Невеста смерти

— Кто ты?! — прорычал он, перевернулся одним движением, в лунном свете мелькнула его рука и … сжалась на ее шее. Одним движением он прижал ее к кровати, нависая сверху. Взгляд казался безумным, как у человека, который долго бродил в лабиринте ужаса и теперь не верит никому.

Резко стало нечем дышать, Алиса отчаянно схватилась ладонями за железное запястье, пытаясь оторвать его ладонь от своей шеи. Но это было … словно она пыталась сдвинуть скалу.

Бесполезно.

Паника ударила в горло, в голову…

— Кто ты? — чуть тиши повторил он.

— Это… я… А. ли ша… — прохрипела она.

Еще мгновение он сжимал ее горло, потом взгляд черных глаз начал проясняться, как будто очертания деревьев и зданий выплывали из тумана.

Выдохнул, отпустил ее горло и откинулся на спину.

Алиса закашлялась, растерянно потерла горло рукой. Больно. Останутся синяки. Запоздалый ужас сжал сердце, и бессильные слезы потекли по щекам. Произошедшее было и страшно, и обидно. Хоть она и понимала, что вины Доминика здесь нет.

— Зачем ты пришла? — он повернул голову на бок и серьезно смотрел на нее.

— Ты стонал… кричал… рычал… — выдавила она из себя. — Я не могла оставить тебя мучиться.

Доминик резко отвел взгляд и выдохнул.

— Я мог убить тебя. Случайно. Ты видишь, — сказал он. Немного помолчал и добавил. — Прости. Никогда так не делай.

— Как?! — Алиса привстала на локтях. — Тебе было плохо! Не могла же я просто слушать твои крики! … Ты бы мои — не смог… — добавила она тише и спокойнее.

— Не смог бы, — словно эхом повторил он. Снова повернулся к ней. — Поэтому я не люблю спать. Так всегда. Каждый раз.

— Что тебе снится? — осторожно, боясь спугнуть момент, спросила Алиса.

Он закинул руки за голову и прикрыл глаза. Помолчал.

— Помещение. Большое, но «тесное». Люди кричат, плачут. Им больно. Их пытают. Там дыба, инструменты, колесо. Много всего, — медленно с усилием произнес он. — Я не буду тебе все рассказывать.

— Тебя пытают? — тихонько спросила Алиса. Неуверенно протянула руку и погладила его плечо. Он вздрогнул, и она отдернула ладонь.

— Нет, — жестко сказал он. — Я пытаю.

— Ты палач?

— Нет, — Доминик покачал головой и открыл глаза. Пристально посмотрел на Алису. — Я смотрю. И … руковожу этим. Я устроил эти пытки.

Глава 21

Несколько мгновений Алиса пыталась осмыслить услышанное, молчала. В отличие от самого Доминика, она почти не сомневалась, что это за сон. С чего вдруг смерти, равнодушной и спокойной, видеть подобное? Нет, тому есть простая причина. Доминик видит во сне свою прошлую жизнь. То, что было «до». До того, как он «появился», осознал себя смертью.

А, значит, до этого он был… человеком. Просто плохим человеком. Может быть, за это кто-то наверху и определил его дальнейшую судьбу так: поверг в бездушную непрерывную работу, заставил до бесконечности делать то, в чем он провинился прежде — уносить чужие жизни.

Алиса поежилась. Как… ну как ей это принять? Как принять, что ее Доминик — заботливый … даже нежный, надежный, дважды спасший ее жизни — когда-то пытал людей. Не важно, что не сам держал в руках орудия пытки. Так еще хуже.

— Не хочешь говорить? — напряженно спросил Доминик, когда молчание затянулось.

— Нет… я просто думаю, — ответила она. — Ты… был палачом? Главным палачом?

— Не знаю! — почти рявкнул он. Глаза хищно гневно сверкнули. — Я не люблю об этом думать.

«Ладно…», — решила про себя Алиса. Если бы ей снилось нечто подобное, и она подозревала бы, что это — ее прошлое, то ей тоже не хотелось бы об этом думать. Слишком сложно, слишком не хочется знать про себя такие вещи.

— А что потом во сне? — аккуратно спросила она. Вдруг продолжение прольет свет на то, кем именно он был.

Доминик выдохнул.

— Иногда я просыпаюсь «в подземелье». Но иногда — как сегодня. Я вижу огонь. Смотрю на свечу. Мне почему-то больно внутри. И страшно. А потом приходят… люди. Я дерусь, но их очень много. Потом меня волокут куда-то… И убивают. Рвут на части, — закончил он.

