Святочный сон

Победил офицер. Соня видела, как спешились всадники, Дюваль что-то горячо объяснял сопернику и был непривычно возбужден. Офицер снисходительно трепал его по плечу. Затем соперники взяли под уздцы лошадей и увели их куда-то. Дюваль вернулся мрачным, с обиженной физиономией натянул редингот, протянутый Мишей. Соня сунулась было его утешать, но он так посмотрел, что бедная девица прикусила язык. "Как некстати огорчился Дюваль! - подумала она. - Теперь к нему и не подступишься..." А вопросов скопилось - пропасть!

Молча направились в балаганы. Тут дети скоро забыли поражение учителя, дивясь всяческим чудесам. Они остановились подле театра Петрушки, да Соня, с брезгливостью послушав шутки кукольного героя, тотчас увела их подальше.

- Позорище! - проворчала она.

Дюваль продолжал безучастно молчать, и это весьма раздражало бедную девицу. Дети стали просить разрешения покататься с ледяных гор, устроенных на широкой площади у Петровского дворца. Тревожась, как бы чего не случилось с девочками, Соня сама взобралась с ними на гору и даже рискнула скатиться вниз. Салазки, на которых она съезжала, все норовили выскользнуть из-под нее, от скорости захватывало дух, и Соня невольно визжала точно так же, как ее питомицы. Дюваль изволил улыбнуться, наблюдая за ними со стороны. Храбрец Миша катался, держась на ногах, что удивляло и восхищало девочек. Наконец они устали, и, разгоряченные, румяные, запорошенные снегом, вернулись к Дювалю. Тут Соня с невольным трепыханием сердца вновь прочла в глазах учителя ласковый интерес.

Пошли по балаганам. Посмотрели диораму, восковые фигуры, батальные сцены. В одном из балаганов их задержало выступление фокусников разного рода и глотателей яда и огня. На беду Миша потянул спутников в высокий балаган с матерчатым куполом: там изумлял всех своим искусством канатоходец. Дети с замиранием сердца следили, как тот не только ходит по натянутому туго канату, но и устанавливает стол и стул и непринужденно завтракает, балансируя на высоте в несколько метров.

Чадили факелы, толпа стискивала со всех сторон, и Соня не чаяла выбраться отсюда. Однако дети в восторге вопили:

- Нет, Соня, еще, еще посмотрим!

Народ все прибывал, далеко оттеснив их от выхода, и Дюваль уже высказывал тревогу. Они поднялись на дощатый помост, чтобы не было так тесно, однако и туда ринулись толпы, теснимые снизу.

- Пробиваемся к выходу! - скомандовал Дюваль и пошел вперед, прокладывая путь остальным.

Они уже достигли края помоста, как вдруг раздался чей-то ужасный крик:

- Горим!

Толпа, состоявшая по большей части из молодых парней и мужиков, всколыхнулась и ринулась к выходу, сметая все на пути и давя упавших. Дюваль крикнул Соне:

- Детей вперед!

Не теряя хладнокровия, молодая особа втиснула детей перед собой и прикрыла их своим телом. Испуганные дети тесной кучкой следовали за Дювалем, который с невероятной силой расталкивал безумную толпу и прокладывал им путь к выходу. Внезапно откуда-то вырвалось пламя и закрыло дорогу. Дети закашлялись. Соне щипало глаза, и она почти ничего не видела. Дюваль, держа напор толпы своим телом, быстро осмотрелся по сторонам. Дым заволакивал балаган, не давая дышать несчастным жертвам. Горела уже материя купола, занявшаяся от драпировки, прикрывающей голые доски балагана. Все началось, верно, с факела, нечаянно вырванного из гнезда.

- Наверх! - неожиданно скомандовал Дюваль и стал пробиваться назад, откуда они только что выбрались.

Поднявшись на помост, который грозил вот-вот вспыхнуть, Дюваль бросился сдирать материю купола, которая начиналась именно с этой высоты. Ему уже помогали другие мужчины, откуда-то взялся нож, дело пошло быстрее. Когда образовалась брешь, пламя вспыхнуло с новой силой, снизу раздались вопли погибающих в огне.

- Прыгайте! - крикнул Дюваль Соне.

Она с ужасом смотрела в открывшуюся пустоту.

- Немедленно прыгайте и принимайте детей! - яростно рыкнул молодой француз и добавил несколько неблагопристойных слов на чисто русском языке.

