Святочный сон

Покуда Сашенька придавалась печальным размышлениям, Владимир скучал на балу. Он не желал себе признаваться, что поехал только из упрямства и своеволия. С Биби ему было скучно. Одно дело, игра в легкий флирт на глазах этих влюбленных дур, другое дело - остаться с Биби наедине и слушать ее вздор. Однако беззаботная дама тотчас упорхнула танцевать с каким-то адъютантом.

- Проклятье, - выругался Владимир сквозь зубы, заметив, что к нему торопливо приближается Амалия, наряженная еврейкой.

Амалию сопровождал странный господин в шальварах и остроносых туфлях. Он был закутан в восточное покрывало, лицо скрыто под маской. Однако Владимиру не составило труда догадаться, кто следовал тенью за госпожой Штерич. Это был Турчанинов.

- Мой дорогой, как давно я не видела тебя! Неужели ты один нынче? Что сделалось с твоей прекрасной супружницей? - посыпала Амалия вопросами.

 - Она нездорова, - холодно ответил Владимир, не желая вступать в долгие беседы.

Однако Амалия как раз желала. Она присела на софу и веером указала место рядом с собой. Владимир невольно подчинился. Турчанинов встал чуть поодаль.

- Ты один? - с нарочитой небрежностью спросила Амалия, обмахиваясь веером из перьев.

- Помилуй, Амалия, потащился бы я на этот скучный бал, кабы не нужда? - слукавил Владимир. - Мадам Бурцева непременно желала выехать.

- Ах, мадам Бурцева! - многозначительно произнесла Штерич, внимательно взглянув на Мартынова. - Ее история наделала шуму в Москве. Что, она так хороша, как сказывают?

Владимир небрежно пожал плечами.

- Суди сама, она идет сюда.

Нехотя представив дам, Мартынов не чаял, как сбежать от них обеих. Его мысли постоянно возвращались к дому, детям, к Сашеньке. Раскаяние грызло Мартынова. Он вспоминал несчастное лицо жены, когда она, шепнув на прощание: "Ступай, хоть ты повеселись за нас", перекрестила его и поцеловала в лоб. Владимир видел, как бедняжка мучается. Сашенька побледнела, осунулась, как обычно бывало во время беременности. Уж не беременна ли она? Владимир встрепенулся.

Болван, он мог бы догадаться! Сашенька силилась что-то сказать ему, а он не слушал. Бесчувственный чурбан! Не обращая внимание на веселое щебетание дам, Мартынов погрузился в глубокие раздумья. Открытие обрадовало его. Коль скоро он прав и Сашенька действительно понесла, все вернется на круги своя. Во время беременности Сашенька нуждается в его внимании, постоянном присутствии рядом. Это закон. И он непременно сделается внимательнее и заботливее. Он будет беречь и лелеять любимую жену...

Владимир не заметил, как Биби вновь упорхнула. Он очнулся лишь тогда, когда Амалия обратилась к нему с вопросом:

- Дорогой, я наслышана о вашем французском гувернере. Что, ты доволен им? Сказывают, он спас детей на пожаре? Это верно?

- Верно, - раздраженно ответил Владимир, чувствуя какой-то подвох.

- Еще сказывают, он слепок с греческих богов? Ты не находишь? - коварно спросила Амалия.

- Не доставало мне еще разглядывать стати какого-то гувернера! Ты шутишь?

Владимир злился, однако Амалия, казалось, не замечала этого. Она невинно вопросила вновь:

- Но, верно, твои дамы не столь безразличны к нему? Такое часто случается, поверь мне, mon cher! Непременно будь настороже! - она загадочно улыбнулась змеиной улыбкой.

- Желаешь что-то сказать, говори! - вконец рассердился Владимир.

- Ну, полно! - Амалия шутливо хлопнула его веером по руке: - Какая гроза! Я всего лишь советую тебе держать ухо востро. Что как этот француз не тот, за кого себя выдает?

- Ты что-то знаешь? - зло спросил Владимир и больно стиснул ее локоть.

Амалия высвободила локоть и опасливо отодвинулась от Мартынова. Турчанинов сделал движение в ее сторону, но дама качнула головой, и тот вновь застыл как изваяние.

- Ты тоже скоро все узнаешь! - прошептала она в самое ухо Владимиру, и едва успела ускользнуть от его руки.

