Последний ключ

Потом был Большой королевский совет, где я уверенно уселась во главу стола с полным правом и стойко снесла все горящие праведным гневом взоры. Простите, любезные, этим меня не возьмешь. Теперь уже не возьмешь.

Но к собственному удивлению, я услышала на совете не только жалобы и стенания из-за последствий войны, увидела не только поднятые в недоумении по поводу моего председательства брови. Лакит желал жить, желал возрождаться. Знать спорила о том, сколько мы выручим от плененных ренейдов - продажи ли в рабство тех, кто победнее, выкупа за тех, кто побогаче; сколько следует затребовать от Ламы, как чинить дороги, на что содержать армию... И не я первой спросила, не пришла ли пора разобраться с предателями, воздать им по "заслугам" за кровь Надорра и прочих...

И скоро никому уже не было дела, женской ли рукой подхвачены вожжи, если колесница правится куда надо...

А потом был пир. Фактически это было пиром по случаю окончания войны, но пока Лонель еще сражался, никто не рисковал говорить об этом вслух - приметы дурные, видите ли.

И я просила Паллада быть моим гостем на этом пиру. Он согласился не сразу, предупредив, что уедет тотчас после пира. Не по нутру мне все эти церемонии, тихо ворчал он под мои долгие уговоры.

Мы рука об руку вошли в пиршественный зал - черноволосые, стройные, красивые, в сине-серебрянных цветах Рыси, не идя, но словно танцуя неведомый танец, известный только нам двоим, - и ошеломленный шепоток сопровождал каждое наше движение. Кто он? Откуда? Чужак? Маг? МАГ?

О том, что Эльяс был убит мной, знали все, о Палладе слышали единицы. Смуглый, хищный, неулыбчивый, он внушал страх... Околдовал? Да, посмотрите, она же околдована... Нет же, говорят, ее нельзя околдовать...

Паллад мрачно поводил темными пронзительными глазами, сидя рядом со мной за роскошнейшим столом в мире. Даже война оказалась не помехой богатому убранству, изобилию яств и великолепных вин. А изящная рука моего гостя сжимала кубок так, словно хотела его раздавить... Птица вольная, разве можно тебя в клетку, пусть и золоченую? Я старалась не замечать тени, что с каждой минутой все больше накрывала его и без того резкие черты, и сердце мое разрывалось на части...

Он что, станет Надорром? Ужас... ужас... ужас...

Я привычно принимала слова приветствия, улыбалась, хвалила, журила, поднимала бокал за честь и славу... А лицо Паллада каменело, взгляд уходил в себя, далекий, отстраненный, чужой... Иногда я легко касалась пальцами его руки, жестом прося остаться, не уходить прямо сейчас, и он подчинялся, едва ли не скрипя зубами...

Легкая, как ночная тень от облаков, я шла по узким темным тоннелям. Свет был ни к чему, я и без него знала, куда идти. Пальцы, пышущие жаром от волнения, касались холодного равнодушного камня и мгновенно впитывали его безразличное спокойствие. О, спокойствие мне сейчас пригодилось бы, ибо то, что я собиралась сделать, полыхало пожаром на моих щеках. Подол длинного, расшитого серебром и жемчугом тяжелого одеяния волочился по пыльному полу, я рассеянно приподнимала его, чтобы тут же забыть о нем. Все, пришла. Здесь. Пальцы осторожно нащупали деревянную рамку, медленно отодвинули заслонку...

Он был там. Мрачной тучей взирая на копошащихся слуг, споро, и все же церемонно раскладывающих богато расшитую шелком одежду, сносящих в угол его собственные скудные пожитки и даже пытающихся их распаковать... Это оказалось последней каплей. Я-то к такому привыкла, а вот он...

- Достаточно, - с досадой рявкнул он и обреченно махнул рукой в сторону выхода. Слуги на мгновение замерли, закопошились вдвое быстрее прежнего и, беспрестанно кланяясь, улыбаясь и пятясь назад, вышли вон, осторожно прикрыв за собой дверь. Он подошел к захлопнувшимся створкам, постоял секунду-другую, пристально вслушиваясь, положил брус засова и облегченно вздохнул.

В этот момент мне бы уйти. Я и так сгорала от стыда, подглядывая за ничего не подозревающим мужчиной. Но я не ушла.

Паллад расстегнул пояс - богато украшенные ножны с ритуальным кинжалом, тихо прошелестев, упали на ковер, но длинный ворс заглушил звук падения. Рывком стянул с себя тунику, отшвырнул на пол, но после подошел, поднял, расстелил ее на постели и застыл на несколько секунд, пристально вглядываясь в искусно вышитый серебром на груди знак Рыси: кошка яростно рычала, прижав длинные уши к голове. Паллад пальцами осторожно коснулся рысьих ушей, провел по ним, словно лаская, покачал головой, тихо пробормотал себе что-то под нос и стремительно отошел прочь, подхватывая свои дорожные сумки. На свет показался видавший виды плащ и непритязательная шерстяная туника. Мужчина критично осмотрел их и принялся распускать на груди шнуровку. Сейчас на нем была тончайшая белая рубаха с широкими рукавами и высокими, со шнуровкой, расшитыми серебряными лианами манжетами, обнимающими руку от запястья почти до середины предплечья, темно-синие узкие штаны и высокие мягкие сапоги, делающие его еще выше и стройнее. Паллад задумчиво склонил голову, уронив на щеку прядь темных волос, его тонкие длинные пальцы рассеянно потянули за тесемки шнуровки, шелковая ткань с легкостью разошлась на груди... Я с коротким вздохом отвела взгляд. Что ж, пора за дело браться, пока у меня еще хватает смелости.

Я закрыла глаза, сделала несколько глубоких вздохов и решительно потянула на себя крохотный рычажок.

Едва слышный шорох открывающейся двери... Полоска света, становящаяся шире и шире... Шаг, другой... В оцепенении застыть, обнаружив того, кто только что был на другом конце большого покоя, рядом с собой, и не просто рядом...

- Оливия?! - у моего носа судорожно плясал кончик лезвия кинжала, а рука человека, державшего его, заметно дрожала. Приободрившись небывалым зрелищем совершенно растерявшегося Паллада, я небрежно отодвинула клинок в сторону, приподняла тяжелые бархатные юбки и переступила через небольшой порожек. Дверь потайного хода за моей спиной бесшумно затворилась.

- Надорра, - Паллад церемонно поклонился, с изумительной точностью копируя придворные поклоны, которых сегодня он насмотрелся немало, а когда выпрямился, на его лице не было и следа от растерянности: он был невозмутим, холоден и далек, как вечерняя звезда.

- Уже уходишь? - мой взгляд выразительно уперся в распотрошенные дорожные сумки.

- Да, - он ответил не сразу, рассеянно глядя на собственные вещи.

- А как же твоя награда?

- Все, что надо, я уже получил, - Паллад мягко развернулся и оказался рядом со мной нос в нос.

- У тебя есть право требовать большее. Ты можешь стать Надорром, - небрежно бросила я, улыбнулась и отвернулась. Слова дались мне с трудом. Просить и с замиранием сердца ждать ответа? Это, оказывается, не так-то легко.

- Надорр? - умудренно-невесело рассмеялся Паллад и сожалеюще покачал головой, - Эльяса убил не я.

- Что ж, - нарочито бодро заключила я, когда молчание стало нестерпимым. Подробными объяснениями отказа Паллад меня не побаловал, а просить у меня язык не поворачивался, - Тогда мне больше нечего тебе предложить. А Лакит обязан тебе многим и может быть благодарным...

- Лакит мне ничего не должен.

- Чего же ты хочешь? - голос мой дрогнул. Неужели он просто так уйдет?

- Я же сказал, что получил все, что мне надо, - он склонил голову, изучающе оглядывая меня с головы до ног, и с горькой тоской спросил:

- Прекрасная Надорра, ты ведь никогда не перестанешь быть Надоррой?

- Не быть Надоррой? Даже если бы я этого захотела, моя кровь никогда не даст мне забыть об этом, - я грустно покачала головой, отступила на шаг назад, другой, третий... а мои унизанные кольцами пальцы рассеянно нащупали на голове сложное плетение бесчисленных серебрянных нитей короны. Легкая, как перышко, изящная, с вкраплениями не слишком больших, зато чистейших драгоценных камней, корона была сделана специально для небольшой женской головки, но сейчас она казалась мне тяжелее мельничного жернова, она клонила мою голову долу и не давала мне дышать. Долг давил на меня, долг и честь, и у меня не было права от них отказаться. Не будь я Надоррой... Но я ею была. И неволить Паллада, заставляя его забыть о том, кто я есть, бесчеловечно. И просить ни о чем не стану - у меня еще есть гордость.