Колючка и стихоплёт

Малика ощупала языком повреждения, но передние зубы, к сожалению, оказались на месте, придётся всё-таки выращивать голову. А вот левый клык сидел в десне некрепко, и кровь текла именно оттуда. Не раздумывая, она взялась за него пальцами и выдернула. В десне кратко, но болезненно кольнуло. Зуб был молочный, хотя выпадать явно не планировал, замена для него ещё не прорезалась.

– Дарю! – весело воскликнула Малика, кинув кровавый зуб прямо в Танечку. Подарочный клык попал в белую футболку, оставил красный след и упал к ногам.

Малика оттолкнулась от асфальта и поехала вдоль дороги, подальше от беседки, старательно скрывая повисшие на ресницах слёзы. Каталась она без малого полчаса, хотя больше всего хотелось вернуться домой и позволить себе чуть-чуть пореветь. Но дома её ждал Профессор. Когда она покидала квартиру, отец был занят очередной таинственной клиенткой, но сейчас, скорее всего, та уже ушла, так что без допроса об отсутствующей косе и разбитых коленях не обойдётся.

Малика уже решилась предстать перед родителем, когда заметила на качелях в стороне от других ребят на детской площадке знакомого темноволосого мальчишку. Он не раскачивался, погрузившись в изучение новенького пистолета на своих коленях. Кирилл первый раз вышел во двор, хотя наблюдал за жизнью его обитателей не один год. Сидя на подоконнике, он изучал их, словно редких животных в заповеднике. Сегодня Кирилл решил дать им возможность познакомиться с собой, ведь он-то знал их уже давно.

Больше всего он любил наблюдать за Маликой. Шумная, подвижная, озабоченная очередной игрой или пакостью – она не давала ему томиться за чтением книг. А читать он научился рано, по желанию бабушки, цель жизни которой состояла в том, чтобы вырастить из внука настоящего мужчину. Ответственного, умного, доброго, щедрого, красивого… в общем, мифическое существо, вроде единорога. Обе женщины лепили из Кирилла мужчину, который им самим, к сожалению, не встретился, и который не обидит и не предаст.

В то время как Малика росла, лишённая женского влияния, Кирилла взращивали сразу две женщины, оставленные в своё время не самыми лучшими представителями сильного пола. Когда-то приключения их семьи регулярно становились темой обсуждения вездесущих старушек на скамейках. Теперь же никого не удивляло, что старшая женщина в семье Камарицких слишком рано обрела статус бабушки. Вероника Петровна стала мамой в пятнадцать лет, от мальчишки едва старше неё самой. Забеременев, рассорилась с родителями, но от ребёнка не избавилась, родила девочку. Когда та подросла, она переехала в этот дом, тогда ещё новостройку. Дочку холила и лелеяла, воспитывала как утончённую принцессу: безропотную, воздушную, в меру капризную и, к сожалению, слишком доверчивую. Кирилл появился на свет, через месяц после шестнадцатилетия своей мамы.

Вероника Петровна обрела внука в возрасте, когда не каждая женщина ещё замужем, и теперь, в тридцать восемь лет, на классическую бабушку совсем не походила. Натерпелись женщины Камарицкие от мужиков достаточно, обожглись, проплакались, но не обозлились.

Целых три года у Кирилла был отец, но помнил его теперь только домашний старый кот. Куда пропал и без того нечастый гость в собственном доме, мальчик не знал. В пять лет, впервые заинтересовавшись странной конфигурацией семьи, Кирилл получил ответ от бабушки: «отец погиб в аварии, и даже его исполинский эгоизм не выжил, хотя он был такой раздутый, что уж точно имел все шансы на спасение». Кирилл немного подумал и решил не скучать по размытому образу отца. Любви родных ему хватало с головой, иногда даже хотелось чуть поменьше.

И бабушка, и мама Кирилла, пройдя через унижения и трудные времена, всё ещё оставались утончёнными дамами, не приспособленными к действительности. Обе светловолосые блондинки с такой светлой и тонкой кожей, что просвечивались голубые сосуды, они и по-прежнему были словно не от мира сего. Видимо, Кириллу не захотелось повторить судьбу своих родственниц: начал он с того, что родился смуглым малышом с тёмными вихрами. Но настойчивости на то, чтобы ни в чём не походить на несчастных в любви женщин Камарицких, хватило на один глаз – чёрный, как битум. А вот второй явно достался по наследству от зеленоглазой изнеженной матери.

К семи годам на изумрудной радужке появились золотистые крапинки, добавив мальчику ещё большую внешнюю исключительность. Василиса Максимовна млела от этой особенности, называла гетерохромию чудом-чудесным, и подолгу смотрела в глаза сыну, видя в них отражение несбывшихся грёз.

Малика прислонила велосипед к ограждению детской площадки и, приблизившись к качелям, презрительно сплюнула. Отверстие на месте выдранного зуба пришлось очень кстати.

– Говно у тебя, а не пистолет.

Кирилл удивлённо распахнул глаза, но ответить не успел. Взъерошенная девочка, нагло его рассмотрела и неутешительно заключила:

– Глаз как у жабы.

– Зелёный? – растерянно уточнил Кирилл.

– Ты дебил? Жаб не видел? Чёрный. Я в канаве у пустыря здоровенную жабу поймала, у неё глаза такие же дурацкие как у тебя.

Она гадливо передёрнулась и попыталась проделать фокус с картинным сплёвыванием, но во рту пересохло, и получился только глухой свист.

– Не садись больше на мои качели, – тут же придумала она новое правило.

Кирилл давно наблюдал за Маликой, её непонятная агрессивность не была сюрпризом, но впервые это коснулось его лично. Соседку с раннего детства выпускали гулять во двор, Профессор выпроваживал её, как только на пороге появлялся очередной клиент, чтобы непоседливая дочка не мешала сосредоточиться. Кирилл часто видел Малику на турниках, на деревьях, будто её тяготила ходьба по земле, любила она и балансировать, стоя на заборе, будто канатоходец. Малика всё время находилась в состоянии войны хоть с кем-нибудь во дворе. С теми мальчишками, что соглашались на её игры, чаще дружила, те, что решались спорить – нарывались на драку, а вот девочек откровенно недолюбливала, и они отвечали ей тем же. Кирилл восхищался Маликой и мечтал познакомиться, такая она была загадочно-безрассудная. У неё даже голос был интересный: не звонкий детский, а с хрипотцой, будто сорванный от крика. Ещё год назад он представил, как они станут друзьями, и будут вместе придумывать игры, а может даже он покажет ей свои стихи.

Он и не догадывался, что Малика начала его ненавидеть заранее, до знакомства, за то, что в его мире было целых две женщины, а у неё – ни одной. Кирилл в свою очередь мечтал об отце. И хотя внешностью удивительно походил на Профессора, иметь в родственниках человека, который выглядит, словно только что съел домашнего питомца на глазах его хозяина, побаивался.

И вот мечта Кирилла осуществилась, Малика заговорила с ним, но дружба в её планы не входила. Обида подступила к самому горлу, мешая дышать. Пока он боролся со слезами, Малика перелезла через ограждение и направилась к подъезду, таща рядом велосипед. Кирилл вскочил и собирался сказать то, что всегда говорила ему мама: глаза у него феноменальные, и через них можно разглядеть всё волшебство мира, но выкрикнул совсем другое:

– Сама ты говно!

Вот так, обменявшись комплементами, они и познакомились.

2 глава. Профессор

Целую неделю до начала взрослой студенческой жизни друзья провели в деревне. Объели все кусты смородины у Антонины Сергеевны и перешли на соседские, не огороженные забором, а зря. Не будет теперь варенья у доброй тёти Веры. Загадка внезапного расположения Профессора к Кириллу осталась не отгаданной: особой дружелюбности отец Малики не проявлял, сохранял холодную отстранённость, но и не гнал его взашей, как раньше, не грубил, а словно присматривался. Уже к вечеру местные прознали о приезде Профессора, и началось паломничество страждущих с ним пообщаться. Напрямую никто ничего не говорил, гости заводили беседу издалека, прощупывая почву, и, к досаде, своей, получали отказ, такой же завуалированный, но вполне понятный. На следующий день забредали новые желающие заглянуть в будущее и разворошить прошлое.