Держась на безопасном расстоянии, Амалия громко произнесла:

- Возможно, завтра!

На них уже оглядывались, но ничего не поняли. Когда Биби вернулась на свое место, она не узнала кавалера. Владимир кипел бешенством и не чаял убраться отсюда. Лишь вняв пылким мольбам прелестной спутницы, он изволил остаться еще на некоторое время. Однако до конца общего веселья Владимир ни разу не улыбнулся, не станцевал ни одной кадрили, не съел мороженого, только пил неумеренно и многажды удалялся курить свои сигарки. Беспокойство, как сокрытый червь, грызло его, и хмель не брал.

Соне было стыдно. Весь день она бегала к Сашеньке, а покои Дюваля обходила стороной. Вовсе не оттого, что не хотела видеть его израненного. О нет! Она готова была просидеть у его постели целую вечность. Она почла бы за величайшее счастье служить ему, менять его повязки, поить травным настоем и ставить компрессы. Но на деле трусливая девица как огня боялась встречи с мнимым французом. Она трепетала при мысли о скором разоблачении и неизбежной разлуке. Покуда сохранялась иллюзия прежнего уклада, она могла грезить о невозможном.

Соне докладывали, что Дюваль справлялся о ней. Ночь прошла спокойно. Сильное сложение, выносливость не позволили молодому мужчине слечь надолго.

Не то Сашенька. Она опять плакала и дурно спала. Соня сидела возле нее до возвращения Владимира. Только после его поцелуя на ночь бедняжка несколько успокоилась и задремала. Но более всего ее утешило обещание Владимира весь завтрашний день посвятить супруге. Соня оставила кузину, лишь уверившись, что та спит.

Все домашние отметили наутро изменения в состоянии духа Владимира Александровича. Мартынов был внимателен к детям, тепло и нежно говорил с Соней, беззлобно подсмеивался над Биби, припоминая ее победы на давешнем балу. Казалось, беспокойство и раздражение оставили его наконец. Даже с Дювалем Владимир обошелся приветливо, чем нимало удивил присутствующих.

- Мсье Дюваль, я ваш вечный должник, - заявил Мартынов, когда француз неожиданно для всех занял свое место в столовой. Положительно он шел на поправку.

После слов отца Миша весь засветился горделивой радостью. Однако Дюваль не вполне оценил признательность Мартынова, он лишь молча поклонился. Соне почудилось, что ему неловко под благодарными взглядами. Владимир же не утратил прежнего расположения духа, глядя на мрачное лицо Дюваля. Он весело переговаривался с Биби, покуда подавали чай, а, напившись чаю, направился в Сашенькины покои. Соня не смела глянуть на Дюваля, сидевшего визави. Учитель меланхолически постукивал ложечкой по блюдцу и от времени до времени взглядывал на Соню. Бедная девица не выдержала испытания и позорно сбежала из столовой под благовидным предлогом.

Тем временем у супругов Мартыновых состоялось решительное объяснение. Когда Владимир вошел, Сашенька встрепенулась и вся подалась к нему. В ее глазах было столько надежды и радости, что сердце Владимира дрогнуло. "Трижды болван!" - подумал он, нежно целуя горячую щечку жены. Присев на постели и бережно сжав безвольную ручку Сашеньки, он задал единственный вопрос:

- Скажи, душа моя, ты беременна?

Сашенька вздрогнула и с испугом взглянула в его глаза. Она хотела увидеть в них ответ на все мучительные вопросы, что толпились в ее измученной головке. Одобряет ли? А может статься, недоволен? Подозревает в чем-то - он так мнителен?

- Да, - испуганно прошептала бедная женщина и увидела, как просияло лицо супруга.

- Славно! Право, я рад.

Из глаз его прелестной супруги полились слезы.

- Ну, полно, ангел мой. Я счастлив, совесть тому порукой, - Владимир привлек ее на грудь и осыпал поцелуями заплаканное личико.

Сашенька приникла к нему и пуще расплакалась, теперь от счастья. Все сомнения вмиг рассеялись, более ничего не стояло между ней и супругом.

- Тебе надобно беречь себя и наше дитя, а ты что же делаешь? - ласково укорял Владимир, нежно гладя ее по головке.

Сашенька не припомнила, когда ей было так хорошо. Она послушно отерла слезы и улыбнулась.