ответить так, чтоб последний тугодум понял — отчего князь не желает принимать благодать из рук византийцев. И это предстоит сделать именно ему — Савелию. Не зря ему доверены письмена согдийские. Хотя Савва давно не видел тайны в первых набросках жизнеописаний Христа. Знал уже, Христа придумали, собрав с миру по нитке. И что проку в благих намерениях писцов? Что проку в мудрых историях, притчах? Если всё это всего лишь новая форма для старого содержания. Мудрости Роду и Макоши также не занимать. Но ведь и они уступили место Яру, Перуну. Так сложилось. Время всё меняет. Даже лики божества... вопрос в другом — нужны ли Руси и народу новые боги?

В доме князя собралось не так много старшин, как полагал Савва, видимо, Владимир хитрил, решил не выливать ушат воды на головы доверчивых горожан, а промывать им глаза помаленьку.

— Ну, что скажешь, Савелий? Сумеем отказать новым просителям веры? — спросил Владимир, приглашая Савву присесть в комнате, примыкающей к светёлке, наполненной гостями. — Хотел бы не торопиться, да не могу. Приехали византийцы. Двое. Будут сватать меня, нет ты послушай, сватать как невесту. Им выгодно отдать мне Анну, принцессу. А взамен получить послушное войско и нового правителя, припавшего к истокам чистой веры, отринувшего язычество.

Савелий усмехнулся, уж больно пылок друг, даже рассказывая о предстоящем, меняется лицом, злится. Но его можно понять, навязанное крещение не простое действо, многое ломает в жизни общины, в существовании княжества.

— Не показывай миру гнева, — советует Савва и похлопывает рукой по плетёному коробу с письменами согдийцев. — Не думаю, что кто-то пожелает читать тексты, но они есть. Как ни крути, истории жизни Христа — ложь. Вот один автор упрекает другого, мол, историю о рыбах вставлять негоже, была уже прежде. Но даже упрёки собрата писца не смутили, похитил чужое сказание, ибо писал для тёмных рабов, для неграмотных. И так в этой переписке многое упоминается. Что взяли из повести о Заратустре, что из иных сказаний.

— А значит, церковь основана на лжи, — кивает Владимир.

— Это очевидно. Но кто верит в истину? Разве расскажешь людям про взрыв в темноте, когда из неведомого возникло зримое и разлетелось по вселенной, рождая солнца, планеты и нашу землю. Сказать, что земля шар, уже диво. Людям ближе сказка о добром пророке, милостивом к угнетённым, ведь это надо придумать: не заботьтесь о дне грядущем, просто верьте, и всё у вас будет! Не сейте, не жните, а верьте! Кому такое не понравится?

Савелий слишком хорошо знал, каков труд крестьянина. Ворочал в детстве снопы на полях, ухаживал за стадом, ночевал у костра. Помнил до сих пор, как проваливался в сон и как утром не мог двинуть затёкшими членами. Руки во сне сами по себе сжимались в кулаки, как будто стремясь стиснуть держак лопаты, спина дубела, и подняться с рассветом было непросто. Но ведь поднимаются, поднимаются ежедневно сотни и тысячи тружеников, а тут такая добрая сказка, вам воздастся, а вот торгашам и мытарям будет худо, все угнетатели ответят перед Богом — судьёй. Даже князья ответят. Это не беда, что нынче они живут привольно, поедают хлеба, которые не пекли, пьют вина, которые не отжимали. Зато вскоре ответят, а вы станете счастливыми. И смерть уже не страшна, ведь она всего лишь сон, ожидание суда, а там... все получат счастье, во всяком случае верующие. Как может устоять человек перед сказкой про бессмертие? А Христос дал всем именно бессмертие. Кто из богов способен висеть на перекладине, умирать в страданиях, ради вечной жизни простолюдинов? Никто. Значит, это истинный бог, а остальные — злые лики-идолы.

Следом за Владимиром вошёл Савва в светёлку, тут обычно принимали послов, но сборище многолюдно, и удивительно видеть в ожидании посланников Византии рядом с торгашами.

Савва впервые приглашён Владимиром на такое сборище в качестве знатока, как седобородый пророк, поэтому тоже струхнул немного, внимание рассеялось, всё твердил первые слова, которыми собрался затронуть горожан, да зря. Многоголосие сбора увлекло и его, спор разгорался не шуточный, и мнения гостей разделились. Как всегда. Одним старое мило, другим новое дай, иначе жизни не мыслят. Что там мудрые слова о верном, какое верное, вон купцы знают верно, что христианам проще в торговле, и более слушать ничего не желают. Вон посланцы Византии льстиво кивают головами, мол, лишь вашему князю выпадает такая честь, рука принцессы, а то, что надобно принять крещение, так это дело решённое, кто ж в наше время отказывается от веры? Держаться за идолов глупо, всё одно что выставлять напоказ невежество, простительно тёмному труженику, да не простительно князю.

— Не так давно я отказал глашатаям веры, — заявил Владимир. И собравшиеся притихли. Слушали князя, всё же он решает, ему доверено. — Отказал мусульманам, что веруют в пророка. Ибо сказки сказками, а не есть свинины нам, привыкшим к мясу, неловко. Не пить хмельного — также. Пиво всегда варилось после урожая, верно? Князь стол делит с дружиной, пьёт мёд или пиво, когда заслужил, а нет — довольствуется водой. Отчего нам принимать чужие обычаи?

Спор на время стих. Понимали, Владимир подводит к главному, и не спешили кивать головами, опасались прогадать. Слушали да молчали. Оконца распахнуты, весна ещё не разгулялась, но надышали до угару, тепло стало, и прохлады не замечали. А за окнами щебет птах, мостят гнёзда, носятся как угорелые. Только сейчас Савва приметил птиц, отвлёкся на миг и приметил. И то не ко времени. Владимир его подзывает, а он в окно глядит.