Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 110 из 122

«Это он!» — На Айрин накатило озарение. Ее Алариен, ее родной, любимый. Это осознание больно ударило девушку. Айрин задыхалась. У нее потекли слезы из зажмуренных глаз, часто капали с длинных ресниц, черные брови высоко были подняты…

Она подошла к черному носу. Погладила маленькие черно-синие чешуйки вокруг изгиба носа, которые оказались на удивление мягкими.

«Родной мой, не бросай меня!» — Обхватила огромную голову насколько могла и ткнула бархатный нос дракона с окровавленными ноздрями себе в грудь, как когда-то по ночам, когда ее любимый мог спать только в таком положении. Закрыла глаза и всей душой начала призывать его.

— Эссейл, возвращайся, — повторяла Айрин, — иди ко мне, любимый, возвращайся…

…Сначала была боль. Он попробовал вздохнуть, не получилось сдвинуть многотонную скалу огромного тела. Перед глазами все завертелось, весь правый бок и рука горели огнем, легкие разрывались от недостатка воздуха. Глаза стали сами закрываться под непомерной тяжестью огромных век. Мир захлопнулся перед ним… А потом пришла большая усталость и стерла, сгладила все. Это был сон наяву, когда нет никаких мыслей, когда только изнеможенно отдаешься слабой пульсации крови и солнечному теплу…

Лужайка светится в блеске позднего лета. Он лежал на лугу, голова утонула в высокой траве, травинки клонятся из стороны в сторону, они весь его мир, ничего больше не существует, кроме легкого их покачивания в ритме ветра. Там, где одна трава, ветер пробегает по ней, тихо звеня, точно коса вдали, а если среди травы растет сладкий клевер, то здесь звук ветра темнее и глубже. Нужно долго лежать и слушать, пока уловишь его. Вокруг сияющий блеск солнца. Он растворяется в этой красоте и умиротворении…

— Эссейл, любимый, вернись…

— Мальчик мой, вернись…

Отдаленное, на краю сознания, на краю жизни — родные голоса…

— Вернись…

Музыка ее голоса околдовала его.

— Вернись…

Эта музыка была как южный, чуть солоноватый ветер, как теплая ночь, как распахнутые крылья под звездами, совсем не похожая на жизнь, жизнь ужасна, а эта музыка прекрасна. Перед его мысленным взором открывались широкие яркие дали. Казалось, что шумит глухой поток нездешней жизни; исчезала тяжесть, терялись границы, были только блеск, и мелодия этого голоса, и любовь;

«Почему столько горя в ее голосе?»

Слушая ее, просто нельзя было понять, что где-то есть нужда, и страдание, и отчаянье, если звучит ее голос.

— Вернись, любимый…

«Куда? Зачем?»

— Вернись, любимый…

Она зовет…

Она его Любовь, его опора, его жизнь — она — это факел, прилетевший в его бездну, осветивший всю глубину ее темноты. Он схватился за голос, потянулся к нему. Его окутал знакомый аромат. Теперь два якоря в его бездне…

— Мальчик мой, вернись…

Родной голос, лучший друг, родная энергия, мощным жгутом обрушилась она на него, вцепилась в него, тянет. Десятки тоненьких ниточек жизни протягивались к нему со всех сторон, они впивались в него, тянули его, опутывали, выдергивали из темной бездны забвения…

— Держим, держим, — услышал он чей-то шипящий напряженный голос, звучащий глухо, словно издалека.

— Эссейл, любимый, вернись…

— Оборачивайся, родной, оборачивайся…

…Что это? Все замерли. Еле-еле заметное движение, затаенное содрогание… Что это? Последняя дрожь перед концом?

Но движение усиливается. Оно становится ровнее, переходит в дыхание, в биение сердца…

— Дышит! — Кто-то снизу закричал.

Грехем дрожит, запечатывает кровь, еще, еще. Ему нужна вся их энергия, чтобы сделать следующий вздох…

Волна за волной энергия наполняет его, возвращает его назад — назад из неба, из рек, деревьев, листвы и земли…

Айрин грудью почувствовала теплый толчок воздуха — судорожный, очень слабый вздох.

— Да, любимый, да, еще…

Раздвоенный язык тихонько вылез из огромной пасти, лизнул ее… Еще…

— Эссейл, возвращайся ко мне!

Все тело дракона затряслось. Дракатоны посыпались с него, как мелкий горох на землю.

— Оборот! — Чей-то дикий крик.

