Страница 4 из 106
На юге, в жаркой Аголии — маги смерти. Империя Аголия находится в расцвете своего могущества. В нее входят три больших острова, лежавшие между Северным и Восточным Порогами: Кареат, Атуан, Гурар. Язык, на котором говорят их жители, белокожие и желтоволосые злобные дикари, пьянеющие от вида крови и пылающих городов, не походит ни на один из языков материка.
Огромный остров Готн, в Северном море знаменит своими магами, повелевающими морскими силами — погодой, волнами, ветрами, течениями.
На северо-западе от Креландии — Вередия — там живут маги артефактники и менталисты.
И конечно, наиболее многочисленный магический дар жизни — целительства, появлялся повсеместно.
К сожалению или к счастью, народ Креландии даром магии был серьезно обделен, практически не рождаются маги в нашей стране. В давние времена магов в Креландии считали опасными и старались уничтожать их, в новой истории император Дарко всячески старается способствовать развитию магии, одаренных детей находят, их и их семьи осыпают всякими житейскими благами, детей обучают и нанимают на государственную службу, чтобы они служили стране и народу. Но, несмотря на все старания, в основном у нас появляются маги целители. Дарко вовсю привлекает магов из других стран, суля им обеспеченную жизнь и защиту. Недавно стали появляться маги артефактники, которые могут заключить магию целенаправленного действия в определенные материальные предметы. И, конечно, наша основная сила — техническая магия — создание магических снарядов, взрывного порошка, огня, который мог гореть часами и не мог быть потушен водой. В основном наша страна техногенная, лишенная магии, мы предпочитаем подчинять природу техническими достижениями.
Ардор же всегда был закрытой страной, неизученной, так же как и свойства магов Ардора были неизвестны. И только начав войну, пришло понимание, что звери владели магией природы. Абсолютно разрушительной, неистовой магией, повелевающей природными стихиями. Они могли вызвать ужасающие ураганы, внезапные землетрясения, вздымающие целые овраги и леса перед имперскими войсками, ужасающими силой наводнениями, смывающие целые армии.
Третий год войны.
Страна одела траур. Не осталось ни одной семьи, не затронутой войной. Вот уже два года как я не видела отца. Братья рвутся к нему, но, к облегчению матери, император не позволяет наследникам присоединиться, слишком жестока, слишком кровава эта война.
Ранний весенний вечер. Я, в темном платье военного образца, сижу в своей личной гостевой зале около окна. На зеленом фоне молодой листвы белоснежные кроны цветущих деревьев мерцают в косых лучах закатного солнца. Романтическо-меланхолическое настроение. Напротив меня сидит мой Эжери, моя первая любовь. Сердце сладко замирает, он пришел сделать мне предложение, я полна любовного томления, глаза влажно блестят, я готова услышать великие слова. Герцог Эжери Кранбский небрежно развалившись в кресле, вытянув скрещенные в лодыжках, длинные, в сапогах до колен, мускулистые ноги первоклассного наездника. Весь этот вечер он смеялся и болтал, солнце било ему в лицо сквозь высокие, украшенные орнаментом стекла, заставляя жмуриться. Высокий, стройный и узкобедрый, загорелый, светловолосый, в красно-белом военном мундире и черных бриджах. Все эти года Эжери и я были не просто неразлучными товарищами — нет, нас роднили более крепкие узы, любовь. Я знала, что Эжери влюблен в меня, я видела как он смотрит на меня, когда думал, что я чем-то увлечена и не замечу его страстных взглядов. Молодые, благородные, здоровые, ловкие и грациозные, мы были под стать друг другу — одинаково жизнерадостны и беззаботны, мы были рождены быть счастливы вместе.
— Мира, — начал наконец он, — я затаила дыхание, судорожно теребя платье, вот оно, кровь стучала в висках, огромное количество разнообразных мыслей проскакивали у меня в голове, — "как я скажу родителям… ха, Агнетта с ума сойдет от зависти, она тоже в него влюблена…да он достаточно знатен… обязательно белые ажурные перчатки к платью… перееду ли я в его дворец… как это будет в первый раз, говорят это так больно… дети, готова ли я к ним, я так еще молода… о да, как я его люблю… прекрасное белое свадебное платье, да, я уже представляю себе его фасон, зауженная талия… а папа, приедет ли он… а война… а что подумают люди… да, многие сейчас умирают, но имею ведь я тоже хоть маленькое право на счастье…" — немыслимо, все эти мысли пронеслись за те две секунды томительной паузы, — "ну, давай же, я готова, да, да, да… надо бы его чуть-чуть помучить, задуматься, потомить, ох как это сладко, жаль он не делает это на коленях… а откуда он узнал размер моего кольца.."