Соня закрыла глаза и ухнула вниз. Она не разбилась и даже не покалечилась: под ней оказались большие, еще не заледеневшие снежные сугробы. Едва опомнившись, Соня вскочила, чтобы поймать падающую на нее Катю. За ней последовала Лиза, а Миша спрыгнул сам.

- Скорее уходите! Уходите! - кричал им сверху Дюваль, из последних сил сдерживающий напор тел.

С трудом карабкаясь по сугробу, Соня тащила девочек за собой. Они насилу успели. Сверху, как по команде, посыпались люди, падая друг на друга, давя и калеча. Несмотря на страх и ужас, Соня помнила о Дювале. Отведя детей к саням и не обнаружив ни одного кучера, она строго-настрого наказала Мише никуда не отходить и смотреть за девочками.

- Ты куда? - спросил ее бледный Миша, который держался изо всех сил, чтобы не вопить, как Лиза и Катя. - Соня, ты скоро вернешься?

- Да, милый, - вытирая с его лица сажу, успокоила Соня. - Я только посмотрю, как там Дюваль.

Она вернулась к месту бедствия, и страшная картина открылась ее глазам. Балаган полыхал, а люди в бессилье бегали вокруг, не зная, как помочь оставшимся в балагане. Полицейские оцепили пожарище, не принимая мер. Да и поздно было. Пожарной команде не подоспеть, даже если и заметят на городской каланче дым, и пошлют команду в нужном направлении. Слишком далеко от города.

- Что же вы стоите? - вскрикнула Соня, обращаясь к усачу в полицейском мундире. - Надобно тушить пожар!

- Никаких указаний не было, - ответил тот, дрогнув усом.

Люди сами помогали обожженным, снаряжали повозки для раненых. Соня металась вокруг балагана в надежде увидеть Дюваля. Думать о худшем она не желала, но как же ей было страшно! Он спас ее и детей, а сам? Спасся ли сам? Она металась вокруг оцепления, и видела обожженных людей, которые прыгали из огня и падали возле балагана. Не вынеся этого зрелища, Соня ринулась за оцепление, но была весьма чувствительно схвачена дюжим молодцем в мундире.

- Не велено, сударыня! Не велено пускать. Извольте отойти подальше.

Она билась в сильных руках, не помня себя и думая лишь о погибающем Дювале.

- Отпусти женщину, каналья! - услышала Соня знакомый голос, и почувствовала, как ослабела хватка квартального и она очутилась на свободе.

Перед ней стоял Дюваль. Не замечая сажу и грязь на одежде, превратившейся в лохмотья, Соня с плачем припала к груди француза и замерла на миг, сжимая его в своих объятьях.

- Вы живы! Боже, какое счастье, вы живы...

- Полегче, Соня, полегче, - пробормотал Дюваль по-русски, и Соня, отпрянув, увидела, что он морщится от боли: - На мне живого места нет.

Только теперь девица заметила на его лице и руках ожоги.

- Немедленно домой! - закричала она. - Вам надобно наложить повязки!

- Не теперь. Вы сядете в одни сани, Филька отвезет вас. А мы с Василием задержимся. Везите, Соня, детей домой. Они и без того натерпелись.

- Но как же вы? - растерянно спросила молодая женщина, не выпуская из рук край одежды Дюваля.

- Я скоро вернусь. Поторопитесь же!

Соня послушалась, но покуда шла до экипажа, все оборачивалась назад. Она увидела, как к Дювалю подвели Ахилла, и он взялся впрягать его в наспех сооруженные сани, на которых лежали несчастные жертвы пожара.

Притихшие дети сидели в санях, накрывшись медвежьей полостью и тесно прижавшись друг к другу. Они обрадовались Соне, словно уже и не чаяли ее увидеть. Девочки тихонько плакали, братец мужественно утешал их.

- Соня, мсье Дюваль забрал наши сани, - сообщил Миша. - Мы поедем вместе.

Соня обняла его и поцеловала.

- Да, мой ангел, я знаю.

Тут появился Филька, весь перепачканный сажей, но не утративший веселости. Как ни в чем не бывало, он свистнул и взмахнул кнутом:

- Посторонись!

И они помчались, с облегчением удаляясь от этого страшного места.

По дому с быстротой молнии разнеслась весть о беде, в которую попали дети. Они едва успели подняться на крыльцо, как вся дворня столпилась в передней с причитаниями и воем. Соня, давно взявшая себя в руки, гневно воскликнула: