Последний ключ

И тогда он меня поцеловал. Неожиданно. Поначалу едва касаясь губами, обхватив мою голову ладонью, он целовал, целовал, целовал... нежно, потом жадно и ненасытно, пьянея и пьяня до безрассудства, и в этой лихорадочной трепетности, в этом восхитительном огне и закипающей силе его страсти я растворилась, перестала существовать отдельно от него, мужчины, которого любила. Я была его частью, как и он - моей...моей...

А потом вдруг послышался топот и в подземный зал, освещаемый почти затухшими факелами, ворвались Блистательные. Ворвались с мечами наголо и несмело остановились, едва вывалившись из прохода.

- Эльяс мертв! - послышалось удивленное, мгновенно переросшее в радостное и ликующее, - Проклятый Горностай сдох!

Перед нами метнулась тень - Тирдал стремительно присел на колено, склоняя передо мной голову.

- Надорра, - едва сдерживая радость, рявкнул он, а наглые глаза его между прочим вперились в Паллада в немом вопросе.

- Нет, - с ироничной улыбкой покачал головой маг, расцепляя руки, кольцом которых он оберегал меня, - Это она сама.

Мужчины!

Дозорная башня была разрушена наполовину. В стенах Лазурного дворца появились трещины, обвалился купол Малого Державного зала. Раскололся один из фонтанов в Оленьем дворике и вода выливалась из него жизнерадостными клокочущими ручьями на узорной каменной плитке. В Летописной башне треснули витражи, но лишь один из них осколками упал вниз и... не думаю, что когда-либо мне захочется восстановить это стеклянное изображение Найсала. Обвалился один из ажурных резных мостиков, ведущих из Малого дворца в сад. Таков был итог магической битвы, разыгравшейся под Шелом.

Потом мне расскажут о том, как тряслась земля, вздыбливая камень, как бушевали ураганные ветры, как рассекали воздух ветвистые молнии. Это еще счастье, что разрушений оказалось так мало, говорили мне.

Да, удивлялась я, это счастье. Ибо все могло произойти совсем по-другому. Лакиту еще предстоит учиться жить бок о бок с магией и магами.

Но это будет позже, а пока нам предстояло разобраться с тем, что есть. Когда Блистательные, окружив плотным кольцом и ощетинившись мечами, вывели нас из подземелий, в Шеле шли бои. Весть о смерти Эльяса заставила ренейдов дрогнуть, но не сдаться. Они дрались за каждый покой, за каждую галерею, за каждый двор. Прошедшие через Западный узел Блистательные, разбив направлявшихся к ним Бешеных Эльяса, вошли в Шел точно так же, как почти год назад сделали сами ренейды. Они взрезали внешнюю защиту древнего замка изнутри. И на самом деле понадобилось не так уж и много времени, чтобы размазать кровь врага по резным плитам Шела. А потом бои перекинулись на улицы Шелвахары, и я с радостью расслышала звонкие чистые звуки множества воинских рожков, сигналящих о начале осады - за стенами города выстроились боевые порядки лакитских войск.

Стены дрожали от сыплющихся на них ударов, в воздух взлетали молнии, камни, пыль и ошметки человеческой плоти, но удар был столь мощен, а ренейды столь растеряны, что сопротивление пало едва ли не после первой же атаки...

Паллад, едва оправившись, умчался к городским воротам, и я тоже рвалась туда, где метались человеческие волны, бьющиеся как прибой о городские стены, рвалась, останавливаемая Блистательными, и сердилась, не слушая ничьих увещеваний и доводов, пока мудрый Тирдал не бросил к моим ногам с видом довольного кота, приволокшего на обозрение хозяина пойманую крысу, человеческое тело. Это был Кайн Нехша. Тот самый Кайн Нехша, чьими усилиями Эльяс заполучил карты подземелий под Шелом. Тот самый предатель, которого я так долго искала. И вот ведь странно, желал Кайн того или нет, а именно он привел в Шел Блистательных: когда отряды надоррских гвардейцев и Бешеных столкнулись, предатель был убит и карта попала в руки Тирдала... Вскоре объяснилось и то, каким образом гвардейцы попали в зал Холхары: к немалому моему удивлению, Ледяная Лиран выжила после удара кинжалом в живот, ее, истекающую кровью, нашли гвардейцы и в обмен на карту сохранили жизнь и нашли лекаря. Однако когда я пожелала ее увидеть - ее и след простыл. Лиран не пожелала делить ответственность с Эльясом и улизнула, прихватив и всех своих людей. Что ж, от этого я не горевала.