— Мира, я ухожу на войну, скоро.
Удар, шок, неверие, кровь прилила к моим щекам. Я почувствовала себя униженной, обманутой.
— Почему? — ничего умнее не смогла я придумать, руки дрожали от ярости, как он смел так меня унизить, дать надежды, — "о создатель, я судорожно вспоминала наши прошлые встречи, не проявила ли я чувств, не давали ли понять… как я буду выглядеть, если в высоком обществе заметят. Нет, завтра же надо подчеркнуть, особенно при Агнетте, что нисколько, нисколечки я им не заинтересована…"
— Так ведь война, глупышка! Война закончится со дня на день, и не стану же я сидеть дома, когда другие воюют, становятся героями, как ты полагаешь? Я уже два года пропустил, понимаешь?
— Но почему ты, ты ж так молод и благороден, там достаточно простых солдат, не таких умных, не таких перспективных! — Я не знала какие еще аргументы привести, не кричать же, останься при мне мой белокурый ангел, что обо мне подумают люди.
— Да нет же, прелесть моя, война, война непременно, — сказал Эжери. — Конечно, звери теперь боятся нас, особенно после того, как генерал Вордербар позавчера выбил их из города Боден. Меня ославят трусом на весь свет. Все наши уже там. Помнишь Ксандре, он уже год как ушел на войну, участвовал в освободительных рейдах на Анген, был ранен, награжден! Я недавно встретил маркиза Антона Капрского, он был здесь в отпуску по причине ранения, он тааакое рассказывает… «да, знаю, что он рассказывает, — мрачно подумала я, — сладенького захотелось тебе дружок, пудинга между ног…»
— Но, он рассказывает такие жуткие, неблагородные истории, — попробовала остудить его пыл я, ты не боишься потерять себя? — Эжери всегда славился повышенным, утонченным чувством достоинства.
— Ах Мирашка! Ты все-таки забавная. Это же война! Как мы можем развивать наши внутренние ценности и благородство в мире, где существуют и воюют звери Андорцы. Ах, какими полными достоинства людьми до кончиков ногтей мы станем, когда мы победим! Тогда мы сможет быть добрыми и мягкими и будет печься о других и думать о соблюдении приличий… И мы будем добрыми ко всем несчастным. Я лично буду носить корзинки с едой беднякам, суп и лекарство — больным. А пока идет война, пока умирают наши братья и мире существуют звери… пока мы не может вести себя благородно, мы должны бросить все силы своей богатой натуры на достижение нашей цели.
— Завтра моя мама организовывает прощальный пикник для благородного общества, ты придешь? — перевел тему он.
Раньше, до войны, пикники и балы устраивались в округе почти каждую неделю. Этот же пикник был единственным великосветским мероприятием в нынешнем году. Это привлечет весь свет, наконец хоть какой то свежий вздох среди черной тоски и отчаяния, охватившее общество Креландии в последнее время.
— Конечно я пойду. Да и девчонки мне не дадут не пойти, фасоны платьев горячо обсуждаются все последние две недели. Только не знала я печальный повод проведения столь великолепного события.
— Лишь бы завтра не было дождя, — сказала я. — Уже целую неделю почти ни одного дня без дождя. Ничего нет хуже для шелковых платьев, чем вода.
Погода чудесная. Дом герцога Кранбского еще не был виден, но уже издалека можно было почувствовать аппетитный пряный запах жарящихся на вертеле бараньих, свиных и говяжьих туш. Просторный, во всю ширину дома, холл был уже полон гостей, и когда наша карета остановилась у парадного входа, у меня зарябило в глазах: девушки в ярких платьях, словно пестрый рой мотыльков, заполняли лестницу, ведущую на второй этаж, — одни поднимались, другие спускались по ней, обняв друг друга за талию, или, перегнувшись через резные перила, со смехом кричали что-то молодым людям, стоявшим внизу, в холле. Там же был и мой любимый Эжери.