Цена предательства

— Ежели бы мы знали, что вы плохо себя чувствуете, моя дорогая, праздник бы отменили, — сказала мать вежливо, скорее по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которые были уместны и не важно было ни ей ни кому другому верили ли ей окружающие.

— Ах я так мучаюсь, — счастливо простонала умирающая маркиза, — но я готова на все ради такого блестящего общества!

Гостиная Анны Шамер начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Меронии, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили. Приехал и Эжери… Но он только вежливо поклонился императрице, весело подмигнул мне и пошел ласково ворковать что-то очень интимное сказочной красавице Элен. День был окончательно, отвратительно испорчен. Только воспитание и чудовищная выдержка помогли мне сдерживать слезы.

Вечер Анны Шамер был пущен. Люди с разных сторон равномерно и не умолкая шумели в разговорах, обсуждали ардорцев, победу, недавнюю церемонию, опять и опять возвращались к новому рабу маркизы:

— Ах а вы слышали, что король то Ардора, их владыка, сдох в пути, — говорит все всегда знающая маркиза;

«Ну сдох так сдох», — думаю я, — «там же, в этом Ардоре, еще много ардорцев, привезли бы мне хоть какого-нибудь…»

— Да вы что?

— Да, да, узнала из наивернейших источников…

— Вы видели, семье маркиза Сорраж тоже достался ардорец…

— Ах, как это несправедливо…

— Вы не видели еще моего нового раба, — или: — вы не представляете какая это боль, — говорила маркиза Анна приезжавшим гостям и подводила их к неподвижному рабу, демонстрировала его готовность выполнять приказы.

Когда объявили имя герцога Варава Кранбского и он вошел в гостиную, держа в руках золотую элегантную цепочку, пристегнутую к ошейнику гиганта-красавца раба-ардорца, это было последней каплей в чаще моего терпения. Сославшись на головную боль, я попросила позволить мне покинуть благородное общество.

«Ах, ужасно! Ай, ай, ай! Ужасно! Ах, как несправедливо! - твердила я себе и ничего не могла придумать. — И как хорошо все это было если бы у меня был свой собственный раб, как я хорошо б жила, ах как я была б популярна! И Эжери наконец обратил бы внимание на меня!

«Надо поговорить с отцом», — решила я, — «он меня любит, он купит мне раба, я ж не прошу ардорца, нет, хотя конечно хотелось бы, но я ж понимаю, что это совсем не возможно, мне бы мальчика из Мирии, например…»

Вернувшись во дворец, я, первым делом, принялась разыскивать императора, не нашла. Метаясь из угла в угол, я ринулась в единственное место, где я вот уже последние четыре года успокаивала свои нервы — мой самый главный секрет, моя страшная тайна.

Ничего бы не случилось, если бы не ссора с моими старшими братьями четыре года назад. Алек — взрослый девятнадцатилетний наследный принц, уже тогда на две головы выше меня, пятнадцилетней. Алек был похож на отца — сильный, высокий, темноволосый, воин- будущий император. Маркус же, на полтора года младше Алека, был из рода мечтателей — он предпочитал посвящать свой досуг раздумьям, а не действиям, упиваваясь радужными грезами, не имевшими ничего общего с действительностью. Он жил, довольствуясь своим внутренним миром, еще более прекрасным на его взгляд, чем Креландия, и лишь нехотя возвращался к реальной действительности. Взирая на людей, он не испытывал к ним ни влечения, ни антипатии. Взирая на жизнь, он не омрачался и не ликовал. Он принимал существующий миропорядок и свое место в нем как нечто данное, раз и навсегда установленное, пожимал плечами и возвращался в другой, лучший мир — к своим книгам, музыке и мечтам.

Тогда, четыре года назад, братьев учили быть руководителями, будущими императорами — история, политика, экономика, лучшие учителя учили их владеть мечом, копьем, ездить на лошадях, руководить людьми, а меня, хрупкую принцессу — петь, улыбаться и подчиняться. Меня это жутко расстраивало, конечно, они, наследники, мужчины, их доля руководить и подчинять, а я просто выйду замуж… Всеми силами я боролась, протестовала, хватала меч, просила научить меня скакать на лошади. Будучи осмеянной братьями в очередной раз, я, в слезах, бросилась прочь.