Война с ренейдами продолжалась и она не закончилась одним взмахом чьей-то властной руки. Ренейды не желали уходить, они яростно дрались за свою добычу, честь... жизнь, наконец. Голова была мертва, а значит, и туловищу рано или поздно пришел бы конец, пусть ренейдские вожди рангом поменьше Эльяса и пытались возродить былую силу, единство и напор. Лакит словно очнулся ото сна, взбодрился, расхохотался и взашей выгнал со своей земли ненавистного врага-ренейда. Словно искра упала в стог хорошенько высушенного летним солнцем сена - таково было это пробуждение. Привыкшие к нашей покорности и растерянности ренейды с ужасом для себя обнаружили вызревшую до решительной ярости ненависть киттов. И откуда только взялась, удивлялись они. Да мы и сами удивлялись.

В те дни с Палладом мы виделись мало. Он как-то быстро сдружился с Тирдалом и вскоре уже воевал против магов ренейдов, пропадая в вылазках день и ночь. Как-то само собой получилось, что и Ипарт, и пришедшие с ним Писцы остались близ Шелвахары, поначалу вовсе и не встревая в чужую войну... а после став прекрасным кордоном на подступах к столице - недобитков, жаждущих мести, еще хватало. Ледяная Лиран увела за собой своих людей, однако ведь и у Эльяса магов хватало и именно их стараниями война еще продолжалась.

Я тоже в Шеле не сидела. И ничьи уговоры остановить меня не могли. Я разъезжала в окружении отряда Блистательных, вселяя в людей надежду на скорое возвращение домой. Субейя, Тутарла, Мерон, Донея... Не все было гладко, не скрою, но то время и вправду было временем надежд и радостного ожидания.

А потом наступил мир. То есть, воевать больше стало не с кем - тех ренейдов, кто не успел сбежать, попросту перебили, на границах выставили усиленные кордоны и принялись зализывать раны.

Да, боли было много. Дорого далась нам эта война, многому научила. Но в конце концов пришло время мира, пришло время возвращаться к долгожданному покою и процветанию. Шел и Шелвахару очистили от обломков и от присутствия ренейдов, намереваясь отстроить разрушенное после, не спеша и со вкусом. А пока довольно было и малого.

Примерно месяца через полтора после памятного поединка в Холхаре ко мне вернулись и имя, и родовая корона. Война еще продолжалась, на северных границах шли бои, на юге, в Лонеле еще добивали остатки войск ненасытной Ламы, под шумок ренейдского завоевания решившей оттяпать кусочек Лакита и себе... Но в исходе войны уже никто не сомневался и в Шелвахару потянулась лакитская знать.

Дорры и илары, кто со своими наследниками, а кто и всем семейством спешили засвидетельствовать свое почтение древней надоррской короне и собраться на Большой королевский совет. Кто с высоко поднятой головой, кто вжав эту самую голову в плечи, знать прибывала ко двору за милостью и немилостью, как делала это раньше не единожды. Вот только в этот раз их судьбы собирался вершить не Надорр. Именно этот факт вкупе с многочисленными слухами, самыми невероятными и разнообразными, о том, как и кем был убит Ренейдский Горностай и что происходило в Шеле в те дни, заставлял лакитскую знать поспешить в Шелвахару: пропустить коронацию женщины на Рысий трон, а значит, нарушение всяческих лакитских традиций, никто не желал.

Но к разочарованию самых ярых моих недоброжелателей, "глумления над лакитским троном" не свершилось. Я не взяла Рысью корону, не стала полноправным Надорром, хотя у меня были на это все основания и, захоти я этого, никто не посмел бы меня остановить. Меня не испугали бы чьи-то упреки или обвинения. Все дело было во мне самой.

Церемония была долгой, чинной и торжественной. Под придирчивым взглядом архонта Седрика Маравского, облаченного по такому случаю поверх привычного серого балахона в нарядную, расшитую серебром тунику, юные служки медленно и церемонно, словно в некоем танце с тайным смыслом, носили высокие, горящие синим пламенем свечи и тонкой резьбы серебрянные кадильницы, окуривая присутствующим дивным ароматом лорта и панила; хор безликих, ибо лица их были скрыты под тонким вуалями, жрецов в многоголосой гармонии пели молитвы и напутствия...Когда же архонт на вытянутых руках предподнес мне изящную женскую корону лакитских Надорр, рядом с ним по правую руку встал володарь Верхней и Нижней Наксен дорр Арнист Юстиан-ард - засвидетельствовать от имени всех дорров Лакита мое возвращение. После того, как я вернула дядюшке его сына Ардаста, закованного в цепи, но живого и невредимого, с пожеланием поступить с ним так, как повелит совесть и честь, разговаривать нам не доводилось и я, признаться, не знала, чего от него ожидать. А грузный, медведеобразный Арнист Юстиан-ард, заметно постаревший за последнее время, дождавшись, когда корона наконец будет водружена на мою голову, неожиданно для всех опустился на одно колено, нагнулся и поцеловал край моего платья. И как-то совсем не по этикету блестели слезы на его глазах...