— В какой момент я тебя разбудила? — тихо и снова очень осторожно спросила Алиса.

— Когда они пришли. Когда нужно драться.

— Ясно, — уголком губ улыбнулась она. — Поэтому ты на меня и накинулся.

— Да, — и замолчал наглухо.

Вот, значит, как, подумала Алиса. Он был палачом — или кем-то, кого ненавидели люди. А может, он пошел против своего начальства, и его приказали казнить. Палач, которого самого жестоко убили.

В целом понятно… Хоть не ясно, где это происходило. А вот когда — можно догадаться. Наверняка, чуть более пятисот лет назад.

Видя, что он вроде успокоился, хоть и не настроен разговаривать, Алиса повернулась к нему (держась чуть на отдалении), подперла голову рукой и тихонько произнесла:

— Доминик, ты ведь понимаешь, что это … может быть то… что было с тобой прежде. И… что если вспомнить, понять… Может быть, ты сможешь перестать работать «этим». Перестать быть смертью.

Он дернулся, повернулся к ней. В глазах сверкнул… кажется, страх. И боль. Рука неожиданно протянулась в ее сторону и властно легла на ее щеку. Большим пальцем он подцепил и сжал ее подбородок.

— Запомни, — сказал он, жаля ее взглядом, словно залезая в ее разум. И при этом сам внутри словно разрывался он чего-то непередаваемого — Я не могу думать об этом. Нельзя! Никогда! И из «этого» нельзя выйти. Это — моя суть. Мы не перестаем быть собой. Я не сменю работу. Не говори мне об этом! Не говори, слышишь!

Лицо приобрело хищное, страшное выражение, рука державшая ее лицо, напрягалась сильнее.

— Хорошо… — Алиса мягко коснулась его кисти, словно хотела укротить дикого зверя. Таким он сейчас и казался. Отвела его хищную руку от своего лица. — Хорошо… Я поняла. Только не волнуйся. Пожалуйста…

Доминик снова выдохнул и откинулся на спину.

— Прости. Пожалуйста… — с болью в голосе произнес он. — Я, правда, не могу об это думать. Нельзя. Но… я не хотел тебя пугать.

— Хорошо… — как можно спокойнее произнесла Алиса. И начала вставать. Похоже, сейчас ей лучше всего уйти. Нужно будет — опять придет и разбудит его. Не побоится. Но…

— Не уходи! — Доминик дернулся. Резко перевернулся, и навис над ней, поставив локти с двух сторон от Алисы. Сердце забилось сильнее от тревоги и острого, всепоглощающего ощущения его близости. Хищной, сильной близости. Опасной и сладкой.

Черные глаза пылали.

— Это все?! — спросил он. — Ты… не сможешь … быть со мной после этого? Или… Все же… Ты примешь меня? — его лицо перекосило, в глазах сверкнула надежда.

— Я попробую… — шепнула Алиса тонко и тихо. — Попробую принять…

— Прими меня… как есть, пожалуйста… Потому что… Я не могу без тебя, — горячие губы приближались к ее лицу, медленно, уверенно и неуверенно одновременно. — Если ты … не можешь быть со мной… я умру, — выдохнул он.

— Ты не можешь умереть. Ты смерть, — вырвалось у Алисы — как стон, сквозь срывающееся дыхание.

— Не знаю. Мне кажется… умру, — он склонился совсем близко, твердые губы коснулись ее губ — легко, словно ожидая ее реакции. Отстранились, остановились в миллиметре он ее кожи. Его дыхание тоже срывалось.

— Алиса… Нежная, маленькая, милая… — одной рукой он коснулся ее волос, прижался к щеке. — Лю… — и осекся.

— Скажи…это… — прошептала Алиса, ловя взглядом его глаза.

— Любимая… — отчаянно выдохнул он прямо ей в губы.

И, словно нырнул, накрыл ее губы своими.

А Алиса…

О Господи! Мне все равно кто он.

Я ведь люблю его.

Сильная горячая рука исступленно смяла шелковую ночную рубашку, жарко коснулась кожи, заставила выгнуться навстречу. Губы то сладко терзали ее, то отпускали, и он ловил ее тонкие стоны, шептал: «милая, нежная… Алиса… любовь моя…маленькая…».

И она провалилась… «Упала» в его руки. В его жизнь, в его мир.

А, может быть, снизошла в его преисподнюю?