«Вот убегу, далеко, далеко, пропаду, съедят меня страшные, огромные пауки в том самом дальнем и темном углу того брошенного коридора, умру всем им назло… Будут они плакать и горько кричать вернись, вернись…», — с такими горькими мыслями неслась я в тот самый страшный и темный коридор и было мне все грустнее и грустнее, когда я представляла всю их печаль, и плакала я сильнее и сильнее, уже забыв свою обиду, а оплакивая свою смерть и их будущую печаль, забилась я в какую то темную, глубокую нишу, прижалась спиной к шершавой стене, все…вот тут я и умру…и вдруг услышала я глухой рык, сдвинулся мир сзади меня…и я с криками провалилась назад, в темноту. Наверное на какие-то несколько минут я потеряла сознание, звука закрывающейся стены я не слышала, очнулась я в полной темноте, окруженная грубыми каменными стенами. Сколько провела я там времени, крича, царапая, ударяя камни, я не знаю, только в какой-то момент я, видимо, нажала на нужное место и тяжелый каменный блок бесшумно отодвинулся, явив мне выход в ту же темную нишу.

Зареванная, вся грязная, в паутине, вернулась я обратно, готовая рассказать о своей находке братьям, но Алек, увидев меня, насмешливо спросил:

— Ну что, великий воин, вернулась, сколько пауков убила ты, смешное создание? — вокруг все засмеялись.

Этот момент изменил всю мою дальнейшую жизнь. Я замолчала, обиделась и ничего не рассказала. Намного позже, обдумав все, что случилось, я вернулась в ту нишу, ощупав стену, я нашла скрытую кнопку, открыла дверь, нагнулась и вступила в темный проход через узкую щель. Я знала из многих рассказов старых слуг, что есть легенда о старом лабиринте императорского дворца. Построенный неизвестно сколько поколений назад, лабиринт пронизывает весь дворец, он под землей, за стенами, в погребах, в подвалах, под холмом, под всем дворцом.

— Тогдашний правитель велел умертвить всех рабочих, строящих дворец, ради сохранения тайны лабиринта, — рассказывала нам, детям императора, старая нянька перед сном.

Это невообразимая путаница туннелей, огромный город под дворцом, в дворце, черный, полный монстров, привидений и тишины. Но, несмотря на поиски, никто его так и не нашел. Зато нашла я.

Когда блок закрылся за мной, я подавив панику, вспомнила, где я нажала на скрытый замок — дверь послушно открылась, закрыла снова. Огляделась, прошла несколько шагов и увидела тонкую щель света сквозь каменные швы стены — маленькое, незаметное окошечко, позволяющее мне увидеть коридор, по которому я недавно шла. Прошла дальше. Туннель шел вниз. Тут было сухо, воздух был на удивление теплым и свежим, только чуть-чуть пахло пылью. Многочисленные окошки — снизу, на верху, на уровне моей пояснице и моих глаз — открывали потрясающую возможность все видеть. Я поняла, что попалась. Я никому не скажу об этом лабиринте, я исследую его сама…

За последующих четыре года я далеко продвинулась в своих исследованиях. Боясь быть увиденной оттуда, снаружи, я никогда не использовала свет, я шла, шагая вдоль стен многочисленных коридоров, легко касаясь их пальцами. На огромных каменных блоках были впадины, где-то они были гладкими, где-то шершавыми. По началу я использовала веревку, привязав ее у входа, я шла по лабиринту, разматывая клубок. Потом я записывала повороты, по ночам зубря их в своей комнате. Теперь, через четыре года, я с легкостью могла найти тайный коридор ведущий к практически любой части дворца. Сколько тайных, интересных разговоров я подслушала, стоя в темном коридоре, прижавшись к узкой щели, я знала кто и как спит с моими братьями, я знала кто из знати и с кем изменяет. Я присутствовала практически на всех тайных собраниях императора со своими советниками, слышала их тайные же обсуждения между друг другом. Я видела убийства и измены, слезы и проклятия.