Кати, пошатываясь отошел, застыл, с отчаянной надеждой смотря на огромное тело, глаза у него были совершенно бешеные и круглые. Дракон замерцал и через секунду перед ними вниз лицом лежало обнаженное тело дракатона, все еще покрытое черно-синей чешуей — ребра наружу, весь в крови, но живой…

…Головокружение начинается снова, но оно уже не опустошает его невыносимой болью; наоборот, оно приносит с собою нечто, что наполняет его и остается в нем. Горячая волна проходит по нему и он становится трепетанием, ощущением, чувством, резкое падение вниз, он становится руками, телом… Пустая оболочка наливается жизнью; зыбко, легко и окрыленно хлынула от него смерть. Он открывает глаза, беспомощно хлопает ими…

«Где я? Что со мной? Спал я?»

Эссейл начал беспомощно оглядываться. Раскрыл рот и несколько раз заглотал воздуху.

К нему со всех сторон ринулись какие-то люди, что-то кричат, крутят его тело, ему больно, больно, больно, громко вокруг, его положили на спину, кто-то крепко держит за правую руку, дергают, зачем то ковыряют в его ребрах, выдергивают, кто они? Это Гарри? Ничего не видно. Весь правый бок и рука начинают гореть огнем. Дракатон очевидно ничего не понимает, дико крутит совершенно обалдевшими глазами.

— Он ухо-о-одит!

Как громко…

Его трясут…

Новый поток энергии…

Снова удар…

Ур-р-р-роды-изверги…

Чьи-то губы целуют его, наверное опять Лиззи, вдувает в него ядовитый воздух…

Интересно, а зачем они ему руку отрезают…

Сила утекает через все дыры…

Снова энергия…

«Странно, все воспринимается иначе. Словно все окружающее потихоньку от тебя отползает. Земля будто выскальзывает из-под ног»

Он чувствует, что ему не удержаться, сейчас упадет, земля под ним наконец убежала, цепляется, изо всех сил борятся с этими монстрами, обступившими его…

Воздух заряжен яркими, жалящими частицами и они больно впиваются в его тело.

«Кажется, часть меня осталась позади, только не помню, какая именно»

— Тихо, тихо, любимый… — Наконец, родной голос, любимый запах, мягкие руки на его лице.

— Не трогай его! — Чей-то злой голос. Ее оттолкнули чьи-то грубые руки.

— Нет, дай ей, спокойно Стаси, ты что не видишь…

Вокруг потрясенный шепот, на нее уставились многочисленные глаза, они смотрели молча и ошалело:

— Аларианта! Его Аларианта…

Так они и сидели около его тела, голова Эссейла на коленях Айрин, ее руки на его щеках, закрыла глаза, читает заклинание за заклинанием. За правую, здоровую, руку его держит додзен с закрытыми глазами. Кати в полуобморочном состоянии, с трудом удерживает себя в сознании. Грехем ползает по израненному телу Эссейла, лечит…

«Когда же этот ужас закончится?» — Снова и снова спрашивала себя Айрин. Эссейл опять умирал, лежа на ее коленях. Это какие-то замкнутые круги по которым они вращаются и никак не сойти с их пути. Для этого надо все разбить вдребезги, чтобы кругом одни осколки. Тогда они смогут начать все заново.

Грехем пытается поставить ребра Эссейла на место, накладывает тугую повязку на изуродованную руку. Айрин качает сердце любимого, дышит вместе с ним…

Ей чудилось, что вдребезги разбита и она сама, и никогда ей не обрести прежней цельности. Жизнь ее любимого вяло трепыхалась на ее коленках.

Несколько раз им казалось, что его душа покидала тело.

— Проклятье! — вскрикивал Кати. — Мальчик, держись.

Кожа Эссейла стала холодной. Попытки растереть его тело и руки ни к чему не привели, он с каждым мгновением остывал, порой Кати ощущал, как все дальше ускользает присутствие его шелана…

На землю спустился вечер, еще один вечер, пронизанный умиротворением цветущей южной природы, когда дракатоны, положив тело своей святыни на самодельные носилки, покинули Дворец Джинны.

К тому моменту, когда дракатоны вошли во дворец, Гарри и его спутники уже убежали. Все были голодными, уставшими, но Рэйд приказал не задерживаться. Наспех взяли всю еду, оставшуюся после нашествия суларцев, одежду Эссейла и Айрин, одеяла и поспешили прочь, накрепко запечатав замок заклинанием.