Страница 29 из 57
- Будет вам выть! Все, слава Богу, живы, нечего причитать, как по покойнику! Сашеньку напугаете.
Но было поздно. Александра Петровна уже спускалась из своих покоев бледная как полотно. Держась за сердце, она медленно приблизилась к детям и рухнула без чувств. Девушки забегали, засуетились вокруг нее. Прибежала, запыхавшись, Биби, следом за ней спустился Владимир. Сжав зубы, он молча, тщательно осмотрел и ощупал каждого ребенка и только тогда, подняв глаза на кузину, спросил:
- Что случилось?
- Пожар в балагане, - коротко ответила Соня.
- Дюваль? - жалко пролепетала Биби. - Он ... жив?
Тут Сашенька, которую усадили на стул, открыла глаза и с тем же мучительным вопросом впилась в лицо Сони.
- Жив! - возвестил Миша. - Он нас спас! И Соню. Теперь других спасает. Он... он... - мальчик глубоко вздохнул, не находя нужного слова, - герой!
Тут девочки, оправившиеся, наконец, от пережитого потрясения, наперебой взялись сообщать подробности печального происшествия. Соня распорядилась:
- Воды поболе нагреть, приготовить мази, чистое полотно. Дети, мыться, переодеваться. После я осмотрю вас.
Потом она окинула тревожным взглядом старших и дрогнувшим голосом произнесла:
- Дюваль изрядно обожжен, надобно доктора позвать.
- Где ж он сам? - спросил Владимир.
- Скоро вернется, - тихо ответила Соня и занялась детьми.
Она не стала живописать о том, как Дюваль чудесным образом заговорил чисто по-русски, решила прежде сама во всем разобраться. Предчувствуя нечто неотвратимое, она не спешила искать разгадку сим чудесам.
Остаток дня прошел в тревожном ожидании. Пообедали наспех, без Владимира и Дюваля. Мартынов отправился к губернатору выяснять обстоятельства пожара, который переполошил всю Москву. К вечернему чаю не замедлила явиться Марья Власьевна, но даже ей не удалось рассеять тревожную обстановку в доме. От пережитого потрясения вдругорядь слегла Сашенька, Соня была сама не своя, прислушивалась ко всякому звуку, доносившемуся с улицы. Миша тоже не находил себе места в ожидании Дюваля, девочки притихли. Лишь Биби слушала городские новости от Марьи Власьевны, но и она казалась не столь безмятежной, как прежде.
- Дмитрий-то Владимирович велел расследовать, как и что, виновников наказать, - повествовала Аргамакова.
- А кто виновные? - вскипела Соня. - Пожарные не прибыли, а полицейские вместо того, чтобы людей спасать, не подпускали никого к балагану и сами бездействовали! Таких, как Дюваль, было ничтожно мало! С кого теперь спрашивать? Поздно - люди погибли!
- Дюваль-то каков! - удовлетворенно отметила Марья Власьевна. - Век теперь меня благодарить за него будете.
Биби с удивлением на нее посмотрела, но ничего не сказала. Соня тоже предпочла отмолчаться. Однако почтенная дама уже отвлеклась от предмета беседы:
- А ведь завтрашний бал в Собрании не отменили! Сонюшка, мы едем!
- После всего - на бал? - удивилась Соня. - Воля ваша, Марья Власьевна, я не еду. Да, боюсь, Дювалю понадобится помощь.
- Полно вздор-то молоть! - рассердилась Аргамакова. - Я портниху загнала с твоими нарядами, а ты теперь кобенишься!
Соня не успела ничего сказать в свое оправдание. С улицы послышался шум подъезжающего экипажа, и в гостиную влетела Даша с сообщением:
- Француз прибыли-с!
Молодые дамы опрометью бросились в переднюю. Марья Власьевна и та не выдержала, поспешила за ними, чтобы посмотреть на героя. Дюваля уже обхаживали девушки, набежавшие из людской. Они сняли с него пропахшие пожаром, прожженные во многих местах редингот и сюртук, принесли стул. Дюваль тяжело опустился на него. Он натурально валился с ног от усталости, и являл из себя жалкое зрелище. Соня шикнула на девиц и деловито принялась осматривать ожоги на руках и лице Дюваля. Биби лишь тихо постанывала, а Марья Власьевна тотчас взялась командовать:
- Капусты кислой наложить или морковку натереть! Тащите баранье сало, помогает. Если пойдут волдыри, ржаное тесто хорошо прикладывать. Можно еще яйцом взбитым намазать, где не сильно обожжено. А для рук лучше всего, - она понизила голос, - переведи ему, Сонюшка, помочиться на них и дать обсохнуть.
Девушки прыснули, а Биби брезгливо поморщилась. Однако Марья Власьевна скоро привела всех в чувство:
- Чего пялитесь? Немедля исполнять!
Девицы тотчас умчались на кухню. Соня не стала ничего переводить. Она помогла Дювалю подняться и добрести до комнаты.
- Соня, - заговорил по-русски Дюваль, - мне необходимо покинуть ваш дом. Я готов объясниться...
- Не прежде чем я наложу повязки, иначе останутся шрамы. У меня есть отменный бальзам. Снимите рубаху, надобно осмотреть вас.
Дюваль подчинился. Он невольно охнул, задев больное место, и Соне пришлось ему помочь.
- Я пошлю за доктором, - с трудом выговорила молодая женщина, осмотрев раны на его сильных плечах. Она насилу удержалась, чтобы не расплакаться от нестерпимой жалости к мужественному человеку.
- Не надобно доктора. Право, бывало и хуже... - храбрился Дюваль, но силы его определенно были на исходе.
Он молча перенес промывание ран и наложение мазей и повязок. Соня осторожно смазала своим волшебным бальзамом ожоги на лице и руках мнимого француза. После она помогла ему лечь на кровати так, чтобы не сбились повязки, и уже готовилась уйти, как Дюваль вдруг нарушил молчание:
- Софья Васильевна, вы единственный человек в этом доме, кому я могу довериться... Выслушайте меня.
- Не теперь, - умоляюще посмотрела на него Соня и легонько приложила пальцы к его губам. - Вам следует непременно поспать. Вот когда восстановите силы, тогда и поговорим.
Она поспешила уйти. Запершись в своей комнате, бросилась к заветной тетради.
"Я боюсь узнать правду! Боюсь разрушить то, что связывает нас теперь с этим загадочным человеком. Он сказал, что доверяет мне. Боже милосердный, как мне хочется ему верить! Искала допросить его, вытянуть все секреты, а когда он сам решился открыться, я бегу! Мне страшно. Дурные предчувствия терзают меня беспрестанно. Вспоминается рождественский сон.
Он спас меня и детей. Он пострадал за людей. Возможно ли ему не верить? Я видела его в беде, этого ли не довольно? Однако он тщился открыть свою тайну, а я позорно бежала... Я знаю, как скоро Дюваль снимет свою маску, я потеряю его навсегда. Ничего нельзя будет изменить! И вот теперь я оттягиваю этот миг, сколь хватит духа не слышать мольбы раненого и беспомощного человека. Любимого человека..."
- Я не еду в Собрание, - вновь заявила Соня, прощаясь с Аргамаковой.
- Не дури, матушка! - тотчас обрушилась на нее Марья Власьевна.
- Право, Марья Власьевна, мне надобно остаться, - сказала Соня твердо. - Сашенька и Дюваль нуждаются в уходе, каково им будет без меня?
Аргамакова отступилась:
- Но к Мещерским я тебя беспременно вывезу, и не вздумай упираться!
С этим она оставила дом.
В Собрание Владимир уехал с Биби, чем неприятно удивил всех домашних.
Узнав об этом, Сашенька опять разрыдалась. Жизнь ее рушилась, как песчаный берег, размытый половодьем. Прелестный костюм турчанки, купленный во французском магазине для этого бала, напоминал о несбывшихся надеждах. Но что было делать? Тошнота усилилась, слабость охватила все члены, шевелиться не стало сил. Пожар в балагане вовсе подкосил слабую натуру Сашеньки. И еще очередное объяснение с Владимиром...
Супруг счел причиной болезни Сашеньки разыгравшееся воображение. Он положительно не хотел прощать ей беспокойство за Дюваля. И даже забота о детях, напуганных, потрясенных пережитым, не объединила супругов. Владимир зашел попрощаться перед балом, но казался холодным и далеким. Разве Сашенька могла открыться ему? А как хотелось поделиться предположениями! Обрадуется ли теперь этот, такой чужой, Владимир? Было ли родство душ? Не приснилось ли ей счастье с любимым, их тихое семейное счастье? Ах, зачем они покинули имение, приехали в Москву, полную искушений? Права была Соня, когда отговаривала их ехать. Не для семейной жизни такое существование! Рассеяние и соблазн...